Тогда я приказал подать флайер и добрых полдня кружил на нем среди башен. Не сомневаюсь, за это время я много раз видел то место, которое тщился найти, но если и так, узнать его не сумел.
В конце концов, разжившись яркой, негаснущей лампой, я снова отправился в наши подземелья и вскоре, пролет за пролетом, добрался до нижнего яруса. Интересно, что сообщает подземельям столь выдающуюся способность сохранять в целости прошлое? Одна из мисок, в которых я таскал Трискелю (Трискелю, пробужденному к жизни прикосновением моей ладони за два года до того, как ко мне попал Коготь) суп, до сих пор стояла на прежнем месте. Вновь двинувшись по следам Трискеля, я, как и в то время, когда еще числился учеником, достиг той же всеми забытой двери, а далее, по следам собственным, углубился в лабиринт темных коридоров.
На сей раз, в ровном свете взятой с собою лампы, я увидел, где сбился с пути, пробежав прямо, тогда как Трискель свернул в сторону. Тут меня охватил нешуточный соблазн свернуть за ним следом и, может быть, выяснить, кто сумел подружиться с ним, к кому он возвращался, повидавшись со мною в каком-нибудь уединенном закоулке Цитадели. Возможно, вернувшись на Урд, я так и сделаю… если, конечно, вернусь.
Однако в сторону я не свернул и теперь снова, вслед за мальчишкой, за тем человеком, которым был в прошлом, двинулся прямо по коридору, устланному слоем ила, мимо вентиляционных решеток и накрепко запертых дверей, изредка попадавшихся на глаза. Преследуемый мной Севериан ходил в сапогах не по мерке, со стоптанными каблуками, с истершимися подметками, и, обернувшись, посветив назад, я отметил, что Севериан, преследующий его, великолепно обут, однако шаги его неровны – один много короче другого, а ногу он изрядно подволакивает на ходу. «Одному Севериану – добротные сапоги, другому – исправные ноги, – с негромким смехом подумал я. – Интересно, кто еще заглянет сюда спустя много лет? Догадается ли, что оба следа оставлены одними и теми же ступнями?»
Для какой надобности некогда вырыли эти туннели, мне неизвестно. Не раз и не два видел я лестницы, ведущие еще ниже, но все они неизменно спускались к темной спокойной воде. Наткнулся я и на кости скелета, разбросанные быстрой ногой мчавшегося вперед Севериана, однако то был всего лишь скелет, не сказавший мне ни о чем. На стенах кое-где попадались надписи – то блекло-оранжевые, то ярко-черные, однако алфавит оказался мне незнакомым, и смысла в них я находил не больше, чем в пачкотне крыс из библиотеки мастера Ультана. В паре комнат, куда я заглянул мимоходом, обнаружились стены, на коих некогда тикала тысяча, а то и больше, всевозможных часов. Разумеется, все они ныне были мертвы, и перезвон их умолк, а стрелки намертво приржавели к циферблатам, показывая время, которому никогда уж не наступить вновь, но я, ищущий Атриум Времени, счел это добрым знамением.
И вправду, Атриум Времени я отыскал. Крохотное пятнышко дневного света оказалось точно таким же, каким мне запомнилось. Глупо, конечно, однако, увидев его, я погасил лампу и остановился во мраке, разглядывая его. В окружавшей меня тишине яркий неровный квадратик казался, по крайней мере, не менее таинственным, чем прежде.
Я опасался, что не сумею протиснуться в узкий пролом, но если нынешний Севериан и стал несколько шире в кости, то при этом изрядно отощал, и в результате, как только снаружи оказались голова и плечи, дальше дело пошло легче легкого.
Конечно, тот самый достопамятный снег давным-давно стаял, однако царящая вокруг прохлада предвещала его скорое возвращение. Среди увядающих роз нашли покой несколько сухих листьев, должно быть, вознесенных восходящими токами воздуха весьма и весьма высоко. Покосившиеся гномоны по-прежнему отбрасывали во все стороны тени, столь же бессмысленные (хотя вовсе не столь неподвижные), как и остановившиеся часы в боковых комнатах подземного коридора, а каменные звери по-прежнему, не мигая, взирали на них со всех сторон.
Подойдя к двери, я постучал. Дверь отворил тот же пугливый старый слуга, что подавал нам мате с печеньем, и я, пройдя в ту же затхлую, заплесневелую комнату, где некогда отогревался с мороза, велел ему позвать ко мне Валерию. Слуга поспешил за ней, но прежде чем он скрылся с глаз, из изъеденных временем стен, пробужденные чем-то неведомым, загремели бесплотные стоязыкие голоса, требующие, чтоб Валерия немедля явилась с докладом к некоей титулуемой на древний, давно позабытый манер особе… и я далеко не сразу, к немалому своему изумлению, понял, что под этой особой имеется в виду не кто иной, как я сам.
Здесь, мой читатель, перу моему (но не мне) надлежит завершить путь. Я проводил тебя от ворот до ворот, от запертых, окутанных пеленою тумана ворот некрополя близ старой Цитадели до врат за пеленой облаков, называемых нами небом – тех самых, которые, смею надеяться, уведут меня за пределы окрестных звезд.
Итак, мое перо завершает путь, однако я иду дальше. Ты же, читатель, дальше со мной не пойдешь. Пора нам обоим заняться собственной жизнью.
Писано собственноручно мною, Автархом Северианом Хромцом, в тот год, что будет назван последним годом старого солнца.
Приложения
Об управлении провинциями
Краткое описание карьеры Севериана в Траксе – пожалуй, лучший (хотя и не единственный) доступный нам источник сведений о работе органов государственного управления в эпоху Содружества вдали от великолепия коридоров и залов Обители Абсолюта и многолюдных улиц Несса. Очевидно, современные, наши собственные понятия о разнице между властями законодательными, исполнительными и судебными здесь неприменимы: вне всяких сомнений, услышав, что законы должна писать одна группа людей, претворять в жизнь другая, а карать за их нарушение третья, администратор наподобие Абдиеса разве что посмеялся бы от души. Подобную систему Абдиес счел бы несостоятельной, неработоспособной, и это не так уж редко подтверждается нашей практикой.
В описываемый рукописями период архонты и тетрархи назначались Автархом – персоной, представляющей собою народ и как таковой наделенной всей полнотой власти. (См. также адресованное Севериану замечание Фамулим.) Данным чиновникам вменяется в обязанность приводить в исполнение приказы Автарха и вершить правосудие с учетом обычаев подвластного им населения. Кроме этого, они вправе издавать местные законы (имеющие силу лишь на управляемой законодателем территории и только до тех пор, пока он остается в должности) и добиваться их соблюдения, пусть даже под страхом смертной казни. По-видимому, в Траксе, так же как и в Обители Абсолюта, и в Цитадели, наказание в виде лишения свободы на определенный срок – одно из самых распространенных наказаний в нашу эпоху – неизвестно. Заключенные в Винкуле содержатся под стражей в ожидании пытки либо казни, либо в заложниках, дабы их друзья и родные вели себя смирно.
Как явно сказано в рукописи, надзор за Винкулой («домом оков») есть одна из служебных обязанностей ликтора («налагающего оковы»). Данный чиновник является главным подчиненным архонта по части отправления уголовного судопроизводства. В случаях церемониальных он идет впереди своего господина с обнаженным мечом, внушительным напоминанием о власти архонта, в руках. Во время заседаний суда архонта (согласно жалобам Севериана) от него требуется стоять по левую руку от судейской скамьи. Лично им приводятся в исполнение казни и иные особо масштабные приговоры суда, а кроме того, он руководит деятельностью клавигеров («хранителей ключей»).
Означенные клавигеры – не только стража Винкулы, но и своего рода сыскная полиция: данные функции им облегчают возможность добиваться показаний от поднадзорных любыми, самыми жесткими методами. По-видимому, ключи, которые они носят при себе, достаточно велики, чтоб заменять им дубинки, и, таким образом, служат одновременно рабочим инструментом, символом власти, а также оружием.
Димархии («те, кто бьются двумя способами») являются патрульной полицией, а также военной силой, подчиненной архонту. Однако название их, по всей видимости, никак не связано с данной двойственностью функций – скорее суть в том, что их экипировка и навыки позволяют, смотря по обстоятельствам, биться и в конном, и в пешем строю. Ряды их, следует полагать, пополняются профессиональными солдатами, ветеранами северных кампаний, причем не из местных уроженцев.
Сам Тракс, вне всяких сомнений, являет собой город-крепость. Разумеется, против противников-асциан подобная крепость продержится не более суток – скорее предназначена она для того, чтоб отражать набеги разбойничьих шаек либо мятежников, возглавляемых местными экзультантами и армигерами. (Супруг Кириаки, не заслуживающий никакого внимания в Обители Абсолюта, здесь, в окрестностях Тракса, – персона, очевидно, немаловажная и даже довольно грозная.) Хотя содержание частных армий экзультантам и армигерам, по-видимому, запрещено, у нас есть все основания полагать, что многие из их слуг, называемые егерями, сенешалями и т. п., по сути, прежде всего бойцы. Предположительно, им вменена в обязанность защита хозяйских вилл от грабителей и сбор ренты, но в случае народных волнений они могут стать источником серьезной опасности, однако укрепленный город, запирающий верховья реки, обеспечит чиновнику наподобие Абдиеса решающее преимущество в любом конфликте подобного рода.
Маршрут, избранный Северианом для бегства, наглядно показывает, как хорошо контролируется выезд из города. Северную оконечность долины охраняет собственная крепость архонта, замок Акиэс («острие клинка»), по всей видимости, никак не соединенный с дворцом архонта, расположенном в пределах городских стен. Южную оконечность долины замыкает Капул («рукоять меча») – очевидно, крепостная стена весьма сложной конструкции, уменьшенный вариант Несской Стены. Вдобавок к этому гребни окружающих долину утесов защищены фортами, соединенными меж собой стенами. Таким образом, обладающий неисчерпаемым источником пресной воды, Тракс вполне может выдержать продолжительную осаду любыми силами, не располагающими тяжелым вооружением.