В незнакомом городе, да ещё с такими запутанными улочками, как в Иерусалиме, гуляя, ни о чём не думая и глядя только на звёзды, вдруг совершенно неожиданно выйти в шесть утра прямо к храму Гроба Господня, да ещё ровно в момент прихода туда священников из нашей группы, живших совершенно в другой гостинице и приехавших на машине, это ли не настоящее чудо?
Иерусалимское чудо
Я к Духу, Сыну и Отцу
В их Триединстве прикасаюсь
С тех пор, как в детстве ел мацу,
К еврейской бабушке ласкаясь.
Другая бабушка тайком
Христа икону целовала.
Отец шутил с ней про партком –
Она там раньше состояла.
Загадкой был пасхальный день
Без громких песен и парадов.
На всём лежала счастья тень,
А стол был красочен и сладок.
И колокольный лился звон,
Старухи в церковь торопились.
Для нас же прочный был заслон –
Мы дружно Ленину молились.
Нам октябрятскую звезду,
Как символ веры, прикрепляли.
Мы вдаль тянули борозду –
Стать комсомольцами мечтали.
И красногалстучный свой строй
С кострами, с песнями любили,
Был боевой у нас настрой –
Мы все державой дорожили.
Те в лету канули года,
Родные бабки в них остались,
Но я запомнил навсегда:
Еврейка с русской обнимались.
Я часто слышал: Бог один,
Грех людям попусту ругаться.
И вот дожил я до седин –
Пора, пора определяться.
Свой подоспевший юбилей
Решил я, сердцу повинуясь,
Справлять не там, где веселей,
А на Святой Земле, волнуясь.
И в шестьдесят немало сил,
Не льщусь на моды и на яхты,
Своих друзей я пригласил
В края, где заповеди внятны.
Стеною Плача дорожа,
В слезах евреи там молились.
Записки, памяти служа,
В щелях до кладбища ютились.
В них чувств живых негромкий вскрик
В пещеру прячется на годы.
Уйдёт ребёнок и старик,
Но письма их не смоют воды.
В пяти минутах отстоит
Святыня чуда Воскресенья.
Пусть иноверец нас простит –
Нет в мире благостней явленья!
Смерть смертью собственной поправ,
Христос воскрес в Нетленном Теле
И, путь к бессмертью указав,
Людей от страха спас на деле.
Не каждый в Божью благодать
Навек уверовать умеет.
Моей душой — рискну сказать –
Порою Торы свет владеет.
Но чудом встречи навсегда
Господь пресёк мои сомненья –
Во мгле предутренней звезда
Вела меня, как Провиденье.
Не ведал каменных я троп,
Но на Голгофе очутился.
Увидел я Господень Гроб –
И ангел радостью светился.
А возле Гроба в споре с тьмой
Друзья и батюшки молились.
Свет дивный вспыхнул предо мной,
Мы чудом встречи восхитились,
И в этот миг, для нас святой,
Мои сомненья разрешились.
В эту пору я как раз был на пике своих религиозно-церковных чувств. А потому пригласил в поездку троих священников.
Среди них — мой племянник, сын ушедшего в мир иной брата Геннадия Гайды, отец Иннокентий, подвизающийся в Тихвинском монастыре Санкт-Петербургской епархии. Дорог он мне ещё и потому, что с первым моим сыном Андреем они были душевно близки. Поэтому стихотворение о перекличке двух судеб я посвятил им обоим:
Сын вскрикнул: «Папа, вон подснежник!»
Припав к нему, поцеловал.
А брат-поэт, чудак, насмешник,
Слезу скрывая, вдруг сказал:
«С такою ласковой душою
Средь хамства нашего не жить.
Ему б пойти тропой иною,
Да хоть бы батюшкой служить».
Не ведал брат, что кличет горе.
Судьба услышала: «…не жить»!
И взрыв потряс всех близких вскоре,
Он взят был в ангелы служить.
А повзрослевший сын поэта
Монаха постриг воспринял,
Став мужем Нового Завета,
Другую часть судьбы стяжал.
Был с нами очень боевой и по-настоящему просвещённый батюшка, заразивший меня идеей восстановления Харлампиевского храма, — отец Евгений, а с ним матушка и ещё один священник — отец Василий.
В те дни подъёма религиозных чувств я ни за что не поверил бы, что через пару лет уйдёт из монастыря в мир мой племянник — отец Иннокентий, разочаровавшись за десять лет в начальниках-стяжателях, чья жизнь, протекающая в роскоши, ох как далека от Божьих заповедей.
Во многих церковных людях, увы, разочаровался и я. Но и он, и я ничуть не меньше чтим Христа, Божью Матерь и всех святых. Во всяком случае, и дома, и на работе у меня около десятка старинных, намоленных икон, перед которыми я читаю «Отче наш» и другие недлинные молитвы и прикладываюсь к ним много раз в день. Я так же нередко испытываю потребность зайти в безлюдную церковь, поставить свечи за здравие и за упокой к образам почитаемых святых, намоленным за века многими поколениями верующих. Правда, бывает как-то обидно за ушедших в мир иной, ведь их несоизмеримо больше, чем временно живущих, а их памяти в церквях выкроены только небольшие столики с распятьем, всё остальное пространство отдано малочисленным, по сравнению с почившими, живым. Грусть, охватившая меня при этих, в чём-то странных, мыслях, также вылилась в стихотворение:
Храм теплит море огоньков
В честь малочисленных живущих,
А тем, кто принял сень венков, –
С распятьем стол для слёз горючих.
Полки ушедших велики,
Там сам Христос и все святые,
А рядом дети, старики…
Не тесно ль в храме вам, родные?
Думаю, что молитва соединяет нас со всей православной историей, с величайшими святыми, среди которых Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Александр Невский, Фёдор Ушаков и другие. Молитва, по-моему, не может не придавать сил и не укреплять душу. А это подчас необходимо, особенно в часы испытаний. Вот и сегодня, буквально за день до очередного побега от томительных поздравлений с днём рождения, вдруг раздаётся телефонный звонок, извещающий меня о пожаре, который начался в самом передовом из магазинов «Виноград», и благостного настроения выходного дня с любимой женщиной, котиком, похожим на рысь, и запахом детства как не бывало.
Как гром среди ясного неба разорвалась информация о том, что огонь, хорошо подпитанный водкой и вином, распространяется по зданию, правда, пожарные, хоть и не очень быстро, но прибыли и активно тушат.
В голове сразу самые тяжёлые мысли. Если не справятся с огнём, пламя может охватить всё здание почти в шесть тысяч квадратных метров, половина из которых принадлежит совершенно другой, очень непростой, мягко говоря, фирме. Не знаю, продолжается ли у них ремонт или их площади заполнены товаром на добрую сотню миллионов? Наша часть помещения загружена под завязку. Там и целиком магазин «Виноград», примерно с восьмью миллионами остатков, и паб «Абердор», интерьеры которого стоят не менее пяти миллионов, мебельный салон с товаром на двадцать миллионов. Но хуже всего, что около тысячи квадратов мы сдаём арендаторам — оптовой фирме, также забитой под завязку их дорогущими товарами: от витаминов и таблеток до суперсовременных недешёвых моющих средств, — в том числе взрывоопасными аэрозолями. Думаю, что там продукции на многие десятки, если не сотни миллионов рублей.
Итого возможные убытки от сгоревших товаров, интерьерных и прочих ремонтно-восстановительных работ могут оказаться от 300 до 500 миллионов рублей. Не знаю, как у арендаторов и других собственников, но у нас ни одной страховки на товар и на помещение нет. Навскидку совершенно не ясно, какие финансовые отношения возникнут с арендатором и совладельцами здания, обязаны ли по закону, и особенно «по понятиям», мы полностью компенсировать им огромный ущерб?
Все эти мысли вместе с молитвами к Господу и Пресвятой Богородице проносились в голове, пока я автоматически гнал машину к месту возможной финансовой катастрофы. Хорошо хоть из людей никто не пострадал, все живы и здоровы.
Думаю, что крайне важно выяснить, возгорание ли лежит в основе пожара или умышленный поджог. Почему-то кажется, что в случае поджога ответственность перед партнёрами ниже или отсутствует вовсе, хотя, может быть, я не прав.
Версия поджога, на первый взгляд, весьма вероятна. Ведь несколько лет назад конкуренты дважды поджигали неоновые вывески магазина, что, конечно же, выбивало из колеи его работу, но ненадолго. А несколько месяцев назад соседи, с которыми мы граничим и по земле, и по данному объекту, отдали помещение буквально в десяти метрах от нас в аренду под магазин, аналогичный нашему. Причём стоянка машин и крыльцо магазина расположены на нашей земле. Владельцы рынка обещали, что это временное решение, подготовят другие площади и через полгода магазин перевезут. Время прошло, но, как теперь часто бывает, обещание не выполнено и, похоже, забыто. Снова судиться и трепать нервы, пока не возник другой, более значимый повод, не хотелось бы. Тем более что хозяйкой центра является умная, обаятельная, но уж очень волевая женщина, да и реализация нашего магазина, несмотря на появление рядом конкурентов, упала незначительно. Жаль, что кто-то настроен не так миролюбиво, как мы, горели всё же и вывески, и автомобили. Запись, зафиксировавшая момент ночного поджога вывесок, транслировалась даже по центральному телевидению. Поскольку всем было очевидно, откуда дует ветер на пламя, поджоги после вмешательства ТВ моментально прекратились. Примерно в то же время у помощника был подожжён автомобиль. Причём накануне он пытался уладить вопрос с проездом к нашему складу, на который конкурентами была высыпана куча сваренных ежами остроконечных скоб.