– Мордимер, мечом Господа клянусь! – Я впервые заметил беспокойство в ее глазах. – Ты безумен! Неужели действительно полагаешь, что обречь меня на страдание и смерть – это проявить ко мне милость и сострадание?
– А разве хирург не режет конечность, пораженную злой кровью, чтобы спасти жизнь подопечного? – спросил я ее.
Потом взял ее лицо в ладони и поцеловал ее прямо в губы. Она не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй. Губы ее были холодны, а в прекрасных глазах стыла печаль.
Возможно, я бы влюбился в такую женщину, как она, но эта мысль лишь усилила печаль.
– Знаю, что ты меня теперь ненавидишь, – сказал я, и на сердце у меня и вправду было тяжело. – Но верю, что однажды это изменится.
Я верил этим словам, поскольку знал и себя самого, и своих братьев-инквизиторов. Был уверен, что моя спасительница умрет не только примирившись с судьбой (ибо даже не об этом шла речь), но исполненная сладкой благодарности к своим мучителям.
Я встал, поглядел на нее и усмехнулся грустно собственным мыслям. Карла была красивой и мудрой. Может, несмотря на занятия темным искусством, не была она и злой. Но я помнил слова Писания, которое в своей бессмертной мудрости гласило: «Не различайте лиц на суде»[14]. Я помнил о тех словах всегда и всегда черпал в них силу в годину испытаний, подобных этому.
– Мордимер! – голос ее ударил, будто кнут, и я повернулся на пороге. – Когда будешь отсюда выходить, подумай над собственными словами. Над бреднями о спасении моей души и об услуге, которую ты мне делаешь. – Она яростно дернула руками. – Подумай, мой идеальный инквизитор, предал бы ты костру собственную мать во имя любви, о коей ты мне здесь рассказываешь?
Я невозмутимо смотрел на нее, она же вглядывалась в меня горящими глазами – но вот они угасли. Она опала на меха.
– Мордимер, ради милости Божьей, – сказала глухо.
– О да, Карла, ради милости Божьей, – ответил я и вышел.
Полагаю, с точки зрения безопасности нам не стоило выезжать на этот луг. Но спокойствие летнего дня, запах нагретой солнцем травы, щебет птиц – все это усыпило бдительность вашего нижайшего слуги. Ведь я – всего лишь слабый, сентиментальный человек, способный, как и прочие, поддаться волшебству мгновения и очарованию природы.
А когда я увидел выезжающих из-за деревьев трех всадников на каурых жеребцах, было уже поздно. Впрочем, мы бы в любом случае не стали сражаться и не пытались бы сбежать от инквизиторов Внутреннего Круга. Но, будь пришлецы нашими врагами, луг, посреди которого мы торчали, наверняка не был бы лучшим местом для отражения атаки. Правда, близнецы вытащили арбалеты, а Курнос обнажил саблю, но я резко приказал им тотчас спрятать оружие. Может, они не заметили блестящих на солнце сломанных серебряных распятий, что были вышиты на плащах всадников, но я-то их увидел куда как хорошо.
Откуда я знал, что они – не простые инквизиторы? Что ж, мне уже приходилось сталкиваться с подобными им, а потому у меня появилось граничащее с убежденностью впечатление, что к нам приближаются именно люди, которым будет столь же просто превратить бедного Мордимера и его спутников в четыре куска кровавого мяса, как кому другому – вытереть нос платком.
Кони приближались к нам спокойным шагом. Во главе ехал упитанный лысеющий мужчина с загорелым до кирпичной красноты лицом. Он совершенно не выглядел как инквизитор, но я знавал уже членов Внутреннего Круга Инквизиториума и прекрасно знал, что о них нельзя судить по внешности. Например, Марий ван Бохенвальд – человек, который некогда дважды спас мне жизнь – напоминал оплывшего, разленившегося от спокойной жизни купца. Но так мог думать лишь тот, кто не видел, как он умеет сражаться и убивать.
– Приветствую, Мордимер! – усмехнулся пришелец. – Я – Арнольд Вельрод, к твоим услугам.
Он махнул шляпой, я же приветливо склонил голову.
– Привет тебе от Мария, – добавил он. – Тот ужасно жалел, что не может с тобой повидаться.
– Будь добр передать ему мой привет и искренние слова сочувствия, – ответил я. – Поскольку хотел бы наконец-то встретиться с ним, не находясь на расстоянии вытянутой руки от смертельной опасности.
– Юношески резкие суждения, – покачал головой Вельрод. Я видел, что он слегка веселится, и задумался над тем, что же на самом деле значили его слова. – Матфей! – повернулся он к одному из своих людей. – Помоги спешиться госпоже.
Инквизитор, названный Матфеем, соскочил с седла и приблизился. Подал руку Карле, но у той они были связаны в запястьях, поэтому протянула ему обе. Матфей увидел веревки, нахмурился, и я заметил, что взглянул на колдунью с неким вопросом во взгляде, она же чуть заметно покачала головой.
Воспользовавшись помощью Матфея, Карла легко соскочила с моего скакуна и встала на земле, а инквизитор перерезал путы вынутым из-за голенища ножом. Я заметил, что он делает это весьма осторожно. Они отошли к конику, ведомому третьим пришлецом.
– Принимаем твоего… узника. – Вельрод снова легонько усмехнулся, выговаривая последнее слово. – Надеюсь, ты не против?
Я сомневался, что проживу достаточно долго, если скажу, что имею что-то против. Ха, наверняка жизнь моя окажется тогда не дольше времени полета арбалетной стрелы.
И как понимаете, милые мои, я не хотел проверять, насколько Арнольд Вельрод понимает шутки.
– Конечно, нет, – ответил я. – Я тебе обязан.
– Ох, нет, Мордимер, – замахал он руками. – Это мы искренне обязаны тебе. Ты весьма помог нам в этом неблагодарном и, не стану скрывать, – поднял он со значением палец, – и не побоюсь откровенно признаться, весьма загадочном деле. До времени явления демона, что произошло в твоем присутствии, мы не были уверены, в чем там дело. Мы надеемся, ты составишь подробный рапорт Его Преосвященству с изложением факта, что появился новый вид сатанинского слуги – и весьма опасного при этом, как ты сам испытал… – вздохнул он. – Эти сведения наверняка пригодятся другим инквизиторам, у которых, глядишь, не окажется твоих столь милых Господу внимательности и умений. А потому их святой жар может быть использован во зло.
– Сделаю, что только смогу, чтобы въяве описать всю опасность этой новой твари, – пообещал я.
– Суть каковой опасности, как полагаю, была тебе всецело явлена, верно?
– Я лишь поделилась некоторыми мыслями, – вмешалась Карла. – Мастер же Маддердин оказался настолько быстр разумом, что самостоятельно добрался до сути проблемы.
– Наверняка все так и было, – покивал Вельрод, довольный, словно учитель, ученик которого сумел доказать, что обладает некоторыми важными умениями. – И спешу тебе сообщить, Мордимер: в Амшиласе не забудут и о твоих ошибках… – Голос его затвердел.
Я лишь кивнул, поскольку – а что еще мог сделать?
Не так давно я не оправдал доверие и дал возможность скрыться сторонникам демона, вожделеющего ужасных жертв. Не знал, выследил ли Инквизиториум виновных, и не намеревался расспрашивать об этом, раз уже никто не дал мне шанс вести расследование и искупить ошибку.
– Но эти ошибки прощены, – добавила неожиданно Карла.
– Разве, госпожа? – Вельрод на миг казался удивленным ее словами. – Ха, прощены, – повторил он, словно пробуя на вкус это слово и стараясь понять его смысл. – Ну что ж, раз так говоришь, – добавил. Потом снова обернулся к ней. – Мы можем уже ехать?
– Конечно, – ответила Карла и усмехнулась мне. – До свидания, Мордимер, а говорю «до свидания», поскольку верю, что мы еще встретимся…
– Ага! – произнес Вельрод, словно с недоверием.
– Именно так, Арнольд, – глянула она в его сторону. – Встретимся, поскольку в сердце нашего друга горит огонь истинной веры, а это нечасто встречается в наши подлые времена. Жар истинной веры поможет ему в тяжелые времена, что близятся. – Она прервалась на миг, но все молчали, а ее голос приобрел необычную, гипнотическую силу. – И времена те грядут быстрее, нежели мы предполагаем. И тогда застучат Божьи топоры и отделят больные ветви от здорового ствола…
Она смотрела прямо мне в лицо, а у меня не было сил, чтобы выдержать этот взгляд, поэтому я опустил глаза.
– Грядут времена, когда другие отрекутся трижды, многие вместе с Господом повлекут Его крест, а избранные примут также и Его меч, – сказала Карла, и голос ее, казалось, проникал в самую душу.
Некоторое время все молчали, словно бы вслушиваясь в ее слова, пусть даже те и отзвучали уже. Потом девушка искренне усмехнулась, и морок развеялся.
– Едем, – сказала она весело. – И не станем тревожиться о дне грядущем!
Мы глядели, как она уезжает, а когда все вчетвером пропали за деревьями, Второй поерзал в седле и сплюнул под копыта коня.
– Че, они, типа, ее сожгут или как? – спросил.
– Конечно, близнец, – ответил я. – Конечно.
Маскарад
Ибо все вы – сыны света и сыны дня; мы – не сыны ночи, ни тьмы.
Итак, не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться.
Я глядел в лицо Иисусу Двуликому. В то из лиц, что было сурово и яростно, под шлемом с железной стрелкой наносника. В руке Иисус держал меч, направленный острием в сторону лавки, на которой я сидел, доспех же его сиял серебром.
Второй лик Господа нашего – страдающий и смиренный, с челом, изъязвленным Терновым Венцом, – был скрыт в глубоких тенях церковного нефа.
Сидел я, не столько погруженный в набожные размышления, сколько пытаясь найти в прохладе каменного зала спасение от царящей снаружи жары. Для смиренной молитвы мне нет надобности в церквах, а Господне имя можно славить в любом месте (я бы добавил, что и следует делать это как можно дальше от священников…).
Но церковь эта – о чудо! – была почти пустой: один лишь старик в черной рясе гасил подле алтаря свечи, что оплывали желтыми, крупными восковыми слезами.