— Мне нравится, Иван Дмитриевич, — пожал плечами Шумилов.
— Объясните, пожалуйста, что здесь произошло?
Шумилов принялся рассказывать, формально соблюдая канву событий, но при этом, разумеется, ничего не говоря ни о Семеновой, ни о Безаке. Последнего он просто назвал «неизвестным мужчиной с пистолетом». Путилина, разумеется, такой рассказ не удовлетворил. Скорее всего, он уже успел поговорить с Варнавским и имел определенное представление о случившемся.
— Что вы здесь вообще делали? — спросил Путилин.
— Я пришел забрать одну вещь.
— Ту, что извлекли из-под корней фикуса? — уточнил начальник сыскной полиции.
— Точно так.
— И именно за этой вещью явился мужчина с пистолетом?
— Именно.
— Он забрал у вас пустую жестяную коробку?
— Забрал.
— Давайте её содержимое сюда! — приказал Путилин, протягивая руку.
Шумилов извлек из внутреннего кармана векселя и отдал их. У Алексея не существовало законных оснований для отказа Путилину в его просьбе. Он лишь позволил себе толику сарказма:
— Вам эти документы ничего не скажут.
Путилин пролистал бумаги, пробегая глазами их содержание, и, видимо, испытал разочарование.
— Откуда вы узнали о существовании этой «закладки»? — спросил он, наконец.
— Это адвокатская тайна.
— Вы не адвокат! И не официально зарегистрированный помощник присяжного поверенного.
— Разумеется. Но, тем не менее, я выполняю поручения присяжного поверенного Карабчевского. Обратитесь за разъяснениями к нему.
— Зачем же к нему, — явно раздражаясь, ответил Путилин. — Я разговариваю с вами. Нежелание отвечать на мои вопросы может быть расценено как противодействие правосудию. Я могу арестовать вас.
— Интересно будет узнать, какова окажется формулировка в арестном ордере. И что скажет градоначальник, когда узнает, что в столице арестовывают помощников адвокатов, работающих по скандальному делу? — парировал Шумилов. Разговор приобретал совершенно ненужную остроту, и это начинало его беспокоить.
— Все это кончится тем, что вас в конце концов убьют, и тогда последуют вопросы уже ко мне, как начальнику сыска, по поводу того, почему в столице происходит подобное? — пробормотал Путилин. — Вы мне лучше ответьте вот на какой вопрос: случившееся сегодня находится в какой-то связи с задержанием Дементия Кочетова?
— Прямой связи нет абсолютно никакой, — заметив недоверие во взгляде Путилина, Алексей приложил руку к груди. — Клянусь вам, никакой связи.
— Но все случившееся происходит в рамках дела Мироновича?
— Да.
— Хорошо. Вы понимаете, что не должны, не имеете права вести самостоятельный розыск?
— Разумеется. Я не подменяю собой полицию.
— У меня в этом нет никакой уверенности. Я так понимаю, что вы сумели что-то раскопать. Может быть, не вы лично, а Карабчевский, но за что-то вы хорошо зацепились. Я не лезу в адвокатскую тайну, я лишь пытаюсь анализировать ситуацию. Скажите, я правильно понимаю происходящее?
— В принципе, да, — кивнул Шумилов.
— Полагаю, вы нашли убийцу или кого-то, кто на него очень похож. И этот человек не Миронович, — заключил Путилин.
— Да, ваш вывод, Иван Дмитриевич, в целом правилен. Разумеется, этот человек не Миронович, поскольку последний является подзащитным Карабчевского.
— Алексей Иванович, вы — законник и прекрасно знаете, что, получив существенные для объяснения уголовного дела сведения, вы обязаны поставить в известность инстанции, занятые следствием. Ваша самодеятельность может причинить розыску непоправимый вред. Вдруг найденный вами убийца скроется? Вдруг он покончит с собой? Вы с Карабчевским нарушаете закон и вы еще удивляетесь, на каком основании вас можно подвергнуть аресту! Вы заигрались, вам не кажется? — с возмущением в голосе воскликнул Путилин.
Но тут уже возмутился Шумилов:
— Вот уж воистину, Иван Дмитриевич, переложили с больной головы на здоровую! В моей работе не было бы надобности, если бы Следственная часть нашей многомудрой прокуратуры вела дело должным образом и отрабатывала все возможные версии. Если бы из удобного обвиняемого не делали козла отпущения. Наконец, если бы ваши помощники работали оборотистее и со сноровкой. Но поскольку государственные инстанции оказываются не в силах защитить интересы и доброе имя простого человека, то делать это ежедневно приходится мне, Карабчевскому и сотням других адвокатов по всей Российской империи. Каким таким «противодействием правосудию» вы мне пеняете? Я ему не противодействую, а, напротив, подталкиваю его, дабы это ленивое и нечистоплотное животное окончательно не забылось в летаргическом сне!
Путилин дал ему все сказать, а потом веско ответил, точно припечатал:
— Я не стану сейчас вдаваться в полемику. Я лишь заявляю, что ваша с Карабчевским деятельность в своем нынешнем виде выходит за рамки допускаемого законом. Уважая лично вас, я готов повременить с ответными санкциями… предоставив вам, скажем, сутки на завершение всех дел, но… После этого потребую от вас полного раскрытия всех сведений по делу Мироновича. Если у вас есть убийца Сарры Беккер — представьте его, но эту беготню по городу со стрельбой и драками пора заканчивать.
Путилин сделал паузу, строго глядя в глаза Шумилову, словно проверяя, как тот его понял. Затем извлек из кармана жилета часы с императорским вензелем, не иначе как высочайший подарок, и добавил:
— Сейчас семнадцать часов двадцать восьмого сентября. Потрудитесь до семнадцати часов двадцать девятого сентября представить своего убийцу.
С этими словами он, не прощаясь, вышел за дверь. Полицейский доктор, на протяжении всего разговора продолжавший обрабатывать ступни Шумилова, посмотрел вслед Путилину и покачал головой:
— Очень сердит Иван Дмитриевич, ну очень! Нечасто таким его можно видеть!
На душе Алексея Ивановича скребли кошки. Он винил себя за проявленное ребячество. Результат самонадеянности был весьма печален: Шумилов упустил подельника Семеновой, векселя Безака не сумел сохранить и отдал их Путилину, отчасти раскрыл последнему результаты работы Карабчевского, получил от начальника Сыскной полиции ультиматум и тем подвел своего работодателя.
Все вышло как-то предельно глупо. Хуже всего было то, что Шумилов не мог ходить. Врач запретил нагружать ноги в ближайшие дни.
Весь путь до дома, проделанный в компании Агафона Иванова, Алексей мучился угрызениями совести. Агафон не лез ему в душу и дипломатично разговаривал о погоде. Подъехав к дому на Фонтанке, сыщик сбегал за дворниками, которые на руках донесли Шумилова до квартиры. Там Алексей написал короткую записку Карабчевскому, в которой просил последнего немедленно к нему явиться, и отправил с нею одного из дворников.
Госпожа Раухвельд была шокирована видом забинтованных ног Шумилова и поначалу решила, что он попал либо под ломового извозчика, либо под омнибус. С присущей женщинам практичностью, госпожа Раухвельд тут же озаботилась поисками кресла-каталки, благо среди её квартиросъемщиков был практикующий врач. Не прошло и часа, как в распоряжении Шумилова уже оказалось большое скрипучее сооружение на колесах, которые надлежало крутить руками. Алексей еще не овладел толком управлением креслом и, развлекаясь, катался по комнатам, как появился Карабчевский.
Вообще-то Николая Платоновича следовало ожидать позже, возможно даже утром следующего дня. Но записка Шумилова, видимо, до такой степени его
встревожила, что он примчался на зов без промедления.
— Слава бежит впереди вас! — объявил Карабчевский, снимая и подавая пальто горничной. — Меня уже оповестил Боневич о револьверной стрельбе в доме Швидленда и о том, что туда направил стопы сам Путилин. Скажите, какого рожна вы очутились в доме Швидленда?
Шумилов обстоятельно пересказал ту цепь событий, что привела его на Разъезжую улицу, о неожиданном выходе Безака с револьвером в руке, о последовавшей драке. Наконец, как можно точнее воспроизвел разговор с Путилиным.
— Я понимаю, почему начальник сыскной полиции решил лично побывать на Разъезжей, — задумчиво проговорил Карабчевский. — После визита к вам Иванова и Гаевского он понял, что у нас что-то есть. Разумеется, встревожился. Ведь наш успех фактически означает провал официального следствия, не сумевшего отыскать настоящего преступника. Путилин интересовался фамилиями?
— Я дал понять, что без вашей санкции ничего конкретного не скажу. Поэтому Путилин пока ничего не знает ни про Семенову, ни про Безака.
— Насчет последнего я с вами не соглашусь, — возразил Карабчевский. — Если Безака узнал приказчик домоправителя, можете быть уверены, что эту фамилию знает и Путилин. Другое дело, что он пока не имеет понятия о роли этого человека в деле Мироновича, но это вопрос времени. Они его поймают и раскрутят…
Помолчав немного, адвокат заговорил на другую тему:
— Расскажите мне, как прошло посещение кассы Мироновича? Как вела себя Семёнова? Как вам показалась обстановка на месте преступления?
— Семенова, безусловно, знает расположение предметов в помещении кассы, прекрасно там ориентируется, обстоятельно и точно воспроизводит детали преступления. Чувствует себя в «интерьере убийства» уверенно: из прихожей прямиком прошла в маленькую комнатку, где находилось кресло с трупом Сарры. Рассказ о собственных действиях в момент убийства и их мотивация убедительны.
— То есть ваше мнение сводится к тому, что убийство Сарры Беккер — дело рук Семеновой? — уточнил адвокат.
— Да, это сделала она. У меня в этом теперь нет никаких сомнений. Собственно, их и раньше не было.
— Она объяснила происхождение воска на полу прихожей?
— Да, причем абсолютно естественно. Она жгла свечу во время поиска ключей.
— Но ведь все свечи Мироновича оказались целы?
— Семенова всегда носит с собой в сумке свечной огарок. Я попросил её показать, и она его достала из сумки.
— М-да, женщина со свечой в сумке… такое не придумаешь! — удивленно покачал головой Карабчевский. — А что со спальным местом погибшей девочки?