– Но это же ты, – обрушился на него Диоталлеви, – настаиваешь на том, чтоб печатать доктора Вагнера. По мне, психоанализ – занятие только для невротиков.
– Да, а пенис – это только фаллический символ, – подытожил я. – Послушайте, господа, не теряйте драгоценного времени. Мы ведь еще не знаем, куда пристроить как павликиан, так и иерусалимитян.
Но еще до того, как мы начали подбираться к разрешению этих нелегких вопросов, перед нами встало новое препятствие в лице группировки, которая вроде бы не имела отношения к тридцати шести незаметным, однако вступила в игру на довольно раннем этапе и повредила проекты остальных команд, внеся в них сильный разброд и беспорядок. Я имею в виду иезуитов.
88
Барон фон Хунд, шевалье Рамзай… и многие другие, основавшие степени этих ритуалов, работали по инструкциям генерала иезуитов… Тамплиерство и есть иезуитство.
Слишком уж часто натыкались мы на них. С самых первых манифестов розенкрейцеров. Уже в 1620 году в Германии выходит «Rosa Jesuitica», где подчеркивается, что в символике розы важнее всего католическая окраска, образ Марии, а розенкрейцерские смыслы имеют меньшее значение. Тем как бы подразумевалось, что эти два ордена существуют совокупно и что розенкрейцерство – нечто вроде перепева иезуитской мистики на такой лад, который был внятен населению Германии после Реформации.
Я вспомнил слова Салона о ненависти, с которой отец Кирхер преследовал розенкрейцеров, в особенности когда затрагивались темы глубин и недр земного шара.
– Отец Кирхер, – сказал я, – ключевая фигура в этой истории. С какой стати человек, который столько раз демонстрировал блистательную наблюдательность и вкус к эксперименту, утопил несколько прекрасных идей в тысячах страниц, переполненных невероятными гипотезами? Он состоял в переписке с лучшими английскими учеными, и в каждой его книге подымаются наитипичнейшие розенкрейцерские темы. Формально – дабы их оспорить, фактически – чтобы освоить их, предложить для каждой темы параллельную контрреформистскую трактовку. Бедняга Хазельмайер, приговоренный иезуитами к заключению на каторге за реформаторский уклонизм, в первом издании «Славы Братства» доказывает, что настоящие, отборные иезуиты – это именно они, розенкрейцеры. Ну вот, а отец Кирхер пишет свои тридцать и более томов, чтобы доказать, что настоящие первосортные розенкрейцеры – это они, иезуиты. Иезуиты пытаются наложить лапу на План. Маятники будет изучать он сам, отец Кирхер. И он берется за изучение. Идет оригинальным путем. Изобретает планетарные часы, которые показывают, сколько времени во всех отделениях Общества Иисуса, разбросанных по свету.
– Но как иезуиты прознали про план, если тамплиеры даже под угрозой смерти не выдавали его? – прошептал Диоталлеви. Смысла не было отвечать, что благодаря иезуитской пронырливости. Следовало найти объяснение, чтоб оно звучало хоть чуть получше.
И объяснение скоро мы нашли. Старый дружок Вильгельм Постэль. Из истории иезуитов сочинителя Кретино-Жоли (какое мы получили удовольствие от этого имени!), выяснилось, что Постэль, во власти мистического энтузиазма, томимый духовным обновлением, в 1544 году заявился к Игнатию Лойоле в римское представительство. Игнатий принял Постэля с распростертыми. Но тот не торопился отрекаться от своих идефиксов: от каббализма, от экуменизма. А это иезуитам приходилось не по вкусу. Хуже всего обстояло дело с самым любимым коньком Постэля, то есть что Правителем Мира должен будет стать французский король. Игнатий был хотя и святой, но все же испанец.
Поэтому в какой-то момент дружба между ними кончилась, Постэль покинул иезуитов, или иезуиты наподдали ему коленкой. Но если Постэль состоял в иезуитах, пускай даже самый незначительный период, то святому Игнатию, которому по определению он был подчинен «perinde ас cadaver» – подобно трупу, он обязан был доложиться по всем статьям, в том числе относительно своей миссии. Милый Игнатий (по всей видимости, так начинался разговор), знай, что получив меня, ты получаешь и секрет тамплиеров, коего аз многогрешный являюсь французским распорядителем, и вообще, имей в виду, что довольно скоро, лет через сорок, намечается очередная (третья) свиданка всех наших, и выходит, будем готовиться к ней ad majorem Dei gloriam[95].
Вот так-то иезуиты, чрез посредство Постэля и благодаря минуте слабости одного из членов, завладели тамплиерской тайной. Тайну подобного масштаба надо было пускать в работу. Святой Игнатий вскорости отходит к вечному блаженству. Но его преемники бдят, не выпускают Постэля из виду. Очень интересуются, с кем же будет встречаться Постэль в уговоренном 1584 году. Но увы, Постэль не встречается ни с кем, потому что помре прежде. Ни к чему не привел даже тот факт, что у одра присутствовал иезуит, чье имя осталось необнародованным. Иезуиты не узнали, кто же унаследовал поручение Постэля.
– Извините, Казобон, – перебил меня Бельбо, – здесь не стыкуется. Иезуитам было не за кем следить, значит, они не узнали и что встреча 1584 года не состоялась.
– Но не следует и забывать, – вмешался Диоталлеви, – что, как принято считать у вас, гоев, эти иезуиты были железобетонные ребята, которых трудно было взять голыми руками.
– О, что до этого, – отвечал ему Бельбо, – один иезуит может съесть десять тамплиеров и не поморщится! Иезуитов, как и тамплиеров, пробовали распускать, и неоднократно. Все правительства Европы брались за это дело вместе, однако иезуиты в полной сохранности, им хоть бы хны.
Мы попробовали вообразить мысли иезуита. Что делает иезуит, когда от него ускользает Постэль? У меня просквозила идея, но настолько одержимая, что, думается, даже нашим одержимцам она показалась бы чересчур смелой. Неужели розенкрейцеров выдумали для провокации сами иезуиты?
– Постэль умер, – разглагольствовал я. – Иезуиты (с иезуитским своим коварством) математически просчитывают путаницу при смене календарей и берут на себя инициативу. Они организуют розенкрейцерскую мистификацию. Предвидят все, что на самом деле и происходит. Среди множества откликающихся психов затесались настоящие посвященные, кто-то из тридцати шести уполномоченных, те, кто выступил с откликами. Представляю себе бешенство Бэкона. Флудд, кретин злополучный, ты никак не мог промолчать? Но, виконт, My Lord, я думал, что они из наших… Идиот, учили же тебя не доверять папистам! Лучше бы сожгли тебя, а не этого бедолагу из Нолы!
– Но тогда, – продолжал Бельбо, – почему, когда розенкрейцеры попадают во Францию, иезуиты, или те полемисты от католиков, которые работают на иезуитов, нападают на них, клеймят еретиками и бесноватыми?
– Нельзя ожидать от иезуитов, чтоб они действовали линейно. Тогда какие они иезуиты…
Мы проссорились довольно долго, принимать ли мое предложение. И в конце концов решили, что лучше была первоначальная гипотеза: розенкрейцеры – наживка, на которую хотели подловить французов бэкониане и немцы. Однако иезуиты, как только эти манифесты появились, сразу сделали стойку. И полезли в это дело всею сворой, в намерении перепутать карты. Цель иезуитов была очевидна. Предотвратить союз английской и немецкой группировок с группировкой французской. Тут любой удар, в том числе удар и ниже пояса, годился в дело.
Тем временем они составляли досье, накапливали информацию и заносили ее… Куда? В Абулафию, пошутил Бельбо. Но Диоталлеви, который к тому времени накопил массу сведений по своей любимой теме, отозвался, что никакой шутки в этом высказывании нет. Безусловно, иезуиты строили огромный и огромной мощности электронный калькулятор, который должен был делать выводы на основании терпеливой, многосотлетней перетасовки обрывков истины и обрывков лжи, которые у них насобирались.
– Иезуиты, – пояснял Диоталлеви, – поняли то, до чего не догадались ни бедные старые тамплиеры из Провэна, ни бэконианская команда. Иезуиты догадались, что реконструировать карту можно комбинаторным способом. То есть по той же методологии, которую используют в современных электронных машинах! Иезуиты в незапамятные времена изобрели Абулафию! Падре Кирхер перечитал все трактаты по комбинаторному искусству от Луллия и до своих дней. Посмотрите, какую схему он опубликовал в своей книге «Ars Magnae Sciendi…».
– Патронка для вязания крючком? – сказал Бельбо.
– Все возможные комбинации для n элементов. Расчет факториала, тот самый, что в «Сефер Йецира». Схема комбинаций и пермутаций. Самая суть Темуры!
Безусловно, Диоталлеви был прав. Одно дело – просто обратить внимание на непродуманную идею Флудда (комбинирование карты с помощью колесиков, причем за основу берется полярная проекция). Совсем другое дело рассчитать, сколько операций это за собою повлечет, и догадаться, как эти операции должны быть осуществлены, чтоб прийти к оптимальному результату. А в особенности длинная дорога между, с одной стороны, абстрактной моделью возможных сочетаний, а с другой стороны – постройкой машины, способной провести операции. Что они делали – судите сами. Иезуит Атаназиус Кирхер и его ученик Шотт проектировали механические органчики, механизмы, работающие на продырявленных карточках. То есть компьютеры докомпьютерной эпохи. Основываясь на двоичном счислении! Это же прикладная Каббала! В применении к современной механике.
IBM: Iesus Babbage Mundi, Iesum Binarium Magnificamur. AMDG: Ad Maiorem Dei Gloriam?[96] Ничего подобного! Ars Magna, Digitale Gaudium![97]