К тому же я хорошо знал его отца, который кроме основной должности руководителя отдела являлся как бы негласным чиновником по особым поручениям при директоре завода. Он имел в городе много нужных знакомств, как и подобает состоявшемуся человеку еврейской национальности. Был обаятелен, обходителен, умел договариваться. Всегда, как он говорил, «посыпал дорогу перед собой» — коробочками конфет, шоколадками, а то и бутылочками хорошего вина и коньячка.
У его сына, моего партнёра, больших навыков завязывания знакомств и поддержания внешних контактов я не замечал. Он горячо любил свою семью, был замкнут на ней, глубоко почитал родителей.
Вот с таким багажом личных качеств, где-то году на третьем деятельности моей фирмы, он после долгих колебаний перешёл работать ко мне с государственного предприятия и не ошибся. Во-первых, на месте его завода теперь очередной торгово-развлекательный центр и рынки. Во-вторых, за 20 лет Давид полностью адаптировался к рыночной среде и превратился в успешного респектабельного предпринимателя, пересевшего с «Жигулей» вначале на «Волгу», а потом и на джип не хуже, чем у меня.
В первые дни, когда Давид перешёл ко мне, я взял его с собой на очень непростые переговоры. Для какой-то из организаций Иркутской области мы закупили по их заявке секцию апельсинов к Новому году, получив от них небольшую часть предоплаты, процентов десять. И вот поставка к Новому году на грани срыва. В основном из-за того, что заказчик сам перепутал какой-то реквизит в документах и переделывал его по ходу движения, что несколько задержало секцию. Из-за этого дорога немного сбилась с графика, а сроки и без того были предельными.
Но поскольку большая часть фруктов шла на новогодние подарки детям, то покупатель заявил, что после 28 декабря они им не нужны вовсе, скомплектуют другие подарки. Пусть дороже, зато в срок: «Дорого яичко ко Христову дню». Понять их желание сделать приятное коллективу и детям можно. И как производственник я понимал их правду. Но была и другая правда. Реквизиты перепутали они — цена минимум один день задержки. Плюс ещё день-два на совести дороги. При чём здесь мы? А главное, секция шла на север области, кажется, в Усть-Кут. Срок хранения и перевозки и так предельный. Пока секция вернётся назад в Иркутск, пройдут ещё дни, качество продукта, и без того, как выяснилось, пограничное, станет неудовлетворительным вовсе. А это тонн 100–120. Около десяти миллионов рублей (330 тысяч долларов). Бешеные убытки фирмы — вот вторая правда.
Разговор поэтому получился очень напряжённый, где-то грубый, на высоченных тонах с обеих сторон. Было ясно, что больше с этой организацией мы не партнёры. Но всё же оппоненту стало страшно, что наши беды с огромными убытками весомей его бед. Да и кто знает, что за сила таится за частными предпринимательскими деньгами. Он привык иметь дело с государственными средствами. И… дрогнул, согласился оплатить секцию в положенный срок. Это была победа, но с привкусом хрипоты. Когда мы вышли, Давид с нескрываемым ужасом спросил, часто ли приходится так беседовать. Я сказал, что нет, очень редко. И это была правда. Апельсины, кстати, пришли почти в срок и попали в подарки.
Вскоре я доверил Давиду самостоятельную операцию по закупке нескольких вагонов растительного масла, кажется, под Ростовом. Он провёл переговоры, дотошно подготовил и подписал договоры, перечислил деньги. И вылетел на отгрузку. На месте оказалось, что договор трещит по швам. Масла уже нет, организация на грани разорения. Деньги стремительно обесцениваются ежемесячной и даже ежечасной инфляцией. В общем, ситуация аховая. Причём, как и в случае с апельсинами, у поставщика была своя правда. Деньги из-за сбоя в работе банка или из-за хитрости пришли на счёт поставщика на неделю позже обещанного. И товар отпустили за наличку другим покупателям. Наша правда была, во-первых, в том, что деньги проболтались уже в их банках, а не у нас, и они обязаны были добиваться их оперативного зачисления. Во-вторых, за задержку платежа в договоре предусмотрены всего лишь скромные пени, а не срыв поставок. В общем, налицо было две правды. Давид хорошо запомнил тренинг с апельсинами и полностью воспроизвёл его и по аргументам, и по тональности, и, честно говоря, по замаскированной угрозе.
В результате через несколько дней он получил другой равноценный товар. По-моему, сгущённое молоко и халву. Отгрузил два вагона и вернулся победителем, принявшим боевое крещение. Хорошо это или нет, но обучаемость Давида оказалась поразительной. У него произошла как бы психологическая ломка — и рафинированный интеллигент чуть ли не за одну командировку и «тренинг» превратился в рыночного бойца.
Правда, на каком-то этапе я и сам пострадал от его новых, так быстро усвоенных не без моей помощи, качеств. Но тогда до этого было ещё более десяти лет. А пока мы тесно дружили семьями, вместе ездили отдыхать и на природу, и за границу.
Через несколько лет совместной работы Давид предложил попробовать наши силы в строительстве дома. У него от коллеги по заводу каким-то хитрым образом остался участок земли в центре города. У меня были средства на проектирование и начало строительства, и я решил рискнуть. Риск действительно был. Ни он, ни я строительством никогда не занимались. Но из специалистов в этой области у меня в фирме был небольшой отдел, занятый ремонтными работами. Руководитель отдела, военный строитель, как оказалось, имел большой опыт капитального строительства. Он и стал на долгие годы техническим директором нашего предприятия.
Выбрать надёжного подрядчика было, как говорится, делом техники. А вот многочисленные согласования и споры с городской администрацией, водоканалом, электросетями, архитектурой, стройнадзором и т. д. и т. п. — оказались чем-то средним между занимательной математикой, сизифовым трудом и египетской работой.
Здесь Давид выказал недюжинные способности, прежде всего своим прилежанием и привычкой к системному труду. Трудолюбия ему было действительно не занимать, особенно при работе на себя. По наиболее трудным и конфликтным вопросам он подключал меня. У меня уже тогда работало более тысячи сотрудников, чьи голоса были важны во время избирательных кампаний, сильны были наши позиции и на продовольственном рынке города, а кроме того, появились друзья-приятели, близкие к городскому и областному руководству. Как только стали прорисовываться контуры дома, финансировать стройку стали сами дольщики. На случай плохого финансирования дольщиками в число учредителей мы пригласили и директора мясокомбината — моего отца. Часть квартир на стадии строительства можно было предложить комбинату. Но необходимость в этом отпала, оплачено ими было только две квартиры, и Давид предложил сократить до двух число учредителей. Я бесспорно согласился.
На следующем объекте, имея на руках все разрешительные документы, пришлось выдержать настоящую войну с жильцами. Как всегда, им не хотелось получить под окнами стройку, потеряв тихие пустыри и просторные места для выгула собак. Среди жильцов были весьма уважаемые в городе люди: известный поэт, директор предприятия, заслуженный мастер спорта по боксу, ныне известный тренер, и др. Именно последний и возглавил протестную группу. Переговоры с ними успеха не принесли. Жильцы при подходе техники и попытке установить забор собирались, как по тревоге, и не давали проезда. Давид в этот решающий момент попросил помощи. Были мобилизованы все машины (около пятидесяти единиц) и все мужчины фирмы, из них было организовано живое оцепление, прорвать его жильцы не смогли. Забор со всеми необходимыми согласованиями администрации был победно водружён на законное место, и стройка закипела. Но и жильцам всё же было что праздновать. Из шести блок-секций на встрече противоборствующих сторон у мэра города две блок-секции были исключены из плана. Это, с учётом перекладки инженерных сетей, угрожало серьёзно подкосить экономику объекта. Мэр — сам строитель — прекрасно понимал убытки от своего решения и пообещал в компенсацию любую (!) площадку в городе. Нет, как говорится, худа без добра.
Недолго думая, Давид высказал мне, а я — мэру предложение о площадке на самом берегу Ангары. Она была одна из самых лучших в Иркутске. Думаю, мэр очень пожалел о словах «любая площадка», вскоре поставив себя отказом в неудобную ситуацию. Но уж слишком хотелось нам построить что-нибудь, чего ещё не было в Иркутске, причём в месте, которое хорошо обозревается с обоих берегов Ангары, а также с моста. Да и выгода от участка на берегу тоже немалая. Это понимали не только мы. Претенденты были и повесомей, среди них один из проворных заместителей мэра. И всё-таки ценой немалых усилий, не без помощи друзей-переговорщиков, площадка досталась нам. Но Центр сохранения наследия дал разрешение только на пятиэтажный квартал. Давид оперативно развернул строительство, найдя прямого дольщика в лице одного из банков.
Первая блок-секция была построена быстро, но радости и красоты особой в ней не было. Тогда я решил всё же убедить свою приятельницу — директора Центра сохранения культурного наследия — в целесообразности высотного здания на берегу Ангары, и она дрогнула. Ещё раз провели панорамное исследование, чтобы понять, как повлияет высотка на вид города, не закроет ли она важнейшие виды на храмы с противоположного берега и моста. Оказалось, что панорама города — тоже объект охраны. Исследование показало — не закроет. Но всё же взять на себя ответственность за фактически первое высотное здание в центре Иркутска, да ещё на самом берегу Ангары, начальница ЦСН не могла и порекомендовала согласовать вопрос в Москве. Проект выполняла мастерская главного архитектора города. Он тоже горел желанием украсить город достойным зданием, и по моей просьбе они с Давидом вылетели в столицу.
Добиться положительного решения оказалось не так уж сложно. Мы знали, что главный специалист по памятникам в Москве поддерживает оригинальные проекты высотного строительства. И вскоре проект был переделан и представлен на согласование. В центре застройки квартала, похожего на океанский лайнер, красовалась пятнадцатиэтажная блок-секция. На тот момент это было самое высокое и, думаю, самое красивое здание в городе. Во всяком случае, когда Москва в новостях показывала Иркутск, не раз красовался наш дом как визитная карточка города, его достопримечательность. В квартале на берегу получилось более десяти тысяч квадратных метров престижного жилья и офисов. Все наши хлопоты с выбиванием участка, с согласованиями этажности и в Иркутске, и в Москве, небезопасные разборки с арендаторами земли, у которых была своя правда в судах, а главное, «по понятиям», окупились сторицей. Кроме большого морального удовлетворения была и немалая прибыль. Но большие деньги — большие соблазны. Редко кто выдерживает такое искушение.