Посетили мы и Криковские подвалы — огромное винное хранилище восемнадцати километров в диаметре, по которому мы ехали на машине. Интересно, что улицы там назывались по маркам вина: улица Фетяски, улица Совиньон, улица Каберне, улица Кодры, улица Шампанского. Кругом указатели. Криковское винохранилище было основано на месте горных шахт (по-моему, во время войны немцы добывали здесь строительный камень). Это место уникально по своему микроклимату с естественной постоянной влажностью воздуха и температурой на уровне 16°, необходимой для выдержки и хранения вина. Всё там впечатляло: сами подвалы, редкие коллекции вин (в «Крикова» хранятся, например, трофейные вина из коллекции Геринга).
Спустя годы я узнал, что, оказывается, есть вина, которые, как и произведения искусства, продаются на крупнейших аукционах мира, причём цена одной бутылки может достигать сотен тысяч долларов. И покупаются они чаще не для питья, далеко не весь коллекционный алкоголь и живёт-то десятки и сотни лет, а как выгодные инвестиции. Таких масштабных и интересных подземных сооружений и старинных вин, как в «Крикова», ни до, ни после мне видеть не приходилось.
В общем, первая поездка в Молдавию была запоминающейся и положила начало дружбе и совместному бизнесу на пять-семь лет, пока там не стали безраздельно хозяйничать крупные московские фирмы. Мы ударили с виноделами по рукам, я вернулся в Иркутск и начал заниматься лесом. Но кроме леса обязательно нужны были и деньги. Официальную часть договорились отдать лесом, а неофициальную часть — деньгами.
Деньги от реализации рыбы были собраны и лежали в коробках, задача была превратить их в крупные купюры, что тоже не так просто. Но следующая и главная задача — как их доставить в Молдавию. Важно было, чтобы деньги не заметили в аэропорту, местечковыми правилами не разрешалось в большом количестве дефицитную наличность увозить из области, а кроме того, это было небезопасно с точки зрения «хвоста» — алчущие поживиться или осведомители бандитов могли найтись и среди служащих аэропорта.
Оставался главный вопрос: кому доверить перевозку немалой суммы? Опять лететь самому? Но на мне были вопросы с отправкой леса, завершение реализации рыбы и куча других неотложных дел. А дальше нужно было думать, как принять вино и скоропортящиеся фрукты, искать помещения для хранения продукции, формировать коллектив.
Поехать самому — упустить важные моменты организации сбыта. Ничем хорошим это не закончится. В лучшем случае придётся привозить и оптом с очень небольшой выгодой кому-то отдавать продукцию, а потом ещё долго выхаживать деньги. Надёжных партнёров было немного.
Думая о том, кому в такой ситуации доверить огромную по тем временам сумму на несколько вагонов вина, я перебрал в уме массу знакомых и приятелей, разыскивая того, с кем, как говорится, можно пойти в разведку. Но таких людей и раньше-то было не густо, а теперь, с началом перестройки, когда заводчане дружными рядами стали спиваться и уходить в мир иной, и подавно. Многие из тех, кто не смог или не хотел адаптироваться к новым реалиям, были обижены на весь белый свет и изменились не в лучшую сторону. Юрий Кузнецов развивал эту тему в стихотворении «Голубая падь»:
Мать честная! Наша хата с краю,
Дальше пропасть — голубая падь.
Наша правда — ничего не знаю!
Выйдешь — а народа не видать.
Люди есть, но только эти люди
Потеряли Божий страх и стыд.
Где народ?.. Мать бьёт в пустые груди:
— Я не знаю!.. — Правду говорит.
— А народ рожала я на диво,
А родной, не знамши ничего,
Встал на диво да махнул с обрыва –
Только я и видела его…
После долгих поисков я остановился на моём родственнике-поэте, который не имел никакого отношения к коммерции, никогда не работал на промышленном предприятии и вообще с деньгами. Достоинство у него было только одно — глубокая порядочность, крепкое нравственное ядро и богатый внутренний мир. Именно к таким, как он, редчайшим в наше время людям великой совести и дворянской чести, даже в такой ситуации, когда никто и никогда не узнает о совершённой подлости или допущенном малодушии, относится замечательное стихотворение Анатолия Передреева «В тайге»:
…Скользил по снегу
Человек на лыжах,
И очень торопился человек.
Он знал — опасна ранней мглы завеса,
Он видел –
Затевается пурга.
Не выберешься вовремя
Из леса,
Начнёшь плутать –
Не выпустит тайга.
И он спешил.
И знал он, что успеет
Дойти к жилью,
К весёлому огню,
Успеет раньше,
Чем в лесу стемнеет…
И вдруг Увидел
Странную лыжню.
Петляя меж стволами,
Как слепая,
Она металась
На исходе дня…
И понял человек,
Что погибает
Лыжня чужая,
В дебри уходя.
А он спешил,
Он очень торопился,
Он шёл к жилью,
К весёлому огню…
Качались ели,
Ветер в елях бился.
И две лыжни
Слились в одну лыжню.
Поэт, работник Дома литераторов, тогда ещё не член Союза писателей, хотя уже им было написано немало стихов, проведены сотни литературных вечеров, и фамилия его была широко известна в Иркутске в интеллигентских кругах. Такой безусловной «находкой» стал мой родственник, а впоследствии и друг на вечные времена — Геннадий Гайда. Понятно было, что только этот человек ни за что не подведёт и не срежиссирует ситуацию потери средств по «объективным причинам», как это часто бывало в ту пору. Ему я мог доверить любую сумму.
Заручившись его согласием участвовать в столь необычном для литератора и сложном деле, стали думать, как перевезти деньги. Он попросил жену сшить ему жилет со множеством карманов, наподобие матерчатой настенной сумки для азбуки в нашем детстве. В банке поменяли сумму на большие купюры, всё это он растолкал в кармашки жилета, жилет надел под свитер, благо просвечивания ещё не было. Всю эту огромную сумму денег, на несколько вагонов вина и фруктов, он повёз в Москву, а потом вместе с моим новым партнёром — в Молдавию. Наволновался я изрядно. А вдруг ошибся в человеке, и Батраз, имеющий в Москве лишь арендованную квартиру, растворится на бескрайних просторах Северного Кавказа, ограбив Геннадия? Но интуиция не подвела и в этот раз. Батраз оказался настоящим партнёром и товарищем.
В Молдавии со всей России ходоков за вином и прочей продукцией было немало, и Геннадию с Батразом пришлось серьёзно повоевать, чтобы пробиться к директору, даже несмотря на то, что мы перед этим туда приезжали, жали друг другу руки. Вино для нас, как и договаривались, нашли. Мы, в свою очередь, отправили лес.
Вместе с Батразом познакомились мы с одним из главных руководителей государственно-коммерческой организации «Молдконтракт». Эта организация давала разрешение на вывоз вина, как несколько лет назад Камчатский облисполком — на вывоз рыбы, с той разницей, что ситуация стала качественно иной, и Молдавия уже была заинтересована в сбыте продукции.
В следующие наши приезды сам руководитель этой организации Юрий старался, чтобы вино мы брали теперь с его участием и интересом, в ту пору в госорганизациях ещё стыдливым и скромным.
Он, как и я, в прошлом производственник, к тому же большой любитель поэзии, и даже организовывал Геннадию литературные выступления. Иногда, когда была возможность, задерживал Гену на месяц и более.
Интересно, что в Молдавии, а позже в Таджикистане, где мы проводили не очень успешную закупку арбузов, русскую поэзию слушали с большим интересом, чем у нас. Русского поэта Гайду считали за честь пригласить на день рождения или даже на весьма колоритную национальную свадьбу.
Несколько раз он так входил в роль посла российской культуры, что мы с трудом вырывали его для новых дел.
Неподдельный интерес к русскому языку и поэзии стимулировал Геннадия к собственному творчеству. Девяностые годы у него были урожайней других десятилетий, и в 1997 году вышел его долгожданный сборник. Приняли его и в Союз писателей России.
Не знаю, исследовал ли кто-нибудь связь востребованности творчества и его результативности, но в подлое время 90-х, когда государство бросило творческие союзы на произвол судьбы, а коллекционеры живописи ещё не народились, в Иркутске умерло, к сожалению, в прямом, а не в переносном смысле, начиная с Бориса Десяткина, немало талантливых художников, было им в районе пятидесяти лет. А уже в первое десятилетие двухтысячных мы потеряли Владимира Лапина и Николая Вершинина… Сегодня коллекционеры Иркутска и Китая буквально гоняются за их полотнами, а выставки организуются вплоть до культурной столицы — самого Питера.
Но лирика лирикой, а коммерческий поезд всё набирал и набирал обороты. Размахнулись мы с учётом леса так широко, что вскоре около базы разом скопилось больше десятка вагонов. Где-то нерасторопно работали и сами железнодорожники, затягивая раскредитацию, где-то у нас не хватало каких-то документов, да и опыта тоже. А за неразгруженные вагоны — большущие штрафы. Но вино формально относилось к продуктам питания, и мы не сильно покривили душой, когда друзья из областной администрации походатайствовали перед железной дорогой: минимизировать или свести даже к нулю штрафы. Легендарный начальник ВСЖД Геннадий Павлович Комаров, в свою очередь, с учётом особого отношения к продуктам питания, а главное — к династии директоров Бронштейнов, кою я представлял, пошёл нам навстречу.
Таким образом протекала наша следующая операция — под кодовым названием «Молдавское направление». Вино при первых поставках было ещё дефицитом, и значительная его часть уходила, что называется, с колёс, в процессе разгрузки. Не обошлось и без «наездов», когда какие-то «братки» пытались силой захватить часть продукции. Защищали вино, как говорится, с оружием в руках. Был момент, когда дело даже дошло до перестрелки, прозвучало по нескольку выстрелов с обеих сторон, благо что над головами. Бандиты проверили нашу обороноспособность и отступили искать жертвы помельче и послабже.