Ампаро прокомментировала, что каждый розенкрейцер – розенкрейцерец брату своему.
Какой-то сорвиголова из публики попросил слова и задал Браманти вопрос, по какой причине его орден претендует на подлинность, если он нарушает обет умолчания, присущий любому подлинному адепту Великого Белого Братства.
Браманти встал и заявил: – Не думалось, что в эти стены прокрадутся подкупленные провокаторы от атеистического материализма. На таких условиях я отвечать отказываюсь. – И вышел с достоинством.
В тот же вечер позвонил Алье, чтобы узнать, что у нас нового, и известил, что назавтра нас наконец допустят на радение. А до того предложил пойти выпить. У Ампаро было политсобрание, и я на встречу с Алье пошел один.
32
Valentiniani… nihil magis curant quam occultare quod praedicant: si tamen praedicant, qui occultant… Si bona fide quaeres, concreto viltu, suspenso supercilio – altum est – aiunt. Si subtiliter tentes, per ambiguitates bilingues communem fidem affirmant. Si scire te subostendas, negant quidquid agnoscunt… Habent artificium quo prius persuadeant, quam edoceant[51].
Алье хотел повести меня в одно место, где еще и сейчас делают настойку «батиду» именно так, какою ее помнят люди, не имеющие возраста. Несколько шагов, и мы вышли из мира, воспетого Кармен Мирандой, и оказались в сумрачном месте, где прокопченные аборигены курили листья табака, жирные, как шматы сала, и закрученные, как корабельные швартовы. Они разминали жгуты подушечками пальцев, покуда те не превращались в широкие прозрачные пластины, а потом заворачивали в промасленную бумагу. Поджигать это дело приходилось каждую минуту, но зато становилось понятно, что представлял собою табак в тот день, когда его открыл сэр Уолтер Рейли.
Я рассказал ему о вчерашней лекции.
– Так еще и розенкрейцеры? Ваша жажда познаний ненасытна, мой юный друг. Не склоняйте слух к этому бреду. Ссылаются на неопровержимые документы, но их не предъявляют. Этот Браманти мне известен. Он живет в Милане, когда, разумеется, не разъезжает, проповедуя свою доктрину. Сам по себе он безвреден, но верит в Кизеветтера. Легионы розенкрейцерцев опираются на знаменитую страницу из «Химического театра». Однако, обратившись непосредственно к оригиналу – а в моей скромной миланской библиотечке это издание имеется, – легко увидеть, что цитаты в нем нет.
– Болтун этот господин Кизеветтер.
– Цитируется постоянно. Дело в том, что и оккультистам прошлого века навредил позитивистский подход: истинно только то, что доказуемо. Вспомним дискуссию о Corpus Hermeticum. Когда этот текст был введен в обиход в Европе пятнадцатого века, Пико делла Мирандола, Фичино и прочие мудрые люди усмотрели в нем истину. Они получили свод знаний древнейших, нежели древние египтяне, древнейших даже, нежели Моисей, поскольку в нем высказываются идеи, которые потом были повторены Платоном и Иисусом.
– «Повторены»? Это как фраза Браманти о Данте-масоне. Если в «Герметическом корпусе» повторены идеи Платона и Иисуса, это якобы значит, что «Корпус» написан после них!
– Вот и вы туда же. Да, эти аргументы выдвигают и филологи Нового времени, в сочетании с расплывчатыми лингвистическими исследованиями, где доказывается, что «Корпус» написан между вторым и третьим столетиями нашей эры. Можно утверждать в такой же степени, что Кассандра родилась после Гомера, поскольку уже знала, что Троя будет разрушена. Современная иллюзия – полагать, будто время являет собой линейную и направленную последовательность от точки А к точке Б. Можно ведь развиваться и от Б к А, и результат может порождать причину… Какой смысл в словах «быть сперва» или «быть потом»? Ваша изумительная Ампаро – сперва или после своих перепутанных предков? Она чересчур чудесна… Да будет мне позволено бесстрастное суждение, поскольку я мог бы быть отцом. Итак, сперва – она. Она, мистическое начало того, что вело к ее сотворению.
– С этой точки зрения…
– И сама идея «точки» ошибочна. Точки начали расставляться наукой после Парменида, чтобы описывать, откуда и куда что-то движется. Но не движется ничто. А точка есть только одна: это точка, из которой порождаются в один и тот же миг все остальные точки. В своей наивности оккультисты прошедшего века, да и нынешнего тоже, доказывают истинность истины методами научной неправды. Рассуждать следует не по логике своего времени, а по логике Предания. Каждый храм является символом другого храма. Это значит, что невидимый Храм Розенкрейцеров существует и существовал во все времена, независимо от течения истории. Вашей истории. Время последнего откровения – это не время часов. Его связи устанавливаются во времени «разреженной истории», в котором научные «сперва» и «после» имеют крайне малое значение.
– Но все, кто так или иначе толкует о вечном существовании розенкрейцеров…
– Болтуны от науки. Они пытаются доказывать то, что на самом деле следует знать без аргументов. Вы думаете, что посвященные – на завтрашнем собрании – знают или могут аргументировать то, чему учил Кардек? Однако они знают. Постольку, поскольку они предрасположены знать. Если бы все мы лелеяли в себе это особое чувство тайны, нас ожидали бы ослепительные открытия. Не обязательно желать, достаточно быть предрасположену.
– Прошу прощения за прямоту, но все-таки: розенкрейцеры существуют или нет?
– Что значит существовать?
– И все-таки?
– Великое Белое Братство, зовите его розенкрейцерством, зовите духовным рыцарством (одним из частных воплощений которого являются тамплиеры), это когорта мудрецов. Их мало, очень мало, избранных, проходящих через всю историю человеческого рода и обороняющих твердыню вековечного знания. История развивается не случайно. Она творение Верховников Света, от которых ничто не укрыто. Разумеется, Верховники Света защищают себя завесой тайны. И поэтому ежели кто-то утверждает, что он Верховник, розенкрейцер или тамплиер, знайте, что он лжет. Их надо искать не там.
– Выходит, эта история продолжается бесконечно?
– Бесконечно. Такова премудрость Начальствующих Мира.
– Что, по их желанию, люди должны знать?
– Что имеется Тайна. В противном случае – для чего жить, если все именно таково, каким представляется?
– И в чем же тайна?
– В том, чего религии откровения не сумели выразить. Тайна – вне их.
33
Видения бывают белые, синие, белые с ярко-алым. В конце концов они смешиваются и все становятся светлыми, цвета пламени белой свечи, вы увидите искры, почувствуете, как мурашки побегут по телу, все это означает начало увлечения, которое охватывает тех, кто осуществляет Дею.
Наступил ожидаемый вечер. Как было и в Салвадоре, Алье заехал за нами. Шатер, в котором проводилось радение, называемое «жира», был практически в центре, если существует понятие центра применительно к городу, который языками лижет долины во все стороны на много километров, а с одного боку отсекается берегом моря таким образом, что при обзоре сверху, при вечернем освещении, напоминает шевелюру, пораженную темным лишаем.
– Итак, сегодня вы увидите умбанду. В участников вселяются не ориша, а огуны, то есть духи тех, кто умер. Еще вселяется Эшу, африканский Гермес, вы его видели в Баии, и подруга Эшу, Помба Жира. Эшу – это божество йоруба, демон издевательств и насмешек. В той же мере глумливое божество существовало и в мифофольклоре американских индейцев.
– А как называются духи мертвых?
– «Претос вельос» и «кабокло». Претос вельос – «черные старики» – мудрецы, старейшины африканцев, руководившие народом во время депортации, легендарные знаменитости – Рей Конго, Пай Агостиньо… Их культы сформировались в последний, сравнительно умягченный период рабовладельчества, когда негр переставал быть скотиной и превращался уже скорее в дедушку – дядюшку – друга дома. Кабоклос – это, наоборот, тени индейцев, целомудренные силы, чистота первородной природы. В умбанде африканские ориша остаются на втором плане, они абсолютно синкретизировались с католическими святыми. Главную же роль в этом культе играют огуны, кабокло и претос вельос. Именно они приводят людей в транс; медиум, так называемый «кавало», при танце внезапно ощущает, что в него вселился высший дух, и теряет контроль над собой. Потом он пляшет, покуда высший дух из него не выходит, после чего ему становится легко, прозрачно – он полностью очистился.
– Везет человеку, – сказала Ампаро.
– Действительно везет, – откликнулся Алье. – Представьте себе, сподобиться непосредственного контакта с матерью-землей. Ведь этим верующим в свое время обрубили корни, выхватили из почвы, швырнули в жаркие горны городов, пережгли самую душу – а теперь, как нас учит Шпенглер, меркантильный Запад в кризисную эпоху снова обращается за помощью к миру земли.
Между тем мы приехали. Капище казалось обыкновенной постройкой. Сюда тоже входили через жухлый садик, еще скромнее, чем тот, что был в Баии. Перед дверью этого барака, который назывался «барракао», возвышалась статуя Эшу, окруженная корзинами подношений.
Перед самым входом Ампаро оттащила меня в сторонку: – С ними все ясно. Ты слышал, как тапир на лекции напирал на арийскую идею? Ну, а этот говорит о закате Европы, Блют унд Боден, земля и кровь, – это же фашизм чистейшей марки!
– Все не так просто, любовь моя, мы на обратном континенте.
– Спасибо за объяснение. Великое Братство Белых! И совместно едят собственного бога.
– Едят католики, милая, это другой разговор.
– Тот же самый разговор. Ты что, не слышал? Пифагор и Данте и Дева Мария и масоны. Все они против нас. Наше дело умбанда и не рыпаться.