– Человек слабой веры! – прервал меня аббат, но на этот раз на его бледных губах появилась тень усмешки. – Се не были наши любезные братья, но переодетые узники. Мы потеряли в огне демона двенадцать закоренелых еретиков и чернокнижников… Невелика потеря…
– Ах, вот как… – только и сказал я, но меня удивили как предусмотрительность аббата, так и быстрота, с которой он сумел устроить весь этот маскарад.
– Лишь брат Альберт веселится уже в Царствии Небесном, да смилуется Господь над его душою, – вмешался старый монах, стоящий подле аббата.
Я понял: он говорит о молодом брате, что был нашим проводником, – и перекрестился, пусть даже и был ослаблен настолько, что рука моя едва слушалась приказа разума.
– Он знал, что идет на смерть, и охотно предался воле Господней, – сказал торжественно аббат. – Вспомните, что и Писание гласит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[18].
Тогда я подумал, что демон, скрывавшийся в Нойшальке, или, вернее, демон, принявший обличье доктора теологии, был словно брандер, посланный уничтожить флот врага. Однако после до меня дошло, что ужасное и непредвиденное нападение демона нисколько не навредило ему самому. А потому он не был тайным оружием, отчаянным смельчаком, посланным в самоубийственную миссию, – как не был и орудием, лишенным воли и разума. Задача его состояла не только в том, чтобы уничтожить набожных монахов, но и в том, чтобы использовать их смерть ради ему одному известной цели.
– Что ж, – произнес аббат с легким вздохом, – возблагодарим Господа за то, что из испытания, коему Он подверг нас, мы вышли не только безвредно, но и сильными, как никогда.
Некоторое время в комнате царила тишина, поскольку и я, и остальные монахи погрузились в молитву да набожные размышления. Я же подумал еще, что с удовольствием хлебнул бы водочки, но поскольку эта просьба показалась мне неуместной, смолчал.
– Расскажи нам все, что знаешь и что видел, Мордимер, – приказал аббат.
Не скрывая ничего, я изложил всю историю – как ее запомнил, с момента встречи с Нойшальком в соборе Горлитца и до самого прибытия под ворота монастыря. Рассказывая, я вынул из-за пазухи обломок стрелы и вручил его аббату. Тот долго глядел на руническое древко, после чего вздохнул и передал стоящему рядом монаху.
– Когда ты понял, кто наш гость, Мордимер? – Аббат обратил на меня взгляд проницательных, небесно-синих глаз.
– Не знаю, кто он – или кем был, – но наверняка не Казимиром Нойшальком, чернокнижником и доктором теологии. Уж это я понял едва ли не сразу же, – ответил я, стараясь преодолеть напавшее на меня косноязычие.
– И откуда ты это знал? – Стоящий напротив меня старый монах прищурился, пристально в меня вглядываясь.
Я сглотнул и попытался собраться с мыслями.
– Во-первых, демон, назвавшийся Белизарием. Вся та история выглядела изрядно подозрительной, поскольку слишком уж напоминала сказки. Самоуверенный мудрец, произносящий глупое желание, которое оборачивается против него самого или от исполнения которого нет никакой пользы… Это было шито белыми нитками. А демон, что называл себя Белизарием… – Я покачал головой и зашипел, поскольку в черепе от этого движения снова взорвалась боль. – В его поведении было маловато утонченности для столь сильного существа. И он словно старался, чтобы я даже ненароком не принял ни одно из его предложений. Я подозревал, что он в сговоре с Нойшальком, но если судить по тому, что я видел здесь, – я глянул краем глаза на фигуру, заключенную в серебристом шаре, – осмелюсь предполагать, что это был его демон-слуга… Кроме того, признаюсь, меня удивила та легкость, с какой он отказался от нападения на меня.
– Скромность, достойная уважения, – кивнул монах. – А еще?
– Его испуг перед тем, кто за нами гнался. Непритворный ужас, ощущаемый в каждом движении тела. Так сильно он не страшился ни демона, ни визита в ваш светлейший монастырь. Потому я должен был задать себе вопрос: кто эта слепая женщина, что гналась за нами, и что означают символы, вырезанные на стреле, которая едва не убила Нойшалька? Тогда я впервые понял, что, возможно, она и есть та причина, по которой он искал моей помощи. Она, а не Белизарий…
– Стрела из лука не убила бы его, – прервал меня монах. – Ибо уничтожение сего создания тьмы превосходит все силы простых людей либо оружия, ими созданного. Однако стрела, благодаря заклятой в ней силе, несомненно, сильно ранила бы его и лишила части сил. А подобная рана поставила бы крест на его дальнейших планах. Что-то еще?
– Способ, каким Нойшальк остановил водяного элементаля, – ответил я. – Ему пришлось использовать истинную силу, чтобы так быстро вызвать столь яростную мощь. Я же не слыхивал о чернокнижнике, который в одно мгновение, без специальных приготовлений, сумел бы достичь подобного эффекта. Тогда я понял, что имею дело с кем-то иным, не с обычным демонологом. Но я даже не предполагал… – Я глянул на кучку пепла, что осталась от тринадцати мужчин, и на заключенное в сияющий шар тело демона.
– Что он настолько силен? – закончил монах.
– Да, – кивнул я. – Поразительно.
– Именно что поразительно, – прервал меня аббат, поглядывая на выраставших из плеч демона змей, которые яростно бились головами в светящуюся преграду. – Особенно если учитывать, кто он и откуда происходит.
Я не отозвался ни словом, поскольку в монастыре Амшилас не задают вопросов, если тебе не предлагают сделать это напрямую. Знал, что мне скажут все, если на то будет воля монахов.
– Это Ажи-Дахака, иначе именуемый Заххаком, древний царь Персии. Он позволил, чтобы демон Иблис поцеловал его руки – и тогда из плеч его выросли две ядовитых змеи, которых ты как раз и видишь, – сказал аббат, глядя на меня в упор.
Я ни единым движением не дал знать, как сильно удивили меня его слова. Искренне говоря, услышь я такое из других уст, посчитал бы моего собеседника безумцем. Змеи, будто услышав, что о них говорят (хотя я не думал, что такое возможно), ударили в барьер с удвоенной силой, высовывая длинные раздвоенные языки. Из-за световой стены не доходило ни единого звука, но я мог вообразить яростное шипение, которое сопровождало те удары…
– Ажи-Дахака сначала пытался побороть то, что первоначально полагал болезнью, и Иблис, на сей раз в облике ученого доктора, подбросил ему мысль об отвратительном лекарстве: каждый день убивать двух юношей и мозгами их кормить этих змей. Да-а-а, – аббат махнул рукою в сторону погруженного в летаргию тела, – такова история. Царь превратился в тирана, тиран – в демона. Настолько сильного, что мы не могли распознать его природу, пока он не решился предстать в своем истинном виде…
– Но мне казалось, достойный отче, – вмешался старый монах, – что Ажи-Дахака был заключен и, скованный неразрываемыми цепями, должен дожидаться Судного дня.
– Как видно – уже нет, – вздохнул аббат. – Но мы знаем от нашего славного Мордимера, что за ним послали Охотницу. Жаль, что она погибла…
Я понял, что он имеет в виду слепую женщину, обладавшую удивительной силой, – ту самую, которую я убил, когда встала у меня на дороге.
– Прошу прощения, святой отец, – обратился я к аббату. – Но разве Церковь не учит нас, что нет демонов римских, персидских, египетских либо валлийских, но все они суть разные образы одних и тех же враждебных нам существ? Люди же, в зависимости от страны, в которой живут, называют их по-разному и по-разному их представляют, те же – лишь эманации падших ангелов, что ведут свой род от самого сатаны?
– Ха, – фыркнул монах, – так вот чему их нынче учат в Инквизиториуме…
– И ладно, – резко сказал аббат. – Ибо такова официальная позиция Церкви, и не нам ее подрывать…
– Можешь идти, Мордимер, – сказал он мне. – Мы оценили твою помощь и быстроту разума, каковую ты выказал, позволив нам приготовиться к встрече непрошеного и столь опасного гостя.
Ему не пришлось добавлять, чтобы я сохранил все в тайне. Я и так знал, что, если хочу жить, должен держать язык за зубами. Его Преосвященство епископ Хез-хезрона получит стандартный рапорт о том, что дня такого-то лицензированный инквизитор Мордимер Маддердин доставил в монастырь Амшилас демонолога и чернокнижника Казимира Нойшалька и вручил его под опеку богобоязненным монахам. Что случилось далее, этого инквизитор не знал – и знать не должен был.
Раздумывал я лишь об одном. Что столь сильный демон искал в монастыре Амшилас? Ведь целью его не могло быть уничтожение наиболее сведущих монахов, поскольку урон сей, пусть даже и немалый, не был невосполнимым. А сила монастыря не уменьшилась бы, даже потеряй тот двенадцать мужей, сильных знанием и святостью.
Ажи-Дахака хотел ввергнуть это место в замешательство и панику, чтобы ей воспользоваться. Но – как? Какая вещь, хранимая в монастыре, пробуждала столь огромное желание демона?
Я знал, что не стану задавать этот вопрос, а даже задай я его, не думаю, чтобы кто-то захотел мне на него отвечать. Впрочем, услышь я этот ответ – как знать, не пожалел бы со всей искренностью, что я не откусил себе язык, прежде чем произнес хоть слово?
Что ж, как я и говорил демону, назвавшемуся Белизарием, есть книги, которые не только не следует читать, но даже и открывать. Ибо если ты задаешь вопрос, имей в виду: можешь получить ответ. Жаль, что мало кто из людей помнит об этой простой истине, наивно полагая, что знание является добром само по себе. А ведь о многих вещах в этой жизни я предпочел бы не знать или не помнить, поскольку они несли с собой воспоминания о горечи и боли. Однако, возможно, именно эта нежеланная память и есть тот крест, который я несу во славу Господа, поскольку помню, как мой друг-драматург мастер Риттер писал: «Что нас не убивает, то нас облагораживает». Жаль лишь, что противу смысла его слов в глубине своего сердца я всегда ощущал себя скорее мертвым, чем благородным. Что ж, даже кораблю со сломанными мачтами следует плыть вперед, пусть курс его и ведет к гибели…