Оттого я решил поставить все на одну карту. Если ошибаюсь – что ж, придется заплатить высокую цену. Если же я прав или если мне повезет – сумею хотя бы спокойно выспаться. А сейчас подобная перспектива казалась мне крайне заманчивой.
– Ступай прочь, – сказал я спокойно. – У тебя нет ничего, что я хотел бы. Оставь колдуна в покое и возвращайся, откуда прибыл.
Он зыркал на меня буркалами, в которых ярились адские огни и горели наполненные кипящей кровью озера. Выпрямился, разевая пасть и расправив мощные плечи.
– Шшшшто ты сказал?! – Голос его походил даже не на рычание огромного пса, но на рев близящейся бури.
– Прочь! – приказал я, вознося распятие.
Белизарий был в ярости. Совершенно определенно. Но столь же определенно был удивлен. Конечно, если я верно истолковал его вид и поведение.
В любом случае он не напал на меня сразу, а только замер, кипя от негодования и скрежеща когтями.
– Да-да! Ступай прочь! – крикнул Нойшальк, и демон на миг повернулся к нему.
Распятие в моих руках горело куда сильнее света луны, и трудно было не заметить, что Белизарий пытается не смотреть на него. Он явно колебался, не зная, как поступить. И эти его колебания, а также небывалое терпение, с которым он снес оскорбление, лишь подтверждали мои предположения.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я дам тебе время до завтра, инквизитор. Как знак моей доброй воли…
Весьма мило, а я ведь никогда не слыхивал о доброй воле демонов – но решил уже ничему не удивляться. Я неторопливо кивнул.
– Тогда до завтра, Белизарий, – сказал, прекрасно зная, что следующим вечером нас будет охранять святая вера монастыря Амшилас.
Демон на этот раз не стал медленно отступать, как в прошлую ночь, но исчез мгновенно. Лишь сожженная земля, почерневший пенек березки да смрад гари свидетельствовали о том, что он недавно был здесь.
– Славно, что вы с ним управились, – вздохнул Нойшальк с облегчением. – Иначе мне пришлось бы применить могущественные заклинания, которыми не стоит разбрасываться направо и налево, даже если ты – человек, столь сведущий в магическом искусстве, как я.
– Заклинания, – произнес я пренебрежительно. – Это ведь только слова. Я рассчитываю на жар сердца да силу истинной и нерушимой веры в Божью помощь. А этого, – глянул я на него, – у тебя никогда не было и не будет.
Он лишь скривился, но ничего не ответил.
– Перед закатом мы будем в Амшиласе, – сказал он наконец, глядя вдаль, – и я ничего не мог прочесть в том взгляде. – А уж там поговорим о жаре истинной веры…
Монастырь Амшилас – настоящая крепость, бастионы и башни которой гордо высятся над долиной в излучине реки. Но не сила каменных стен оберегает это место, а истинная святость его обитателей. Богобоязненные монахи не только предаются молитвам и набожным размышлениям; они противостоят наиболее яростным из еретиков. Сюда попадают чернокнижники, демонологи и ведьмы. Вернее, самые сильные из них. Здесь копятся книги, амулеты, статуи и картины, которые много лет – а то и веков – служили темному искусству.
Недавно у меня была оказия проведать богобоязненных монахов, но визит тот не оставил добрых воспоминаний. Конечно, мне были прощены ошибки, поспешность суждений и легкомысленность, однако чувство стыда осталось – пылающее воспоминание о том, что я позволил обмануть себя хитрым безбожникам и лишь монахи из Амшиласа указали, в чем состояла моя ошибка.
– Ну-ну, – пробормотал Нойшальк, высоко задирая голову. – Что называется, замок. Сам император такого бы не устыдился…
– Не нам, Господь, не нам, но имени Твоему дай славу[17], – ответил я цитатой, а он засмеялся, будто я произнес некую шутку.
Видимо, нас заметили, пока мы поднимались крутой обрывистой тропой, но отворять ворота никто не спешил. Ясное дело, ведь прибывающий в Амшилас гость должен рассказать, кто он таков и с чем прибыл, чтобы там вообще задумались об открытии ворот. Я сильно постучал.
– Ктоооо таааам? – спросил старческий, но на удивление сильный голос. Голос, который я прекрасно узнал, поскольку с братом привратником у нас не так давно случилось маленькое недоразумение: тот впускал гостей в монастырь куда как неохотно.
– Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства, – сказал я громко. – Прошу о помощи и опеке.
– Аха-ха! – рассмеялся он хрипло. – Помню тебя! Опрометчивый и сварливый инквизитор с грязным языком! На колени, парень, и проси о прощении грехов!
Казимир Нойшальк с интересом глянул на меня. Неужто думал, что я послушаюсь привратника, и готовился к веселому представлению? Если так, мне придется его быстренько разочаровать.
– Не время для шуток, брате, – сказал я серьезно. – Это дело, не терпящее отлагательств. Я пребываю с честны́м товарищем, коему нужна помощь мудрых братьев.
Произнося эти слова, я использовал код, известный всякому инквизитору. Код, который следовало использовать лишь при крайней необходимости. «Честно́й товарищ» в этом случае означал чрезвычайно опасного человека, а слова «помощь мудрых братьев» требовали предпринять самые тщательные средства безопасности. И я надеялся, что Нойшальк не поймет истинного смысла этих слов.
Впрочем, и брат привратник не дал знать, что слова эти что-то значили для него.
– Все вы молоды и опрометчивы, – забормотал он. – «Отвори», «закрой» говорите вы, а ты, человече, возись здесь с рукоятью и коловоротом. Уже поздно, приходите утром…
– Решительно настаиваю, брате, – сказал я, повышая голос. – Поскольку дело, с которым я прибыл, весьма значимо и требует внимания.
– Всем вам так кажется, – вздохнул он. – Значимо, требует внимания, – повторил он, с иронией выделяя слова. – Если бы ты знал, сколько раз я слышал подобную ерунду…
– Ну вот видите, – сказал я Нойшальку, который глядел на стены с таком лицом, будто прикидывал, можно ли по ним взобраться. – И с чем приходится сражаться инквизитору?
– Ага, вижу, – пожал тот плечами и скривился насмешливо.
– Проявите же ко мне эту милость и отворите дверь, – наивежливейшим тоном завел я снова, глядя вверх.
– Может, и так, может, и так. – Монах на этот раз казался весьма довольным. – Произнеси же мне, наглый парнишка, сей же час пять раз «Славу Сошествия», три раза «Верую» и три раза «Отче наш»…
– Меч Господа, – простонал я, хотя мысленно утешился, поскольку теперь была надежда, что привратник понял код и лишь пытается выиграть время, чтобы сообщить старшине и подготовиться ко всему должным образом.
– Ну, давай, давай… – подгонял он меня.
– Господь наш, Ты дал Слово и Меч народу своему… – начал я.
– Громче! – приказал громко. – И тот второй пусть молится!
Я вздохнул и взглянул, извиняясь, в сторону Нойшалька.
– Молитесь, – шепнул. – А иначе он нас не пустит.
Тот кивнул, нахмурившись, и мы начали молитву снова, произнося ее слова почти слаженным хором. Привратник некоторое время что-то бормотал нам в такт, но потом его голос сделался не слышен. Я же старался произносить слова выразительно и в меру неторопливо, чтобы дать ему побольше времени. Во мне тлела слабая надежда на то, что совершаемое мной имеет хоть какой-то смысл.
Когда в третий раз мы произнесли: «и дай нам силы, чтобы не простили мы обидчикам нашим» (оба уже утомившись от громкого говорения), привратник захихикал и вместе с нами произнес: «Аминь».
– Ну хорошо, – сказал он, явно довольный. – Что бы еще такого, м-м? Возможно, споете «Иерусалим, о, Иерусалим неверный»? Мне весьма по нраву эта песня.
– Не буду петь, – прошептал мне Нойшальк почти в самое ухо.
– Могу и спеть, и станцевать, лишь бы только вы меня впустили, – сказал я смиренно, снова задирая голову.
– Ну ладно. Слишком хорошо – уже не хорошо, – пробурчал монах. – Да и, кроме того, коли судить по вашим голосам, вы не сумели бы меня порадовать, даже ежели б запели.
Он громко застонал, явно с деланым усилием, и, должно быть, закрутил коловорот, поскольку мы услышали скрип. Решетка, преграждавшая дорогу в монастырь, вздрогнула и начала медленно подниматься.
– Только следите за лошадками, потому как если они обожрут нам кусты, брат Серафин подвесит вас за яйца, – сурово предупредил привратник.
Итак, мы все же попали в Амшилас – и, как и в прошлый раз, двор был почти пустым. Лишь один молодой монах, не обращая на нас внимания, с трудом передвигал большую бочку, в которой что-то плескалось.
– Ждите, – сказал стражник с высоты стены.
Но долго ждать не пришлось, поскольку вскоре я заметил старого монаха, который быстрым шагом приближался к нам. Когда он подошел, я склонился ниже обычного: в монастыре Амшилас не стоило оставаться жестковыйным. Здесь никогда не ясно, кто кем является на самом деле. Нойшальк даже не стал утруждать себя кивком.
– Я – Казимир Нойшальк, доктор теологии, профессор императорского университета и мастер тайного знания, которое вы именуете темным искусством, – произнес он горделиво. – Имею к вам дело, не терпящее отлагательств, но говорить стану лишь перед Советом Монастыря. Да-да, прекрасно знаю, что в этот совет входят двенадцать стариков-монахов, и поэтому буду говорить лишь с ними.
– Чернокнижник желает, чтобы его принял Совет Монастыря? – сказал брат голосом, в котором удивление сражалось с возмущением. – Ты с ума сошел, человече? – добавил, пренебрегши тем, что Нойшальк знает о Совете Монастыря, хотя я, например, впервые услышал о таком органе.
– Именно!
– А если нет? – тихо спросил монах.
– Тогда мое знание умрет вместе со мной, – сказал он, скривившись. – Например, потому что у меня на пальце есть отравленное кольцо, одной царапины которого достаточно, чтобы я отправился в путь, откуда нет возврата. Хочешь взять на себя за это ответственность, старик? А то, может, у меня яд в зубе? – спросил он, повернувшись ко мне. – И говорю я это, Мордимер, чтобы упредить любые твои необдуманные действия…