Дополнение к Фоме Кампанелле, к трактату Об испанской монархии.
Дальше было еще интереснее, и к возвращению Ампаро я готов был вкратце изложить ей все, что происходило после публикации манифестов. – Невероятная история. Манифесты выходят в эпоху, когда подобных сочинений бытовало множество, все алчут обновления, золотого века, райских услад ума. Жуткая суматоха, одни копаются в магических текстах, другие топят печку, чтобы вытопить золото, кто-то повелевает светилами, кто-то составляет секретные алфавиты и универсальные языки. В Праге Рудольф Второй переоборудует свой двор в алхимическую лабораторию, приглашает Коменского и Джона Ди, астролога английского короля; Ди описал все тайны мироздания на нескольких страницах в сочинении «Иероглифическая монада». Лейб-медиком Рудольфа Второго работает тот самый Михаэль Майер, которому принадлежит книга о визуальных и музыкальных эмблемах «Atalanta Fugiens» – вакханалия философских яиц, змеи, кусающие собственный хвост, сфинксы… Ничто не может сравниться в ясности с тайными шифрами. Все на свете являет собой иероглиф чего-то иного. Ну вообрази: Галилей швыряет камни с Пизанской башни, Ришелье играет в монопольку с половиной Европы, а тут все гуляют выпучив глаза, чтобы проницать письмена мира: попробуйте объясните-ка им законы притяжения! Им-то известно, что за этим (вернее говоря, над этим) скрывается нечто посущественнее. И оно имеет имя: Абракадабра! Торричелли изобретает барометр, а те устраивают балеты, водопады и фейерверки на Палатинском холме в Гейдельберге. Между тем наклевывается Тридцатилетняя война.
– Мама Кураж пакует чемоданы.
– Да, но и эти тоже не сильно обрадовались. Правда, курфюрст пфальцский в девятнадцатом году завладел богемской короной, думаю, в основном потому, что ему ужас как хотелось поуправлять Прагой, «заколдованным городом», однако Габсбурги через годик вставили ему фитиль при Белой Горе, в Праге перебили всех протестантов, у Яна Коменского сожгли дом, библиотеку, убили жену и ребенка. Сам Коменский продолжал скитаться по дворам Европы, рассказывая, какой великой и многообещающей была теория розенкрейцеров.
– Несчастный человек. Ты хотел бы, чтоб он утешался барометрами? Кстати, извини, женскому уму не все доступно. Кто, говоришь, написал манифесты?
– В том-то и прелесть, что неизвестно… Попробую разобраться. Почеши мне розенкрейц. Между лопатками… ниже… левее… так. Среди этих немцев встречались невероятные типы. Например Симон Студион, автор «Наометрии», оккультного трактата об обмерах храма Соломона. Генрих Хунрат, написавший «Амфитеатр вечной науки», где полно аллегорий с еврейским алфавитом и каббалистических пещер. Кстати, эти пещеры перепахали душу и сочинителям трактата «Fama». Эти сочинители принадлежали, скорее всего, к одной из миллиона утопических сект, проповедовавших возрождение христианства. Принято думать, что автора звали Иоганн Валентин Андреаэ и что год спустя он опубликовал «Химическую свадьбу Христиана Розенкрейца». Но написал ее якобы в очень раннем возрасте. То есть идея Розы и Креста бродила у него в голове не один десяток лет. В Тюбингене он спелся с другими энтузиастами. Они мечтали о республике Христианополь и, похоже, организовали колонию. Но это было скорее игрой или шуткой. Они не ожидали, что выйдет такой сумасшедший дом, который из этого получился. Андреаэ всю оставшуюся жизнь пытался доказать, что манифесты писал не он и что в любом случае это была игра, lusus, ludibrium, голиардическая выходка. На этом деле он разрушил свою академическую репутацию. Потом он бесился, заявлял, что розенкрейцеры, даже если они существовали, были типичные самозванцы. Нечего делать. Как только манифесты вышли, создалось впечатление, будто люди на самом деле ничего другого не ждали. Ученые со всей Европы действительно стали писать им письма, а так как было неизвестно, где же их искать, то создавались открытые письма и печатные послания. Майер в том же году выпустил «Arcana arcanissima», где он их не называет, розенкрейцеров, прямым именем, но все уверены, что говорит он о них и что знает больше, нежели пожелал сказать. Кое-кто блефует, утверждает, будто уже читал эту «Фаму» в рукописи. Я же думаю, что в те времена книги изготавливались не так уж быстро, вдобавок с иллюстрациями… Однако Роберт Флудд выпускает в 1616 году (причем пишет в Англии, а печатает в Лейдене, рассчитаем, сколько времени уходило на пересылку гранок) произведение под названием «Apologia compendiaria Fraternitatem de Rosea Cruce suspicionis et infamiis maculis aspersam, veritatem quasi Fluctibus abluens et abstergens»[46], дабы защитить розенкрейцеров и избавить их от подозрений, от «пятен», коими их «изгрязняли». Это означает, что уже вспыхнули дебаты между Богемией, Германией, Англией, Голландией, с широким использованием конных гонцов и путешествующих эрудитов.
– А розенкрейцеры?
– Молчат как в танке. Post сто двадцать лет хрен вам откроюсь. Они приглядываются, из пустоты своего поместилища. Думаю, что именно это молчание так распаляет всех прочих. Оно понимается так, что молчат, следовательно, существуют. В 1617 году Флудд выпускает «Tractatus apologeticus integritatem societatis de Rosea Cruce defendens»[47], а также «De Naturae Secretis» в 1618 году, где заявляет, что настало время открыть миру тайну розенкрейцеров.
– И открыли!
– Фиг с два. Запутали еще хуже. Открыли только, что если вычесть от 1618-ro те 188 лет, которые в прорицании розенкрейцеров, то выйдет 1430-й, а это год учреждения ордена Золотого Руна.
– А при чем тут?
– Не знаю, при чем тут 188 лет, если раньше говорилось 120. Но, занимаясь мистическими сложениями и вычитаниями, надо стараться, чтобы расчеты сходились. Что же касается Золотого Руна, это то самое, что у аргонавтов, а мне из самого надежного источника стало известно, что оно имеет определенное отношение к Святому Граалю, а следовательно, извиняюсь за выражение, к тамплиерам. И это еще не конец! Между 1617 и 1619 годами Флудд, который был не менее писуч, чем Барбара Картланд, принес в издательство еще четыре книги, среди которых «Utriusque cosmi historia»[48], взгляд и нечто о космосе, с иллюстрациями. Майер набирается смелости и публикует свой трактат «Silentium post clamores»[49], где утверждает, что братство существует и связано не только с орденом Золотого Руна, но и с орденом Подвязки. Но что он сам из-за низкого происхождения туда не вхож. Значит, и сливки интеллигенции Европы тоже рожей не вышли. Уж если Майера туда не пускают, значит, общество действительно элитное… Поэтому всякая шелупонь измышляет что может, лишь бы туда влезть. Все клянутся, что розенкрейцеры существуют, все признаются, что сами никогда их не видали, все пишут в таком тоне, будто назначают свидание, ни у кого не хватает нахальства заявить: это я и есть. Одни утверждают, что розенкрейцеров нет, потому что к ним розенкрейцеры не обращались. Другие, наоборот, утверждают, что есть, надеясь, что к ним розенкрейцеры обратятся.
– А сами розенкрейцеры глухо молчат.
– Как рыбы.
– Открой рот хоть ты. Увидишь зачем. Открой. Молодец. Вот тебе мамайя.
– Вкусно. Тем временем начинается Тридцатилетняя война. Иоганн Валентин Андреаэ пишет сочинение «Turris Babel» – «Вавилонская башня», где обещает, что в срок до одного года Антихрист будет разбит наголову. В то же время какой-то Иреней Агностик издает «Tintinnabulum sophorum»…
– Как здорово тинтиннабулум!
– То есть бубенчик мудрецов, и бубнит не поймешь что, но в ответ ему Кампанелла, что, кстати, тоже значит колокольчик, выступает с сочинением «Monarchia Spagnola» – «Об испанской монархии» – и утверждает, что вся история с розенкрейцерами – это забава для развращенных умов. А потом все. Между 1621 и 1623 годами все прекращается.
– Вообще?
– Вообще. Они устали. Как битлы. Однако только в Германии. Потому что во Франции все только начинается. В точности как радиоактивное облако: розенкрейцеров передуло влево. В одно прекрасное утро 1623 года Париж проснулся – а на стенах развешаны плакаты розенкрейцеров: уважаемые граждане, розенкрейцеры вашего участка собирают подписи у населения по адресу… Другое свидетельство гласит, однако, что в манифестах говорится о тридцати шести невидимках, разосланных по всему миру делегациями по шесть, и что они способны одарять всех адептов невидимостью. Опять тридцать шесть на шесть. Что за хрен.
– Ты о чем?
– О тамплиерском завещании.
– Люди без фантазии. Рассказывай, что потом было.
– Потом распространилось коллективное безумие. Одни их защищают, другие просятся познакомиться, третьи обвиняют их в дьявольской деятельности, алхимии и ересях и что якобы Астарот замешан в дело и благодаря ему-де розенкрейцеры богаты, всемогущи и перемещаются по воздуху с одного места на другое. В общем, последний скандал сезона.
– Очень верный ход розенкрейцеров. Дебют в Париже – пропуск в мир высокой моды.
– Кажется, ты совершенно права, потому что послушай что дальше будет, мама дорогая, ну и времечко. Декарт, не кто другой! в предыдущие годы побывал в Германии и разыскивал их там, но, говорит биограф, не нашел, потому что, как известно, они работали в подполье. Декарт возвращается в Париж, тут появляются манифесты, и он понимает, что все его считают розенкрейцером. Погоды стояли такие, что это выглядело не лучшей рекомендацией. В частности, его дружок Мерсенн уже поливал розенкрейцеров в печати не раз и не другой, обзывая их ничтожествами, революционерами, волхвами, каббалистами и проводниками враждебных течений. Как тогда повел себя Декарт? Он стал появляться везде где только мог. Поскольку все его видят, считал он, все убедятся, что он не невидим, а следовательно что он не розенкрейцер.