Наконец я откашлялся.
– Что ж, – сказал. – Если уж я вам ничем не пригожусь, позвольте мне осмотреться в городке…
– Если вы не против… – Он глянул на меня, и я заметил, что его льдисто-голубые глаза слабо подходят к красивенькому, почти женскому лицу. – Могу ли я перемолвиться с вами словом-другим?
– Прошу вас.
– Вы слышали о… – он прервался на миг, – о человеке… которого зовут Веселым Палачом из Тианнона?
– Слышал. – Я пожал плечами. – Могу ли спросить, отчего вы об этом заговорили?
– И что вы о нем думаете?
Мне не нравится, когда кто-то отвечает вопросом на вопрос, особенно принимая во внимание, что обычно именно я так поступал. Ведь, милые мои, так уж устроен мир, что повинностью инквизиторов остается выспрашивать о том, что знают их собеседники. И вовсе не наоборот. Однако на этот раз я решил не спорить с Родриго, особенно учитывая, что тема того не стоила.
– Удивлен, что он до сих пор жив, – ответил я искренне. – Однако мне сложно судить лишь на основании сплетен, услышанных то тут, то там. Хотя того, что я слышал, вполне достаточно, чтобы я не относился к нему с излишним почтением.
Де ля Гуардиа кивнул, и я не мог понять, соглашается ли он с моими словами или всего лишь принимает их к сведению.
– Полагаю, вы сумеете вынести и собственное суждение, – сказал он наконец. – Ибо брат Сфорца уверил меня, что Веселый Палач вскоре появится в Штольпене…
Я хотел сказать: «Вы шутите», – но вовремя сдержался. Рыцарь явно не шутил, к тому же у него не было причин меня обманывать. Не заметил я и того, чтобы его радовал визит Веселого Палача в Штольпен, – и в этом наши взгляды чудесным образом совпадали.
– Ах, вот как, – только и сказал я.
– То, что делает этот человек, отвратительно, и я рад, что вы разделяете мое мнение, – продолжал ля Гуардиа. И хотя я не выказывал своего мнения так, как он сформулировал, в принципе, я и не думал протестовать. – Ведь, Богом живым клянусь, грешник должен получить… не только страдание, но и… уважение. – Слова выходили из него явно с трудом, и смотрел он куда-то над моей головою. – Я надеюсь, что вы со мной согласитесь?
– Инквизиторов учат именно этому, – ответил я спокойно. – Вы совершенно правы, господин.
– Ведь даже они… – де ля Гуардиа махнул рукою, но я понял, что он имеет в виду еретиков, чернокнижников и ведьм, – они создания Божьи, а наше дело – вернуть их ко Славе Господней и приять в лоно Церкви. Вернуть им достоинство, которое они утратили, связавшись с нечистой силой. Ведь так?
Не понравилось мне словно «наше» в его устах, поскольку возвращение грешников к Господу было заданием моим и других инквизиторов, а не господинчиков из хороших семей, которые решили, что придворные развлечения, траханье подданных и войны с соседями их уже не веселят. Но, если закрыть глаза на эту особенность, рыцарь де ля Гуардиа был совершенно прав. Однако еще забавней было то, что теперь он показался мне куда более интересным человеком, чем я подумал сперва.
– И на этот раз я тоже совершенно с вами согласен, – кивнул я. – Но все же, справедливости ради, я должен признаться, что до меня доходили слухи, будто деятельность палача из Тианнона столь же отвратительна, сколь и действенна. Именно поэтому его услугами пользуются.
– Я слышал то же самое, – сказал он серьезно. Прикоснулся к подбородку таким жестом, словно надеялся найти там густую поросль – и отдернул ладонь. – И хотя я понял бы подобное отношение к ворам или убийцам, но мне непросто уяснить, как святолюбивый брат Сфорца может пользоваться такой… помощью в своем деле.
– Ничего не могу с этим поделать, – сказал я. – Точно так же, как и, со всем уважением, ничего с этим не поделаете вы. Брат Сфорца обладает полномочиями от самого Святейшего Отца, нам же лишь остается служить ему советом или помощью, если он того пожелает.
То, что я говорил, не до конца было правдой, но посторонние обычно не понимали сложных служебных взаимоотношений и уровней церковной и инквизиционной иерархии. Вдобавок последние папские энциклики еще более усложнили и без того крайне запутанную ситуацию. Понимающие в кодексах юристы один говорил то, другой – это, в зависимости от того, были ли они ближе к Хезу или к Апостольской Столице. Впрочем, и Его Преосвященство епископ Хез-хезрона ситуацию не облегчал. И хотя он был номинальным руководителем Инквизиториума, умел залить нам сала за шкуру. Ко всему этому добавлялись еще и претензии императора, каковой также желал обладать своею долей власти, а вдобавок до нас все чаще доносились гневные окрики имперского парламента, пытавшегося доказать, будто ему принадлежит последнее слово не только в светских делах.
Поверьте мне, милые мои, все это не помогало наилучшему раскрытию и преследованию ересей – и то, что вообще хоть кто-то еще сражался с богохульниками и отступниками, происходило исключительно благодаря тихой, сдержанной покорности Инквизиториума, который старался как можно лучше выполнять свою работу, не обращая внимания на все увеличивающиеся препоны.
И тем не менее Святейший Отец имел полное право наделить любого своими полномочиями, и опрометчивым было бы ставить эти полномочия под сомнение. Ибо тогда тебя могли вызвать на допрос в Замок Ангелов. А поскольку наследники нашего Господа, владыки Царства Иисусова, не обладали избытком времени, несчастный возмутитель спокойствия мог провести в крохотной, неуютной келье хоть полжизни, тщетно ожидая, когда же наконец выслушают его резоны. Правда, нынче властвующий Святейший Отец был умеренней, нежели его достойный предшественник (умерший в результате несчастного случая на охоте), но и в отношениях с ним осторожность вовсе бы не помешала. Некогда мне довелось необдуманно уступить искушению и свершить закон против воли церковных сановников – и лишь вмешательство Внутреннего Круга Инквизиториума позволило мне выйти из опасного приключения живым и невредимым. Но ведь я не мог постоянно рассчитывать на помощь Круга. К тому же, в очередной раз пользуясь его приязнью, я выказывал бы жалкую слабость, а значит, оказался бы недостойным внимания, которым Круг неожиданно решил меня удостоить.
– Все же полагаю, что брат Сфорца станет считаться с мнением человека вроде вас, – сказал Родриго приязненным тоном. – Человека, сведущего в непростом деле поиска истины.
Я бы не дал за эту мысль и ломаного гроша, хотя рыцарь из Гранады, несомненно, был человеком вежливым. Благородные обычно не любили инквизиторов (и здесь стоило бы сказать в скобках, что взаимно), но сей человек, как видно, был вылеплен из иной глины. Хотя я не собирался так легко поддаваться очарованию красивых слов. В конце концов, слова стоят очень немного.
– Я тоже на это надеюсь, – ответил я.
– Можете ли сказать мне, что вы намереваетесь делать? Каким способом собираетесь установить истину?
– А как вы себе это воображаете? – Теперь уже я ответил вопросом на вопрос.
– Ха! – Он снова потер пальцами подбородок. – Я рад, что вы спрашиваете, и простите, коли мои слова покажутся вам лишь размышлениями неученого простеца…
Я замахал рукою, будто желая сказать, что ничего такого не пришло бы мне в голову. Он же не обратил на этот жест ни малейшего внимания: глядел куда-то вдаль.
– Полагаю, я бы допросил могильщика и родственников тех, чьи трупы были обесчещены. Расспросил бы и того, кого местные считают человеком странным, сторонящимся соседей, никого никогда не приглашающим в свой дом, хмурым… – Он пожал плечами. – Простите, если слова мои покажутся вам слишком наивными.
– Отчего же. Ваши мысли идут в правильном направлении. Из вас получился бы хороший инквизитор.
Можете не верить мне, милые мои, однако рыцарь Родриго радостно покраснел и взглянул на меня почти испуганно.
– Вы слишком добры, – пробормотал он.
Нужно признать, что приходские книги велись аккуратно и тщательно, а у господина настоятеля был красивый, выразительный почерк. Конечно, мы, инквизиторы, обучены разбирать самые неряшливые каракули, но не скажу, что сидение над исчерканными, покрытыми кляксами манускриптами доставляло мне изрядное удовольствие. А во время просмотра судебных бумаг такое случалось слишком часто, поскольку писари имели склонность к питию водки во время допросов.
– И что? – с интересом спросил настоятель, ставя передо мной кувшин вина. Я поблагодарил его кивком головы. – Нашли что-то полезное?
– Может быть, – ответил я. – Может быть…
– Да-а-а?
– Одиннадцать документированных случаев, – ответил я. – И все они происходили не позже, чем за три дня до полнолуния.
– Меч Господа! – простонал он. – Получается, это колдун, а не трупоед!
– Я не стал бы делать поспешных выводов, – ответил я. – Тем не менее полагаю, что ваши слова, дорогой господин настоятель, идут во вполне вероятном направлении.
– Ха! – просиял он.
– Конечно же – и я не премину указать это в рапорте – я не сумел бы прийти к этим выводам, когда б не чрезвычайное тщание в ведении приходских книг господином настоятелем… – И я говорил это совершенно искренне, поскольку, когда бы настоятель меньше внимания уделял датам, даже предельно пристальное изучение документов ничего бы не дало.
– Бог мне свидетель, это меня чрезвычайно радует, – ответил он счастливым тоном и даже похлопал меня по плечу, что я снес стоически, хоть не люблю, когда ко мне прикасаются чужие люди.
– И что думаете? – спросил он минуту спустя. – Зачем он это делает?
Я же налил вина – ему и себе, – а потом отпил глоточек.
– Этого мы не узнаем до самого конца, – сказал ему. – Пока не выслушаем исповеди несчастного, который поддался искушению темных сил. Но что-то меня здесь беспокоит…
– Да-а? – Он склонился ко мне, счастливый, что получил возможность участвовать в следствии.
– Чернокнижнику обычно нужны весьма специфические части человеческого тела. Палец висельника, естество мужеложца, голова, сердце… А здесь? – Я покачал головой. – Знаете, какие части он выбирал?