22
…al des grâles pflihtgesellen
von in vrâgens niht enwellen[37].
Бельбо говорил недолго, он повторил то же, что было сказано по телефону, почти без новых деталей, не считая второстепенных: что полковник рассказал невнятную историю, как будто он напал на след неких сокровищ, на основании документов, найденных во Франции. Не более того. У нас, сказал Бельбо, сложилось впечатление, что он считает свой секрет опасным и хотел бы рано или поздно обнародовать его, чтобы не быть единственным хранителем. Полковник ссылался на опыт каких-то предшественников, которые якобы после раскрытия секрета таинственно исчезали. Он готов был показать нам документы, но только после подписания контракта. Но Бельбо не мог подписывать контракт, не посмотрев на материалы. Так что стороны разошлись, договорившись увидеться в будущем. Полковник действительно упоминал о встрече с неким Ракоски, добавив, что тот – бывший главный редактор «Журналь дю Секрет». Собирался обратиться к тому за предисловием. Ракоски, кажется, советовал ему не торопиться с публикацией. Полковник скрыл от Ракоски, что собирается в «Гарамон». Вот и все, пожалуй.
– Ясно, ясно, – сказал Де Анджелис. – Какое он произвел впечатление?
– Человека неуравновешенного. Явно страдает ностальгией по былым геройствам, по Иностранному легиону.
– Да, он геройствовал в легионе, и не только там. Мы вообще-то за ним давно присматривали, хотя не сильно. Знали бы вы, сколько у нас таких молодцов. Его на самом деле зовут не Арденти, хотя французский паспорт – настоящий. Он уже несколько лет появляется в Италии наездами и был опознан, но не стопроцентно, как некий капитан Арковеджи, приговоренный к смертной казни заочно в 1945 году. Сотрудничество с СС, бог знает сколько народу отправлено им в Дахау. Во Франции за ним тоже наблюдали. Он имел судимость за мошенничество и выкрутился чудом. Предположительно, повторяю, предположительно, но не точно, он есть и то лицо, которое под именем Фассотти в прошлом году жульнически предлагало одному мелкому миланскому промышленнику войти с ним в долю для разыскания сокровищ Муссолини. Фассотти утверждал, что знает, где именно перед расстрелом в Донго дуче успел опустить в озеро Комо сундуки с золотом, драгоценностями и документами, и что достаточно нескольких десятков тысяч долларов, чтобы нанять водолазов и катер… Получив аванс на предварительные расходы, исчез. Теперь и от вас я слышу, что сокровища – его пунктик.
– Что насчет Ракоски? – спросил Бельбо.
– Запросили. В «Принце Савойском» действительно проживал такой Ракоски, Владимир, с французским паспортом. Почтенный господин, особых примет не имеется. Словесный портрет совпадает с тем, который получен от тутошнего швейцара. В аэропорту сказали, что он зарегистрирован на сегодняшний ранний рейс на Париж. Я задействовал Интерпол. Маурицио, есть новости из Парижа?
– Пока что нет, комиссар.
– Вот вам. В общем, полковник Арденти, или кто там за него, появился в Милане четыре дня назад. Чем он занимался первые три дня – поди угадай. Вчера в два часа предположительно встретился с Ракоски у того в гостинице, скрыл, что назначена встреча с вами… Это существенная деталь. Вечером он возвращается в гостиницу, скорее всего с тем же Ракоски и еще с каким-то субъектом. После чего наступает полный туман. Если даже его и не убили, в любом случае номер обыскали. Чего ради? Что они ищут? В его пиджаке… Да, вот еще… Если он ушел действительно на своих ногах, то в любом случае без пиджака. Пиджак с паспортом остался в номере. Но не думайте, что этим дело облегчается. Потому что старец клятвенно утверждает, что на кровати труп лежал в пиджаке, но что это мог, с другой стороны, быть пижамный верх. Попробуйте работать с подобными показаниями. Ладно, я говорил про пиджак. Там оказалось довольно много денег, я бы сказал, чересчур много… Значит, эти люди искали не деньги. Единственную подсказку в данном деле я могу получить от вас. Полковник приносил бумаги? Как они выглядели?
– Коричневая папка, – сказал Бельбо.
– А по-моему, красная, – вмешался я.
– Коричневая, – повторил Бельбо. – Но я не очень запомнил.
– Красная или коричневая, – сказал комиссар, – но здесь нет никакой. Вчерашние посетители унесли ее. Значит, именно эта папка – ядро детектива. Я думаю, что ваш Арденти совсем не собирался публиковать книгу. Он накопал какие-то данные, чтобы шантажировать Ракоски, и пытался использовать издательские контакты как пружины давления на того. Вполне в его стиле. Что дает нам возможность выдвинуть новые гипотезы. Парочка уходит, ограничившись угрозами. Арденти перепуган и решает делать ноги. Бросает все на свете и забирает только папку. И неизвестно ради какой цели устраивает так, чтобы старик засвидетельствовал, будто видел его труп. Хотя это немного слишком романтично и не объясняет перерытую комнату. С другой стороны, если те двое его убили и забрали папку, зачем им было забирать еще и труп? Ну, ладно, достаточно, будем разбираться. Извините, мне необходимы ваши документы.
Он повертел мой студенческий билет: – Философия, так, так.
– Не я один, – парировал я.
– Лучше бы вас было поменьше. Значит, занимаетесь тамплиерами. Что я должен прочесть, чтобы разобраться в этих тамплиерах?
Я назвал ему две книги, популярные, но достаточно серьезные. Добавил, что настоящие сведения о тамплиерах относятся только к периоду до процесса. А что касается дальнейшего – это все голословные измышления.
– Понятно, понятно, – сказал он. – Еще и тамплиеры на мою голову. На эту группировку у меня пока досье не было.
Появился Маурицио с телефонограммой: – Только что получено из Парижа.
Комиссар прочитал: – Очень прекрасно. В Париже никакого Ракоски знать не знают, паспорт с этим номером два года как украден. Очень превосходно. Господина Ракоски не существует на свете. Вы говорили про как его там… – он заглянул в свои записи, – «Журналь дю Секрет». Запросим информацию. Но я и без нее знаю, что либо такого журнала нет вообще, либо он прекратил выходить еще при царе Горохе. Хорошо, господа. Спасибо вам за сотрудничество. Может быть, мне придется еще разок-другой вас потревожить. А кстати, последний вопрос. Этот Арденти намекал на свои связи с политическими объединениями?
– Нет, – сказал Бельбо. – Думаю, он предпочитает политике поиск сокровищ…
– …и широкий спектр мошенничеств. – Комиссар повернулся ко мне: – Вам, думаю, полковник не понравился.
– Этот тип людей мне несимпатичен, – ответил я. – Но я не душу их железными проволоками. Разве что мысленно.
– Конечно, конечно. Неохота возиться. Не беспокойтесь, господин Казобон, я не из тех, кто считает, что все студенты террористы. Идите с богом. Счастливого вам диплома.
Прощаясь, Бельбо спросил: – Простите, комиссар, просто чтоб знать. Вы из угрозыска или из органов?
– Тонкий вопрос. Мой коллега из угрозыска был тут ночью. Так как в политической картотеке нашлось кое-что на вашего любимого Арденти, к делу подключили меня. Я из органов. Но не знаю, хорошо ли подхожу на свое место. Жизнь не так проста, как можно подумать по детективам.
– Я уже догадывался об этом, – ответил, как в детективе, Бельбо. Пожал руку комиссару и вышел.
Мы ушли, но определенную неловкость я продолжал ощущать. Не в комиссаре было дело. Он как раз оказался неплохим. А во мне самом. Я впервые в жизни попал в скользкое положение. Лгал. И Бельбо лгал тоже.
При прощании у подъезда «Гарамона» обоим было не по себе.
– Да ничего мы страшного не сделали, – виновато бормотнул Бельбо. – Будет комиссар знать об Ингольфе и катарах или не будет – что это меняет? Зачем повторять идиотский бред? Полковник мог улетучиться по тысяче причин. Может быть, Ракоски работает в Моссаде и наконец восстановил справедливость. Может быть, он от какого-нибудь крутого босса, которого наш полковник обдурил. Может быть, это старый дружок по Иностранному легиону и они чего-то там недоделили. Или киллер из Алжира. Скорее всего, погоня за тамплиерскими кладами занимает второстепенное место в судьбе полковника. Да, я понимаю, исчезла только та папка, красная или коричневая… М-да. Хорошо, что вы мне возразили, тем самым подчеркнули перед комиссаром, что я видел папку только мимоходом…
Я молчал, а Бельбо не знал, как ему закончить.
– Ну, скажите, что я опять сбежал, как тогда на демонстрации.
– Глупости какие. Все правильно. Я пойду.
Мне было его жалко, потому что он чувствовал себя подлецом. Я же не чувствовал себя подлецом, потому что меня приучили в моей компании, что полиции надо врать. Врать из принципа. Но правы те, кто говорит, что от нечистой совести дружба портится.
С того дня мы не встречались. Я был бы для него ходячим упреком, он – для меня.
Но на беседе в комиссариате в очередной раз было очевидно, что студент всегда выглядит подозрительнее, нежели выпускник университета. Я проработал еще год и написал-таки двести пятьдесят страниц о суде над тамплиерами. В те времена защита диплома была проявлением лояльности по отношению к государству. Поэтому ученый совет обошелся со мною мягко.
Через несколько месяцев многие студенты перешли к вооруженному терроризму, эпоха уличных шествий под открытым небом заканчивалась.
У меня было ужасно мало идеалов. Но имелось алиби: в лице Ампаро я обнимал стопроцентное воплощение третьего мира. Ампаро отличалась красой, марксистской идеологией, бразильским подданством, энтузиазмом, раскованностью. Все было при ней: восхитительно перемешанная кровь и годовая стажировка в Италии, увы, близившаяся к концу.
Мы встретились на одной вечеринке, и я повел себя спонтанно, предложив ей сразу же заняться любовью. Предложение имело успех. Спустя некоторое время та же Ампаро переслала мои бумаги в университет Рио, где как раз требовался преподаватель итальянского. Со мной заключили контракт на два года с возможностью продления. В Италии мне становилось тесно, и я уезжал с удовольствием.