Конечно, милые мои, если отметили вы отсутствие логики в словах вашего нижайшего слуги, то тем самым засвидетельствовали свою наблюдательность. Ведь, окажись я внутри, что уж тогда отворять ворота, верно? Причем вне зависимости от того, действительно ли я хотел использовать голову монаха как таран или нет. Однако я был в отчаянии, не хотел, чтобы меня выставили прочь, и рассчитывал, что дерзость моя будет прощена.
– Хо-хо, – захохотал он, и смех снова перешел в хриплый кашель, который закончился сочным плевком. – Инквизитор-raptus[8], давненько такого не бывало. Что, не обучили тебя покорности и терпению? Ничего, здесь научишься…
Я с отчаянием поглядел на стены – высокие, сложенные из идеально подогнанных друг к дружке каменных блоков. Даже обладай я талантом канатоходца, не сумел бы на них влезть.
Я бессильно ударил кулаками в ворота.
– Отворяй! – заорал.
– Какие-то проблемы? – услыхал позади тихий голос и резко повернулся.
Господь в Своей бесконечной милости одарил меня не только тонким обонянием (что порой я не считал такой уж большой милостью, особенно когда приходилось пробираться сквозь толпу в жаркий полдень), но и отличным слухом. Однако я не услышал, как этот человек приблизился и встал в двух шагах за моей спиной. Был он худощав, низок, укрыт серым старым плащом. Никогда прежде я его не видал, но нечто подсказывало мне, что пришлец не принадлежал к числу тех, кем стоит пренебрегать.
– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – представился я. – Пытаюсь упросить, чтобы мне дозволили предстать перед лицом кого-то из братьев-библиотекарей.
– А у вас весьма любопытный стиль изложения просьб, – усмехнулся он – одними губами, поскольку глаза его продолжали глядеть на меня как мертвые.
Я не удивился, что он не назвал себя, да и не надеялся на это. Впрочем, а что б это мне дало, особенно учитывая, что человек этот наверняка имел множество имен под любую оказию.
– Простите, – сказал я, – но дело, с которым я к вам прибыл, и вправду не терпит отлагательств: я не решился бы беспокоить милостивых братьев, дабы удовлетворить всего лишь собственные капризы.
– Хорошо сказано, – кивнул он, не спуская с меня глаз. – Я слыхал о вас, инквизитор Маддердин, – добавил. – И действительно – будет лучше, если вы войдете.
– Уже-уже-уже, – захрипел с той стороны привратник. – Погодите миг-другой, сей коловорот дьявольски тугой.
По всему выходило, что брат-привратник не только слышал весь наш разговор, но еще и знал моего собеседника. И сделалось ясно, что стоящий подле меня человек – не из тех, кого могут не впустить внутрь монастыря.
Что вполне могло оказаться благоприятным совпадением. Или – не оказаться им…
Мы услыхали скрип коловорота, громкое кряхтенье, прерываемое проклятиями – правда, весьма уместными – и наконец мощные врата дрогнули. Разошлись настолько, чтобы могла пройти моя лошадка, – после чего сверху донесся хрип, звук плевка и задушенный голос:
– Входите с Богом, братья.
Человек в сером плаще без слов протиснулся сквозь щель, я же шагнул вослед ему, хоть лошадка моя была не рада такому повороту дел и пришлось насильно тянуть ее за повод, чтобы вовлечь во тьму надвратной башни.
– Что мне сделать с лошадью? – крикнул я человеку наверху.
– Оставь во дворе, – ответил привратник. – Кто-нибудь ею да займется. Только пусть не обжирает наши кусты!
– Ступай за мною, Мордимер. Проведу тебя в канцелярию, – сказал человек в сером плаще, когда мы добрались до внутреннего двора.
Шагая за ним, я успел осмотреться, поскольку не слишком хорошо помнил монастырь Амшилас. Был я здесь лишь единожды, да и то в компании других молодых инквизиторов – выпускников нашей славной Академии. В тот раз нас официально приветствовали аббат и часть монахов, в нашу честь был дан обед в трапезной и устроен торжественный молебен. Теперь же монастырь был тих и казался вымершим. Лишь мелькнул одинокий брат с огромными ножницами, постригающий кусты.
– Время вечерней молитвы, – пояснил мой проводник. – Но братья-библиотекари наверняка у себя. У них специальный распорядок.
Мы вошли в маленькую прихожую, поднялись по крутой лестнице и, наконец, прошли по галерее над садом, изобильном красивейшими кустами, – пока наконец мой сопровождающий не постучал в дверь в глубине коридора.
– Входите, входите, – отозвался старческий голос.
Человек в сером плаще толкнул дверь, и мы оказались в небольшой темной комнатке, где тьму разгоняла единственная масляная лампадка на столе, заваленном бумагами. За столом же сидел иссушенный старик с пергаментным, сморщенным лицом. Он поднял на нас взгляд, и я увидел, что один глаз затянут бельмом.
– Да славится, – сказал мой товарищ.
– Да славится Иисус Христос, – с неудовольствием в тоне ответил монах. – Вы что же, молодежь, так спешите, что не успеваете выговорить приветствие до конца? Уже слыхал я и таких, кто кричит лишь «славься», словно пиво в корчме заказывает. А нужно с сердцем, с чувством, от всей души. – Он махнул рукою, которая в жалком свете лампадки казалась птичьей лапой, обтянутой почти прозрачной кожей. Рукава его рясы трепыхнулись, будто птичьи крылья. – Чтоб вы там знали…
– Я тоже рад видеть тебя в добром здравии, отче Адальберт, – сказал мой товарищ, и в голосе его я услышал легкое веселье. – Я привел к тебе гостя. – Монах перевел на меня внимательный здоровый глаз. – Это Мордимер Маддердин, мастер Инквизиториума из Хеза. Будь столь добр, сделай так, чтобы кто-то из братьев-библиотекарей принял его нынче же. А теперь – прости, долг зовет. Рад, что познакомился с тобой, Мордимер, – кивнул он мне вежливо.
– Благодарю за помощь, брат, – ответил я в тон ему. – И коль Бог позволит, когда-нибудь попытаюсь отплатить тебе за твою вежливость.
– Наверняка, – усмехнулся он и вышел.
Я присел на табурет под каменной стеной, старый же монах перестал обращать на меня внимание и принялся листать бумаги, бормоча что-то себе под нос. Я оперся о стену и прикрыл глаза, поскольку чувствовал усталость от долгой и быстрой дороги.
– Маддердин! – голос канцеляриста вырвал меня из полусонного состояния. – Знаешь ли что-нибудь о Хагаф? Ты ведь сталкивался с ней, верно?
Придя в себя, я удивленно поглядел на него. Откуда, Господи, сей монах знал о моих недавних перипетиях с прекрасной демоницей? Конечно, я составил подробный рапорт епископской канцелярии (особенно подчеркивая героическую роль трагически погибшего настоятеля Вассельрода), но не думал, что здесь, в Амшиласе, обо всем знают и обо всем помнят.
– Верно, брате, – ответил я. – Могу ли чем помочь?
– Не-е-ет, – протянул он. – А красивенькая тварюшка, верно?
Может, и не были это слова, которые я ожидал услышать от древнего монаха, но я уже решил ничему не удивляться.
– В женском обличье – несомненно, – ответил я вежливо.
Почти в тот же миг за спиной канцеляриста скрипнула дверь, и в проеме я увидал молодого монаха. Одет он был точно так же, как и остальные в Амшиласе – в бурую рясу, препоясанную белым шнуром, но, в отличие от остальных виденных мною здесь монахов, этот пока не достиг даже среднего возраста. Длинные светлые волосы спускались до самых плеч – необычно для монаха, – а из-под рукавов рясы я заметил отблеск золотых перстней.
– Приветствую, мастер, – сказал вошедший самым сердечным тоном и протянул мне руку. Я отметил, что ногти у него аккуратно пострижены, а пальцы не отмечены пятнами чернил. – Я – брат Клеофас, к вашим услугам.
Он подал мне ладонь, и я ощутил сильное пожатие, которое мог бы ожидать скорее от человека, привыкшего к тяжелому труду, а не от библиотекаря, который большую часть времени проводит за книгами и манускриптами.
– И что привело вас в наш веселый Амшилас? – спросил он с едва ощутимой ноткой иронии в голосе, а канцелярист с бельмом на глазу едва слышно фыркнул, услышав те слова.
– Это вот. – Я вынул из-за пазухи амулет, который потерял Лойбе во время драки.
Протянул его на раскрытой ладони. Тот блеснул золотом в свете масляной лампадки – и я снова ощутил истекающую из него темную мощь.
– Никогда не видел такого талисмана, – сказал я. – Ощущаю в нем силу, которую не могу уразуметь, но которая пробуждает во мне глубочайшие опасения…
– Верно ощущаете, – прервал он меня.
Не торопился взять амулет с моей ладони – лишь внимательно всматривался в него, а лицо его замерло в гримасе озабоченности.
– Не знаю, не знаю, – отозвался наконец, явственно раздосадованный тем, что не сумел с первого взгляда опознать проклятый предмет. – Нужно проверить… Но, – он поднял на меня взгляд, – хорошо, что вы появились в Амшиласе. Погодите здесь, если вы не против. Могу я…
Я кивнул ему, и он забрал амулет с моей ладони.
– Это может слегка затянуться, – сказал он. – Хотите чего-то? Может, вы голодны? Или терзаемы жаждой?
– Жаждой знания, – ответил я, поскольку устал настолько, что не хотелось мне ни есть, ни пить.
– Как и все мы, – ответил он без улыбки и поспешно исчез за дверьми.
Старый монах, бормоча, листал пергаменты, и это его спокойное, тихое, напоминающее песню бормотание почти усыпило меня. Но я открыл глаза, едва услышал скрип двери. На пороге, однако, стоял очередной старик, что выглядел будто брат-близнец моего тихого товарища. Даже на глазу имел такое же бельмо – только не на левом, а на правом.
Я поднялся.
– Мордимер Маддердин, верно? – спросил он, а я кивнул.
– Для вас приготовили келью, мастер Маддердин, – сказал он мне. – Получите бумагу, чернила, а коли захотите, на кухне найдете ужин. Мы хотели бы, чтобы вы подробно описали, как стали обладателем этого предмета. Вы меня поняли?
– Да, брате, – ответил я, поскольку немного нужно было здесь понимать.
– Хорошо, тогда можете идти.
– Спасибо, брате, – сказал я и повернулся к выходу.
– Мордимер… – голос его, чуть более ласковый, чем за миг до того, задержал меня на пороге. – Не хочешь задать никаких вопросов?