Он не был без ума от юного Дэвида. Мальчишка упрямый, прямолинейный, далеко не простой. И одновременно храбрый, сильный физически, правдивый… Все это так, но ему бы побольше мягкости, деликатности, а то он будто накрахмаленный или закованный в броню.
Однако Глостер был готов положить жизнь ради завершения этого дела. Более того, ему представлялось, что, останься он у себя дома, не совершил бы ничего важного в жизни.
В свое время Том благодаря матери прочел Гомера. Это была одна из немногих запомнившихся ему книг, она оставила в памяти глубокий след. И в этот миг он подумал, что его судьба схожа с судьбой Ахилла, совершившего великие подвиги и тоже рано погибшего. Не то чтобы он сам совершил какие-то великие подвиги. Нет! При этой мысли он улыбнулся, и тем, кто видел Глостера в этот миг, его улыбка показалась самым непостижимым из его подвигов. Он будто смеялся над струившейся из него кровью, твердо зная, что его ждет.
Разумеется, все случилось в одно мгновение. Открылась дверь; заговорили револьверы; вспыхнул свет; с помощью привязанной веревки захлопнули дверь, и они с Дэвидом оказались беспомощными пленниками. Дэвид, присев на одно колено, выхватил револьверы, открывая ответный огонь.
Глостеру показалось, что по сравнению с бешено мчавшимися мыслями его руки не вскинулись, как обычно, рывком, а страшно медленно поднимаются вверх. И все движения вокруг стали замедленными. А звенящему в ушах испуганному прерывистому, как полощущийся на ветру флаг или непрерывные вспышки молний в ночи, крику Дэвида, казалось, не будет конца. Том увидел, как дернулись руки Криса Блэка и вскинулись вверх стволы револьверов. «А-а, ладно, — пронеслось в голове, — если только успею поднять свои, то не промахнусь!»
И, все еще улыбаясь мысли, что посмел сравнить себя с Ахиллом, он поднял кольт. Первая пуля послала Криса Блэка на землю. Тот, разразившись проклятиями, растянулся во весь рост на полу. После второго выстрела лицо стоявшего позади Блэка парня расплылось красным пятном.
Юный Дэвид, держа револьверы в обеих руках, посылал пулю за пулей поверх головы своего защитника. Это снова вызвало у Тома улыбку, потому что он видел, что все пули мальчишки лишь портят штукатурку и половицы.
— Убью! Всех перебью! Отомщу за тебя, Том! Всех прикончу! — кричал Дэвид, как недавно оперившийся ястребок, еще не отточивший когти.
Тома, отбросив к стене, снова ударило чем-то тяжелым, на этот раз в плечо. Это, лежа на полу с искаженным от боли, побелевшим лицом, последним усилием стрелял Крис Блэк. У Глостера беспомощно повисла правая рука — одного револьвера не стало.
А коридор перегораживали трое парней, стоявших плечом к плечу. Удивительно, сколько выпущено пуль и как мало от них вреда!
В Тома попала еще одна пуля, потом еще. Он слышал глухой звук, ощущал вес полудюймовых кусочков свинца, но не чувствовал никакой боли. Все внимание было на главном мерзавце — Кристофере Блэке.
Глостер прицелился с левой руки и выстрелил. Он видел, как Кристофер Блэк рывком встал на колени, потом, цепляясь за стену, поднялся на ноги и, волоча одну ногу, бросился к нему с ножом в руке.
Том снова поднял револьвер. Но рука отказала — кисть была в крови. Он понял, что это конец. В этот миг было только одно желание: подняться на ноги и встретить смерть стоя. И снова улыбнулся, сожалея, что даже в таком простом желании ему отказано.
Вперед метнулась маленькая фигурка.
Дэвид закрыл его от ножа своей грудью! Дэвид с пустым револьвером, который он все еще сжимал обеими руками!
В этот момент в конце коридора раздался рев. Нет, не человеческий, а рев быка.
Перед глазами Тома опустился темный занавес. Он хотел его отстранить, но руки не поднимались.
Глава 42КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
Сознание еще теплилось, однако в голове все перепуталось.
Стрельба продолжалась. Воздух пропитался порохом. К нему прикоснулись чьи-то руки.
— Ой! — воскликнул незнакомый голос. — Смотрите, как его изрешетили! Кто это?
Ответил знакомый девичий голос:
— Этого человека надо спасать в первую очередь. Он стоит всех вас. Всех вас, вместе взятых! А его бросили. Это же Томас Глостер!
«Как славно, — мелькнула мысль в самой глубине сознания раненого, — слышать из этих уст такие слова… Если бы еще хоть раз ее увидеть».
Поднялась суматоха. Его куда-то понесли. Откуда-то взялась адская боль, словно тело поджаривали на огне. Том почувствовал, как течет кровь, течет широким потоком, унося с собой остатки жизненных сил.
— Сюда… осторожно! Бедняга! Полегче через эту дверь… Ровнее, ровнее, ему же больно от малейшего движения! Подумать только — один против всех! Один…
Вот с таким благоговением и нежностью говорили о нем.
Одна часть души с радостным удивлением впитывала эти приятные ему слова. Другая же плавала в мире, где даже просто дышать было невыносимой пыткой.
— Как ты себя чувствуешь? Узнаешь меня? Можешь говорить?
Это был ее голос.
Тома положили.
— Это вы, Алисия, — прошептал он. — Я вас не вижу. Может быть, потом… Хочу увидеть, прежде чем умру.
Она начала было говорить, но голос ей отказал. Снова заревел бык, но теперь потише.
— Алисия, ты жалкая истеричка! Отойди-ка! Займемся делом!
И Томом занялись. Содрали всю одежду, промыли раны. Каждое прикосновение причиняло такую боль, будто в него все глубже вонзали раскаленный кинжал. Глостер удивился, что его плоть не превращается в пепел, и слабо улыбнулся.
В рот влили обжигающего бренди.
В глазах прояснилось. Показалось, даже пропала боль.
— Гляди-ка, — удивленно произнес Том, — до чего же хорошо! Вы все так добры ко мне.
Он увидел лицо владельца бычьего голоса и понял, что перед ним большой Дэвид Пэрри и это именно его появление заставило броситься врассыпную напавших на него мерзавцев. Потом разглядел остальных — юного Дэвида, с осунувшимся посеревшим лицом… Алисию… Рамона, который прислонился к стене с накинутым на голову пончо и не переставая шептал молитвы своему святому Христофору.
Глостер почувствовал, будто его заковали в броню — так туго спеленали широкими бинтами. Бренди проникало все глубже, по телу разливалось блаженство, с каким приятно и жить и умирать.
Вдруг увидел приблизившуюся к нему Беатрис Пэрри.
— Бедняга! — проговорила она. — О Дэвид, видя его страдания, я готова простить ему все зло, которое он пытался причинить!
— Это он-то пытался причинить зло? — грозно крикнул муж. — Мы еще об этом поговорим, дорогая! А может, лучше прямо сейчас? Оказывается, все слухи оправдались — вот он, мой старший. Вернулся ко мне. Что ты на это скажешь, Беатрис?
— Твой старший?
Пэрри молчал.
— Вижу, ты все еще веришь старой сказке, — усмехнулась она. — Тогда давай внесем ясность, не откладывая. Слава Богу, мне удалось наконец отыскать настоящую мать. Она здесь, в этом доме. Сейчас ты ее увидишь! Эта женщина клянется, что она его родила. Она же была и кормилицей и нянькой!
Беатрис позвала прислугу.
Окружающие чуть отступили от кушетки с Томом Глостером, словно понимая, что для него это тоже представляет огромный интерес. Большой Дэвид, расставив ноги и пуще прежнего набычившись, встал у камина; юный Дэвид, напрягшись и вскинув голову, встал в ногах у Тома. Только Алисия, не обращая ни на кого внимания, осталась сидеть рядом. Рамон, опираясь от слабости о стену, продолжал молиться.
Вскоре в комнату вошла женщина средних лет, в синем платье, с накинутой на плечи шалью. При первом же взгляде на нее у Тома защемило сердце, потому что перед ним было такое же, как у младшего Дэвида, смуглое, с грубыми чертами лицо. Женщина, как видно, не привыкшая приветливо улыбаться, встала в дверях, настороженно оглядывая присутствующих.
Старший Дэвид, тяжело ступая, медленно подошел к ней:
— Ты кто?
— Хуанита Альварес.
— Зачем ты здесь?
— Пришла увидеть своего мальчика.
— Где он?
— Вот он!
— Какие у тебя доказательства?
Тут женщина наконец улыбнулась. Мгновенной, суровой, язвительной улыбкой.
— Зачем мне доказательства? Он в хорошем доме. Здесь ему куда лучше, чем у меня.
— Тогда зачем ты заявляешь на него права?
— Потому что сеньора сказала, что я должна говорить правду. Вот я и говорю.
— Припоминаю твое лицо, — сказал Дэвид Пэрри. — Ты нянчила мальчика. Правильно?
— Правильно, сеньор.
— Больше ни слова! Стой на месте! Дэвид, встань рядом!
Мальчик медленно подошел к женщине. Встал рядом, глядя на Дэвида-старшего. Великан, тяжко вздохнув, отвернулся — так велико было сходство! Не оборачиваясь, произнес:
— И все же я хотел бы, чтобы в тебе была моя кровь! Чья бы она ни была, в тебе кровь настоящего мужчины!
Тут вмешалась Алисия:
— Ты помнишь, что сказал тебе человек, которого сегодня убили в этой комнате? Женщина в синем платье, Дэвид! Вот она!
Великан вздрогнул. Подошел к угрюмой жительнице гор и неожиданно сорвал с нее обвивающий талию кушак.
Громко вскрикнув, она попыталась выхватить вещь, но Пэрри легко отстранил ее. Внутри кушака что-то зазвенело.
Женщина сразу пришла в себя — сложив на груди руки, встала у стены. В комнате воцарилась мертвая тишина. Все чувствовали приближение развязки, не зная, какой она будет.
Дэвид-старший развернул кушак и высыпал большую пригоршню золотых монет.
— Больше ничего, — сказал он.
— Откуда они у тебя? — поинтересовалась Алисия у женщины. — Откуда у тебя столько золота, Хуанита?
— Дорогая сеньорита! — нежным голосом пропела та. — Если бедняк усердно работает, он не швыряется деньгами. Я работала всю жизнь — вот и скопила за много лет!
— Как же тогда получается, — взревел вдруг Дэвид-старший, — что все монеты одного года чеканки, — одного года, женщина, ты слышишь?
Она не дрогнула, только метнула взгляд в сторону Беатрис Пэрри и испуганно расширила ноздри.
— Слышишь, что тебе говорят? — нажимал великан. — Я хочу знать, у кого ты украла эти деньги?