ссенского, для которого устраивал фабрику по производству красок.
Ничего экстраординарного, стандартная карьера авантюриста восемнадцатого века, меньше амуров, чем у Казановы, и надувательства не так театральны, как у Калиостро. В конечном итоге, за вычетом нескольких провалов, в глазах сильных мира его репутация не так уж плоха. Он ловит их всех на алхимическую наживку, однако с промышленным уклоном. Но постепенно вокруг его фигуры, безусловно в результате его же направленных усилий, складывается легенда о бессмертии. Не раз и не два в салонной беседе от него слышали рассказы о событиях глубоко древних, так, как будто он их видел собственными глазами. Он сооружает свой миф непринужденно, под сурдинку.
В книге цитировался также «Гог» Джованни Папини, где описана ночная встреча героя на палубе трансатлантического парохода с Сен-Жерменом. Истомленный тысячелетним возрастом и воспоминаниями, переполняющими память, граф находится в отчаянии, как знаменитый борхесовский Фунес – только текст Папини написан раньше, в 1930 году. – Не думайте, что наша участь завидна, – говорит Гогу граф. – Проходит столетия два, и невыразимая скука охватывает несчастных бессмертных. Мир монотонен, история ничему не учит людей, и в каждом поколении все те же страхи, все те же страсти, события не повторяются, одно напоминает другое… новости, открытия, откровения – все изживает себя. Я могу признаться только вам, сейчас, когда нас двоих слышит только Красное море: мое бессмертие мне надоело. Земля не имеет больше для меня секретов, а на мне подобных я не надеюсь.
– Любопытный персонаж, – сказал я Ампаро. – Ясно, что наш друг Алье косит под Сен-Жермена. Зрелый, даже перезревший джентльмен, с деньгами все в порядке, свободное время имеется, как и наклонность к мистике…
– В своей реакционности он последователен и достаточно смел, чтобы быть декадентом. Предпочитаю этот тип демократическим буржуям, – доложила Ампаро.
– Вимен пауэр[43], вимен пауэр, а потом пускаете слюни, если вам чмокнули ручку.
– Это вы нас довели. Доводили много столетий. Дайте нам как следует эмансипироваться. Я же не говорю, что хочу за него замуж.
– И на том спасибо.
На следующей неделе Алье позвонил сам. Он договорился на сегодняшний вечер, что нас примут на террейро де кандомбле. К ритуалу нас не допустят, потому что иалориша не доверяет туристам, но она собственной персоной встретит нас до начала церемонии и проведет экскурсию по террейро.
Алье заехал за нами на машине, и мы покатили по направлению к фавелам – бедняцким пригородам, с другой стороны горы. Здание, у которого мы остановились – какой-то брошенный фабричный павильон, – охранялось старым негром. Он и ввел нас на территорию, предварительно окурив какою-то благотворной смолою. По ту сторону забора виднелся жиденький сад, посреди которого стояла огромная корзина из пальмовых листьев, наполненная божьими лакомствами – comidas de santo.
Внутри в огромном цеховом помещении все стены были увешаны картинами, благодарственными подношениями, африканскими масками. Алье пояснил нам, как организован зал. В глубине поставлены скамьи для непосвященных, ближе к середине – помост с музыкальными инструментами, стулья для оганов. – Оганы, так называются почитаемые люди, не обязательно верующие, но уважающие культ. Тут в Баии знаменитый Жоржи Амаду – оган на одном террейро. Его назначила Иансун, повелительница войны и ветра.
– А откуда возникли эти божества? – спросил я.
– Они прошли сложный путь. Прежде всего, важное значение имеет суданская ветвь, которая укоренилась на севере на самом раннем этапе завоза рабов. Из этого этнического мира берет свое начало кандомбле, прославляющее африканских божеств ориша. В южных штатах Бразилии сначала преобладало влияние групп банту, но потом разные смешения в геометрической прогрессии привели к полной неузнаваемости исходного материала. Поэтому на севере культы исповедуются в соответствии с африканскими религиями, а на юге примитивная макумба эволюционировала, приведя к появлению умбанды, на которую повлияли и католицизм, и кардецизм, и европейский оккультизм…
– Не слышу тамплиеров. Раз в кои веки.
– Тамплиеры – это вообще метафора. В любом случае, сегодня вы действительно о них не услышите. Но пути синкретизма почти неисповедимы. Вы видели перед дверью, рядом с Божией снедью, железную статуэтку черта с рогатиной, у его ног – вотивные подношения? Это Эшу, имеющий огромную силу в умбанде, но не в кандомбле. И тем не менее на кандомбле его почитают, он дух-посредник, выродившийся Меркурий. Эшу вселяется в участников умбанды, но не кандомбле. Но все-таки Эшу почитается и здесь. Глядите, там под стенкой… – И он показал нам на раскрашенные статуи: индейца и старого негра, присевшего покурить трубку. Негр был в белой повязке, индеец – голый. – Это прето вельо и кабокло, духи покойников, на умбанде они главные герои. Что они делают здесь? Принимают почести, не участвуют, потому что во время кандомбле восстанавливается связь только с африканскими божествами, ориша; тем не менее и этих не забывают.
– А есть что-то общее в двух культах?
– Скажем так: для всех афро-бразильских религий в любом случае характерно, что во время ритуала участники впадают в транс и в их тело вступает сверхъестественная сила. На кандомбле – ориша, в умбанде – духи усопших.
– Я забыла свою страну и свою расу, – сказала Ампаро. – Боже милостивый, чуть-чуть Европы и чуть-чуть исторического материализма – из головы вытеснилось все. А ведь об этом в свое время мне рассказывала бабушка…
– Чуть-чуть какого материализма? – усмехнулся Алье. – Ах да, я что-то об этом слышал… Как же, как же, апокалиптическое верование, проповедовалось одним шаманом из Трира…
Я прижал к себе локоть Ампаро: – Но пасаран, любовь моя.
– Господи Иисусе, – охнула она.
Алье, вероятно, расслышал наш полушепотный разговор. – Могущество синкретизма почти что неисповедимо, моя дорогая. Но если вы предпочитаете политические интерпретации, пожалуйста. Расскажем историю иначе. Законы девятнадцатого века возвратили рабам их свободу, но в стремлении искоренить следы давешних унижений были уничтожены любые, в том числе документальные свидетельства времен работорговли. Рабы получили волю, но утратили свое прошлое. Они стремятся восстановить хотя бы коллективное самосознание, поскольку родового и семейного лишились. Этим и обусловлен возврат к корням. Таков их специфический способ противостоять, как выражается ваше юное поколение, давлению верхов.
– Но вы только что сами говорили, что в дело замешаны эти европейские секты… – отвечала Ампаро.
– Моя милая, чистота – роскошь, а рабам достается что дают. Но они мстят. И, мстя, захватывают в плен больше белых, чем вы можете подумать. Изначальные африканские культы отличались обычными слабостями, свойственными религиям, были привязаны к месту, к этносу, не имели будущего. Но, соприкоснувшись с мифами колонизаторов, они сумели возродить чудесный эффект античной древности: вдохнули новую жизнь в мистерийные культы второго и третьего веков нашей эры, возникшие в Средиземноморском регионе из религии одряхлевающего Рима и из тех древних заквасок, которые бродили в Персии, Египте, доиудейской Палестине… Во времена поздней империи в Африку попадают огромные заряды средиземноморской религиозности, и Африка их аккумулирует, накапливает, конденсирует. Европу загубило христианство, настоянное на «государственном интересе», в то время как Африка приняла в себя сокровища знания и тихо стерегла их с далеких пор. Те самые сокровища, которыми во времена египтян она поделилась с греками, а те бессмысленно промотали полученное богатство…
28
Есть корпус, который объемлет весь единый мир, и представляйте его в круговой форме, ибо это есть форма Всего… Вообрази теперь, что в кругу этого корпуса пребывают 36 деканов, в центре между кругом всеобщим и кругом солнопутья, разделяя эти два круга и, скажем иначе, ограничивая зодиак, увлекаемые вдоль зодиака с планетами… Смена царей, рост городов, голод, чума, отливы морей, земной трус, ничто из этого не бывает помимо влияния деканов…
– Да что это за сокровища такие?
– Вы представляете себе, что за невероятная эпоха второе и третье столетия после пришествия Христа? Ее величие не в роскошах империи на излете владычества, а в том, что попутно расцветало в Средиземноморском бассейне. В Риме преторианцы потрошили императоров, а в Средиземноморье цвела эпоха Апулея, вершились мистерии Изиды, наблюдался великий возврат духовности – неоплатонизм, гностицизм… Благословенные времена, когда христиане еще не захватили власть в свои руки и не приговаривали к смерти еретиков. О дивная эпоха, царствование «нуса», поэзия экстаза, присутствие явлений, эманаций, даймонов и аггельских когорт. Это знание диффузное, несвязное, древнее, как древен мир, оно восходит ко временам ранее Пифагора, к брахманам Индии, к евреям, к волхвам, к гимнософистам и даже к варварам самого крайнего севера, к друидам Галлий и британских островов. В свое время греки называли их варварами, потому что те бормотали бур-бур, вар-вар, не умели изъясниться, их наречия для изнеженного уха звучали как песий лай. А в ту эпоху, о которой сейчас речь, наоборот, люди пришли к выводу, что варвары гораздо более сведущи, чем эллины, именно потому, что их языки скрытны. Вы думаете, все, кто будет плясать сегодня, знают тайный смысл всех песен и магических имен? К счастию, нет. Каждое непонятное слово для них – упражнение для дыхания, мистические вокализы. О, эпоха Антонинов… Мир был полон поразительных совпадений и тончайших подобий, следовало проницать их, проницаться ими, обращаться ко снам, оракулам, волшбе, что позволяло воздействовать на природу и на ее силы, подвигая подобное подобным. Мудрость неуловима, летуча, не подвластна ни единой мере. Вот почему в ту эпоху богом-победителем был Гермес, строитель уловок, бог перекрестков и воров, одушевитель писательства, искусства уклончивого и гибкого, изобретатель навигации, уводящей далеко за границы, туда, где смешиваются горизонты, первооткрыватель подъемных лебедок, помогающих отрывать камни от почвы, создатель оружия, умеющего претворять жизнь в смерть, мастер водяных насосов, вздымающих в воздух жидкую стихию, покровитель философии, которая обманывает и манит… Знаете, где живет Гермес в наше время? Да вы его видели тут, за дверью, его называют Эшу, он у богов на посылках, посредник, коммерсант, не ведающий различий между добром и злом.