– Что, Бэкон действительно говорит о розенкрейцерах? – поинтересовался Бельбо.
– Не вполне. Но некий Джон Хейдон переписывает «Новую Атлантиду», называя ее «Священная земля», и там действуют розенкрейцеры. Нам все это годится и в таком виде. Мы-то понимаем, что если Бэкон не говорит открыто, это из-за конспирации, то есть как если бы он говорил.
– А кто не верит, холера ему в бок.
– Вот именно. И как раз заслуга Бэкона, что смогли связаться между собой конспираторы Германии и Англии. В 1613 году Елизавета, дочь Якова i, в тот период правившего Англией, выходит замуж за пфальцграфа Фридриха v – «избирателя Рейнского». К тому времени умер Рудольф ii, и Прага перестает быть самым подходящим местом. Им становится Гейдельберг. Великокняжеская свадьба проводится как апофеоз тамплиерских аллегорий. Во время лондонских церемоний всю режиссерскую часть берет на себя Бэкон и ставит пышнейшую аллегорию с появлением мистических Рыцарей на вершине горной. Очевидно, что Бэкон к тому времени стал преемником Ди в должности великого магистра английской тамплиерской ячейки…
– …а так как он, несомненно, является также и подлинным автором пьес Шекспира, надо бы нам теперь пересмотреть весь корпус шекспировской драматургии, которая, натурально, говорит не о чем ином, как о Плане, – сказал Бельбо. – Ночь святого Иоанна – сон в летнюю ночь… Не понимаю, каким образом до сих пор все это оставалось незамеченным. Сейчас меня поражает прежде всего ясность почти невыносимая…
– Нас губил рационалистический подход злостный, – кивал Диоталлеви. – Я всегда это говорил.
– Дайте слово Казобону, пусть он выскажется до конца, потому что, по-моему, он разработал замечательную теорию.
– Ничего замечательного. Я уже кончаю. После лондонской части торжеств организуются праздники в Гейдельберге, там, где Соломон де Каус устроил для пфальцграфа мистические висячие сады, бледную копию которых, как помните, мы видели в Пьемонте. Центром представления в Германии является аллегорическая колесница, несущая Язона-жениха. На двух мачтах корабля, сооруженного на колеснице, укреплены символы Подвязки и Золотого Руна. Думаю, вы не позабыли, что то же сочетание эмблем я обнаружил на колоннах в замке Томар… Все совпадает. После этого в течение одного года печатаются все розенкрейцерские манифесты. Это знак того, что английские тамплиеры в ходе празднеств связались с некоторыми немецкими друзьями, и все вместе решили забросить наживку в европейском масштабе, надеясь восстановить звенья оборвавшейся цепочки.
– Но какова конкретно их цель?
72
Nos invisibles pretendus sont (à се que l’on dit) au nombre de 36, separez en six bandes[77].
– Скорее всего, преследуют две цели. С одной стороны, посылают сигналы французам, а с другой, реорганизуют разболтавшуюся немецкую ячейку, вероятно ставшую жертвой лютеранской реформации. Но, увы, именно тут и случается самое скандальное осложнение. Оно состоит в том, что после выхода манифестов, году к 1621-му, их сочинители получили слишком много ответов…
Я процитировал те самые названия бесконечных летучих книжонок, затрагивавших данную тему, над которыми мы так замечательно потешались далекой ночью с Ампаро в Салвадоре. – Скорее всего, среди этих графоманов есть и люди, которым что-то известно, но их отталкивают локтями сумасшедшие, исступленно толкующие каждую букву манифестов, а может быть – и провокаторы, цель которых – сорвать всю операцию, а по большей части – банальные безголовцы… Англичане пытаются вмешаться в дискуссию, навести порядок. Не случайно Роберт Флудд, другой английский тамплиер, в течение года пишет целых три работы, предлагая единственно верную интерпретацию манифестов. Но процесс уже пошел, он не поддается контролированию, он приводит к Тридцатилетней войне в Европе, пфальцграф побежден испанцами, Пфальц и Гейдельберг разграблены, Богемия в огне… Англичане кидаются во Францию, пробуют добиться проку хотя бы там. Вот почему в 1623 году манифесты розенкрейцеров объявляются в Париже. Через них розенкрейцеры обращают к французам приблизительно те же самые призывы, которые прежде они посылали к немцам. И что же мы читаем в одной из парижских книжонок, обличающих розенкрейцеров и написанных кем-то из тех, кто либо их сильно подозревал, либо пытался просто подтасовать карты? Что розенкрейцеры – обожатели диавола… это уж само собой, и это не имеет значения… но поскольку в любой клевете бывает доля истины, значение имеет одна деталь: если верить обвинителям, тамплиеры гнездятся в Марэ.
– Ну и что?
– Вы не помните планировку Парижа? Марэ – это квартал Храма и в то же время еврейское гетто! Не говоря уже о том, что в этих книжечках сообщается, что розенкрейцеры связаны с сектой испанских каббалистов, Алумбрадос! Не исключено, что антирозенкрейцерская литература, якобы направленная против тридцати шести невидимок, на самом деле нацелена на то, чтобы выявить их. Габриэль Нодэ, библиотекарь Ришелье, издает свое «Предписание французам относительно истинности историй о Братьях Розы и Креста». Что же в нем предписывается? И кто таков предписывающий? Пресс-атташе тамплиеров третьего эшелона? Или авантюрист, лезущий в чужую игру? С одной стороны, он вроде бы старается заклеймить розенкрейцеров как дешевых дьяволопоклонников, а с другой – подпускает тонкие намеки на толстые обстоятельства. Скажем, на то, что розенкрейцеров насчитывается еще в активе целых три коллегии. И точно, после третьего эшелона, как мы знаем, существуют где-то на свете еще три. Он сообщает их фантастические адреса (к примеру сказать – Индия, плавучие острова). Но в то же время выбалтывает, что одна из коллегий расположена в подземельях Парижа.
– Вам кажется, что всем этим можно объяснить Тридцатилетнюю войну? – спросил Бельбо.
– Несомненно, – ответил я. – Ришелье узнает эту деликатную историю от Нодэ, ему тоже хочется в ней поучаствовать, но он идет ошибочным путем, применяет военную силу, тем самым вносит еще больше беспорядка. И я бы не преуменьшал значение еще двух фактов. В 1619 году собирается капитул Кавалеров Христовых в Томаре. После сорока шести лет молчания! Предыдущий капитул собирали в 1573 году, за несколько лет до намеченного 1584-го: это значит, что на повестке дня, по-видимому, стояла подготовка к путешествию в Париж совокупно с англичанами; а после истории с розенкрейцерскими манифестами снова организуется слет в Томаре, очевидно с целью разработки единой линии действия – примыкать ли к кампании англичан или пробовать другие дороги.
– И это необходимо, – поддержал меня Бельбо. – Эти люди потерялись в лабиринте. Кто выбирает один закоулок, кто другой. Кричат все и, слушая отголоски, не могут ничего понять – чужой ли это вопль или эхо собственного выкрика… А чем заняты в это время павликиане и иерусалимитяне?
– Если бы мы знали! – отозвался Диоталлеви. – Могу сказать только, что именно в этот период в Европе распространяется лурианская Каббала и впервые начинают говорить о «растресканных сосудах». То есть именно тогда возникает представление о Торе как о незаконченном Предании. Есть одна работа польских хасидов, и там написано: если бы все произошло по-иному, буквы стояли бы в другом порядке. При этом имейте в виду: каббалисты недовольны, что немцы захотели ускорить процесс. Верная последовательность шагов и порядок, заложенный в Торе, так и остались сокрытыми, их же ведает Пресвятый, да славится имя Его. Но что я говорю… Не может же и Святая Каббала быть вовлечена в этот План…
– Если План существует, в него должно быть вовлечено все. Или он всеобщ, или никчемен, – парировал Бельбо. – Однако Казобон собирался рассказать еще о каком-то знаке…
– Да. Точнее, о некоей серии знаков. Еще до того как провалилась встреча 1584 года, Джон Ди начал заниматься картографическими изысканиями и поощрять отправку морских экспедиций… Сотрудничая с кем? Да с Педро Нуньесом, космографом королевского дома Португалии! Ди отправляет разведгруппы на поиски северо-западного пути в Китай, вкладывает деньги в предприятие некоего Фробишера, Фробишер отклоняется к полюсу и возвращается, везя эскимоса, которого все принимают за монгола. Ди подзуживает Фрэнсиса Дрейка на все его лихачества, включая кругосветное мореплавание, и хочет, чтобы тот продвигался с запада на восток, потому что на востоке начало любого оккультного знания, а в день отплытия не помню уж какой экспедиции заклинает ангелов…
– И что все это означает в нашем контексте?
– Да по всей видимости, Ди не столько интересовался открытием новых мест, сколько их картографическим отображением. Именно поэтому он привлек к сотрудничеству Меркатора и Ортелиуса, великих картографов. Больше всего это похоже на то, как если бы по обрывкам Известия, которыми располагает, он догадался, что дело идет о некоей карте, и даже догадался, что тайна и есть карта, и после этого стал пытаться составить карту своими силами! Я выражусь и гораздо сильнее, как сказал бы господин Гарамон. Возможно ли вообще, чтобы ученый такого калибра прошляпил столь очевидную вещь, как расхождение календарей? Бросьте. Он все это подстроил нарочно. Он надеялся расшифровать Завещание без чужой помощи и обвести конкурентов вокруг пальца. Мне кажется, что именно в этот момент, начиная с Ди, впервые возникает идея, будто секрет Плана можно разгадывать самостоятельно. При помощи либо магии, либо науки. Не дожидаясь, пока этот План осуществится. Возникает синдром нетерпения. Формируется класс буржуазии, класс завоевателей, и погибает принцип солидарности, на котором держалось духовное рыцарство. Если это зародилось еще у Ди, что говорить о Бэконе. С тех самых пор англичане рвутся к открытию секрета, используя всевозможные достижения новейших наук.