О вооружении войск Автарха и о кораблях иеродул
Ни в чем ином рукописи «Книги Нового Солнца» не кажутся столь же неясными, как в вопросах, касающихся вооружения и организации военной службы.
Путаница в отношении снаряжения союзников и противников Севериана, по-видимому, является следствием двух причин, первая из каковых – его очевидная склонность отмечать любое отличие в устройстве и назначении особым названием. Переводя оные, я неизменно старался учесть не только предназначение и внешний вид, но и буквальное значение корней слов; отсюда – фальшион, демилюн и мн. др. В одном эпизоде мне пришлось вложить в руки Агии так называемый атам, ритуальный нож колдунов и ведьм.
Второй причиной путаницы следует счесть существование трех совершенно различных уровней технологии оружейного производства. Низший, самый простой, можно назвать уровнем кузницы. Сюда относятся всевозможные мечи, сабли, кинжалы, топоры и пики, каковые по силам выковать любому умелому кузнецу века этак, скажем, пятнадцатого. Очевидно, все это вполне доступно среднему горожанину и дает неплохое представление о технологических возможностях общества в целом.
Второй уровень может быть назван уровнем Урд. Сюда, вне всяких сомнений, следует отнести длинномерное оружие кавалеристов, названное мною пиками, контосами и т. д., а также «копья», которыми угрожали Севериану гастаты за дверьми аванзалы, и прочее вооружение пехотинцев. Насколько широко распространено подобное оружие, из текста неясно. В одном эпизоде упоминаются «стрелы» и «хетены на длинных древках», предлагаемые на продажу несскими лавочниками. С другой стороны, представляется очевидным, что контосы иррегулярам Гуасахта выдавались перед началом боя, а после изымались и хранились в специально для этого отведенном месте (к примеру, в командирском шатре). Возможно, здесь следует отметить, что таким же порядком раздавали и изымали личное оружие на флоте в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях, притом что и абордажные сабли, и огнестрельное оружие могли быть невозбранно приобретены на берегу. К, так сказать, «оружию Урд», несомненно, относятся и арбалеты наемных убийц, приведенных Агией к выходу из рудника близ Сальтуса, но эти люди с немалой долей вероятности могли быть дезертирами.
Таким образом, оружие Урд представляет собой венец технологий, каковыми располагает население данной планеты, а возможно, и всей Солнечной системы. Насколько эффективно оно в сравнении с оружием наших дней, точно сказать затруднительно. Как следует из текста, в какой-то мере от него защищает латный доспех, однако то же самое вполне справедливо в отношении привычных для нас винтовок, карабинов и пистолетов-пулеметов.
Третий уровень я назову межзвездным. К межзвездному оружию, безусловно, относится как пистолет, отданный Водалом Тее, так и пистолет, врученный Северианом Оуэну, однако судить с той же уверенностью о многих других видах оружия, упомянутых в рукописях, у нас оснований нет. Межзвездным оружием вполне может оказаться часть артиллерии, а то и вся артиллерия, применяемая в горной войне. Фузеи и джезайли, состоящие на вооружении в частях специального назначения обеих сторон, с равным успехом могут и принадлежать, и не принадлежать к таковому, хотя мне более вероятным кажется первое.
Представляется вполне очевидным, что межзвездное оружие невозможно производить на Урд, а приходится, причем по весьма высоким ценам, закупать у иеродул. Тут возникает весьма интересный вопрос – и достоверного ответа я на него подыскать не могу – касательно товаров, которыми оплачиваются поставки оружия. По нашим меркам, полезными ископаемыми Урд старого солнца очень и очень бедна: говоря о труде горняков, Севериан, очевидно, всякий раз имеет в виду то, что мы назвали бы археологическим мародерством, а среди богатств новых континентов, согласно пьесе доктора Талоса, готовых подняться из глубин моря с явлением Нового Солнца, в одном ряду со «златом и серебром» упоминаются «железо и медь» (курсив мой. – Дж. В.). Таким образом, за межзвездное оружие властители Урд, вероятнее всего, расплачиваются рабами (рабство в обществе Севериана существует вне всяких сомнений), мехами, мясом и прочими съестными продуктами, а также вещами трудоемкими в изготовлении, наподобие ювелирных украшений ручной работы.
Разумеется, нам хотелось бы знать много больше практически обо всем, упомянутом в данных рукописях, однако наибольший интерес вызывают корабли, бороздящие межзвездные пространства под командованием иеродул, порой укомплектованные человеческими существами. (Вполне возможно, именно на таких кораблях некогда несли службу два самых загадочных персонажа повествования, Иона и Гефор.) Однако здесь переводчику довелось столкнуться с одним из самых головоломных препятствий – с неспособностью Севериана отчетливо отличать суда космические от морских.
Сие, конечно, весьма и весьма досадно, однако в его положении вполне естественно. Если иной континент кажется столь же далеким, как и луна, то и до луны, в свою очередь, нисколько не дальше, чем до иного континента! Вдобавок межзвездные корабли, очевидно, приводит в движение давление световых волн на исполинские паруса из металлической фольги, и посему прикладная наука о мачтах, канатах и реях применима к космическим кораблям в той же мере, что и к судам морским. Поскольку многие навыки (и, вероятно, прежде всего привычка к долговременной изоляции) равно востребованы и на море, и в межзвездном пространстве, следует полагать, матросы с судов, к которым мы отнесемся с одним лишь пренебрежением, вполне способны завербоваться и на те, возможности коих поразят нас до глубины души. Тут также вполне уместно вспомнить о капитане люггера, нанятого Северианом, обладающем теми же речевыми особенностями, что и Иона.
И, наконец, замечание последнее. В представленных вашему вниманию переводах и сопутствующих им приложениях я старательно избегал каких-либо собственных домыслов, и, полагаю, теперь, вплотную приблизившись к завершению семилетних трудов, вправе позволить себе таковой. Состоит он вот в чем: что, если способность сих кораблей к преодолению часов и эпох – не более чем естественное следствие способности оных насквозь пронзать межзвездное и даже межгалактическое пространство, уходя от предсмертных конвульсий вселенной, и, таким образом, путешествия во времени – дело далеко не столь трудное, каким мы склонны его полагать? Что, если Севериан с самого начала обладал неким предощущением своего будущего?
Михаил Назаренко. Как читать «Книгу нового солнца»
Хорошая история – та, в которой симпатичные трехмерные герои переживают захватывающие и необычные приключения на разнообразном и интересном фоне. Великая история – та, которую утонченный читатель может прочитать с удовольствием, а перечитать – с еще большим удовольствием.
1
«Книга Нового Солнца» – произведение прославленное и прославленно-сложное. Подобно тому, как Севериан, главный герой «Книги…», ищет (и находит) «ключ к Мирозданию», многие читатели пытаются отыскать ключ к роману Вулфа, но в руках у них слишком часто оказываются отмычки, а то и ломики, которые вовсе не помогут разобраться в устройстве конструкции – разве что позволят разбить ее вдребезги. Более того, Вулф принадлежит к тому направлению американского постмодернизма, от Набокова до Пинчона, которое, по словам одного критика, создает «детективы типа «сделай сам»: читатель вынужден собирать факты и выстраивать одну из возможных фабул, без всякой уверенности в том, что истинная версия событий вообще существует.
Тем не менее некоторые общие принципы найти вполне возможно.
2
1) Слепо доверьтесь тексту. Все ответы – там.
2) Не доверяйте тексту ни на грош, нет – ни на полгроша. Это штука ненадежная, коварная, того и гляди, взорвется прямо в руках.
3) Перечитывайте. Со второго раза вам понравится больше. С третьего – еще больше. Да и в любом случае книжки незаметно меняются, пока вы не смотрите. При первом чтении «Покой» показался мне элегичным мемуаром о Среднем Западе. В роман ужасов он превратился только со второго или третьего раза.
4) Там водятся волки, рыщут у слов за спиной. Иногда они проглядывают на странице, иногда ждут, пока вы закроете книгу. Мускусный волчий запах порой заглушен ароматом розмарина[1]. Только имейте в виду, что это не нынешние волки, серой тенью крадущиеся по глухомани. Это огромные древние лютоволки-одиночки, которые могут выстоять против медведя гризли.
5) Читать Джина Вулфа – опасное занятие. Сродни метанию ножей. Можно остаться без пальцев, ушей или глаз. Джина это устраивает. Джин-то и метает ножи.
6) Расположитесь поудобнее. Заварите побольше чаю. Повесьте на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Начинайте с первой страницы.
7) Умные писатели бывают двух типов. Одни выпячивают свой ум, а другим совершенно незачем его выпячивать. Джин Вулф – из вторых, причем интеллект для него не главное, главное – рассказать историю. Он умен не для того, чтобы выставить вас дураками, а для того, чтобы вы тоже поумнели.
8) Он там был. Он все видел. Он знает, чье отражение видели в зеркале той ночью.
9) Будьте готовы учиться.
3
Прежде всего, мне хотелось сотворить что-то крупное. За многие годы до того, как я начал читать НФ в вашем и моем понимании термина (см. «Карманную книгу научной фантастики»[2]), я вместе с Флэшем Гордоном странствовал по огромной планете Монго; после этого меня нередко раздражало (и раздражает до сих пор), когда какой-нибудь автор предполагает, что одна простая и единообразная культура может охватывать целый мир. За исключением тех случаев, когда пространство, годное для жизни, чрезвычайно мало (по сути, один остров), а обитает там небольшая популяция, владеющая высокими технологиями, – такая картина представляется мне и невероятной, и скучной: комбинация прискорбная, но нередкая. Я же хотел изобразить целое общество и сделать его правдоподобно сложным.
Во-вторых, я хотел показать молодого человека, идущего на войну. Я бросил учебу в колледже, попал под призыв и оказался на Корейской войне. Живо припоминаю медленное движение от гражданской жизни, когда и мои родители, и я сам были уверены, что меня вообще не призовут, до мгновения, когда я услышал вдали пальбу орудий крупного калибра. В «Алом знаке доблести»[3] я нашел похожую историю (подготовка молодого бойца) и хотел написать свою в НФ-антураже. Два эти импульса вовсе не были в противоречии – они даже подкрепляли друг друга: моего героя втягивает в битву, словно в водоворот, а тем временем он проходит сквозь общество, которое я хочу описать.
Примерно в это время я посетил круглый стол, посвященный маскарадным костюмам. (Как помнится, попал я туда только потому, что беседовал с Бобом Такером – почетным гостем этого конвента, забыл какого. Отчего-то он должен был присутствовать на круглом столе и попросил меня пойти с ним.) В числе участников были Кэрол Резник и Сандра Мизел. Я сидел, слушал инструкции, как получить первый приз на маскараде – чего я вовсе не собирался делать, – и хандрил из-за того, что в моих героев, кажется, никто и никогда не переодевался. И, разумеется, я стал придумывать персонажей, которые хорошо сгодятся для такой игры, – героев в простых и выразительных костюмах. Одним из них оказался палач: черные брюки, черные сапоги, голая грудь, черная маска.
Мрачная фигура, олицетворение боли и смерти, несомненно, оказывает сильное эмоциональное действие, но не всегда легко сказать, какое именно. Тогда я еще не читал «Волхва»[4], так что идея пришла не оттуда; впрочем, откуда бы она ни явилась, я вполне сознавал не только ужас пытки и казни, но и то, как ужасно, когда тебя заставляют быть палачом и казнедеем. Агностики «от сохи» любят говорить, что существование боли «опровергает» или по крайней мере служит опровержению бытия Божия. Мне же казалось, что легче обосновать точку зрения, согласно которой боль доказывает или служит доказательству реальности Бога.
Агностики заявляют, что боль возникла в результате слепой эволюции, дабы мы избегали телесных повреждений. Против этой теории можно выдвинуть два довода. Первый: сто́ит поразмышлять несколько минут, и вы придумаете с полдюжины лучших способов добиться того же результата (один из них – разум, который также эволюционировал; но чем более разумно существо, тем сильнее оно может ощутить боль). Довод второй: этот механизм, как правило, не работает. Люди прыгают на мотоциклах через фонтан во «Дворце Цезаря»[5], собаки бегают за машинами.
Боль и вправду действует как мотиватор, но совсем не очевидными путями. Она ответственна за сочувствие и жестокие розыгрыши; людей, которые не верят, что Бог допустил бы существовать боли, она заставляет думать о Боге. Тысячу раз было сказано, что Христос умер под пыткой. Многие из нас так часто читали, что он был «скромным плотником», что при этих словах начинает подташнивать. Но, кажется, никто не заметил, что орудиями пытки были дерево, грозди и молоток; что человек, сколотивший крест, несомненно, тоже был плотником; что человек, вбивавший гвозди, был в той же мере плотником, что и солдатом, – что и палачом. Очень немногие замечали, что, хотя Иисус был «скромным плотником», только об одной вещи сказано, что он сделал ее своими руками. Это не стол и не стул, а бич[6].
А если Христос знал не только боль пытки, но и боль палача (мне кажется, так оно и есть), тогда мрачная фигура казнедея может стать героической и даже святой, подобно Христам, которых вырезают в Африке из черного дерева.
И, наконец, я хотел рассказать историю о новом варварстве. Одна из самых мудрых фраз, которые мне доводилось слышать, принадлежит Деймону Найту, и сказана она была о научной фантастике тридцатых годов: «Мы прожили их будущее».
Именно так. У нас были телевизоры, и космические полеты, и роботы, и «механические мозги». Идет бешеная разработка лучевого оружия, которое так любил Флэш (когда не размахивал мечом), и, возможно, лет через десять оно заработает. Задача современной НФ – описывать не слегка продвинутый сегодняшний день, а подлинное будущее: время, которое радикально не похоже на современность, но из нее произрастает. Очевидно, таких будущих несколько. Есть то, в котором человечество возвращается в море за новыми источниками пищи и сырья. Есть то, в котором все мы гибнем. Я решил, что мрачной фигуре, которую я вообразил, и ее странствию навстречу войне наиболее соответствует «будущее ничегонеделанья»: человечество прильнуло к своей древней родине, континентам Земли, и ждет, когда деньги наконец закончатся.
4
Джин Вулф начал работу над «Книгой Нового Солнца» в 1975 году, будучи автором четырех романов, два из которых еще не были опубликованы, и закончил почти через семь лет, осенью 1981-го. Как нередко случается, зерно замысла было сравнительно скромным: Вулф хотел написать повесть для серии антологий Деймона Найта Orbit (большую, но повесть – в сорок тысяч слов, то есть в десять раз короче окончательного текста). История эта называлась «День святой Катерины» и по содержанию примерно соответствовала главам VII–XII «Тени палача» – первого тома «Книги…». Главным героем был ученик гильдии палачей, нарушивший ее писаные и неписаные правила, а действие происходило в сверхдалеком будущем – примерно через миллион лет после нашего времени[7].
«Было время, – вспоминал Вулф, – когда я мог положить руку на обложку истрепанного пейпербэка «Умирающей Земли» [Джека Вэнса] и ощутить, как магия просачивается сквозь картон: Туржан Миирский, Лайан-Странник, Т’Саис, Чан Неминуемый. Никто из моих знакомых даже не слышал об этой книге, но я знал, что она – лучшая в мире».
Как и у Вэнса, в мире Вулфа достаточно развитая наука неотличима от магии, с одной важной оговоркой: магии как таковой в «Книге…» нет вообще (максимум – «экстрасенсорные способности»), и подлинные чудеса имеют прямое отношение к метафизике, а не волшебству, что бы ни понимали под этим словом[8].
Тут и начинаются проблемы перевода: мир, где происходит действие «Книги…» (его обитатели, как правило, не используют слово «планета»), называется Urth, что по произношению совпадает с Earth – «Земля». Стало быть, «Зимля» или что-то в этом роде. Но две другие планеты той же системы именуются Верданди и Скульд, а значит, Urth – это Урд, третья норна, богиня судьбы в германо-скандинавской мифологии. Оба значения, увы, никак не передать, и в этом издании мы выбрали второе, поскольку любой читатель довольно скоро понимает, о какой именно планете идет речь. Призовые очки тому, кто раньше всех догадается, на каком континенте живет Севериан.
Но вернемся к повести. Финал ее должен был стать совсем иным, нежели в «Книге…», но Вулф до него так и не добрался: ему казалось, что придуманный им мир заслуживает большего внимания, а значит, Севериана сто́ит отправить в странствие.
К тому времени, когда автор вместе с героем дошел до стены города Несс, книга по объему уже равнялась среднему роману. «Вместо того чтобы закруглить сюжет, я начал с полдюжины новых – и не меньше Севериана был изумлен появлением Доркас. Розы возникают в моих историях, независимо от того, сажал я их там или нет, и уже с первых глав они росли в трещинах несских стен… Очень хорошо. Я напишу трилогию».
Через три с лишним года трилогия была вчерне закончена, но третий том оказался куда больше предыдущих. Вулф попросил своего литагента Вирджинию Кидд спросить редактора Дэвида Хартвелла из Pocket Books, как он отнесется к такому неравновесию. «Она смягчила его ответ, но, подозреваю, тот был непечатным». По счастью для Вулфа, он заранее продумал запасной вариант: разделить последний том на два и расширить оба. Против тетралогии Хартвелл ничего не имел, и Вулф принялся за дело. Когда все четыре тома прошли две черновые стадии, он стал доводить до ума каждый из них последовательно, и в результате «Цитадель Автарха», например, была опубликована в пятой редакции. Так что, если вам, читатель, что-то покажется лишним или непонятным, будьте уверены: это замысел, а не авторский недосмотр.
Но приключения «Книги…» не окончились. Многих сбивает с толку ее финал; в недоумение пришел и Хартвелл. Он потребовал, чтобы Вулф написал еще абзац-другой и рассказал, чем же все, черт побери, кончилось. Вулф справедливо полагал, что абзаца-другого не хватит и вообще – история, которую он хотел рассказать, уже завершена. Какое-то время редактор и автор орали друг на друга (по крайней мере, если верить Вулфу), а потом решили, что первый напечатает «Книгу…» как она есть, а второй со временем напишет продолжение.
«Урд Нового Солнца» появилась лишь в 1987 году, через четыре с лишним года после публикации последнего тома «Книги…», поскольку Хартвелл ушел в издательство Tor, а Pocket Books и фантастику больше не собирались печатать, и популярного автора отпускать не хотели. Но и эту проблему удалось решить.
Так что четырехтомная «Книга Нового Солнца» – и ее продолжение, «Урд Нового Солнца», которое без первых четырех романов читать нельзя (а их без него – можно и, как многие полагают, нужно), составляют своеобразную дилогию.
Прошло еще несколько лет, и Вулф написал вторую дилогию – четырехтомную «Книгу Долгого Солнца» и трехтомную «Книгу Короткого Солнца». Их события предшествуют «Книге Нового Солнца», но читать весь цикл лучше в порядке написания.
5
Первое, что бросается в глаза читателю «Книги…», – это огромное количество необычных, экзотических или архаических слов. Вулф гордится тем, что ни одно он не выдумал, хотя многие вводил не в основном значении, а иногда и допускал ошибки.
«Я использовал странные слова, чтобы передать ощущение странного места в странное время. Некоторые фэны готовы стерпеть любую галиматью, лишь бы это была галиматья, но пусть только трудяга-автор отважится ввернуть вполне уместное слово «эпопт», и… но лучше мне остановиться, пока пишущая машинка не заржавела от слез».
Смысл этих слов можно найти в хорошем словаре (Википедии, Гугле, а лучше всего – в справочнике Lexicon Urthus), но, как правило, их значение примерно ясно из контекста: «такое оружие», «такая одежда»; а если неясно вовсе, значит, так и задумано. (Читающим книгу в переводе несколько сложнее: Вулф учитывает, что многие латинские и греческие корни вошли в английский язык.)
Примерно так же дело обстоит и с именами. Основной принцип ономастики «Книги…», по словам Вулфа, – «как названо, то и есть» (everything is just what it says it is). Обитатели Содружества, как правило, носят имена христианских святых. Чудовища названы в честь чудовищ. Инопланетяне – в честь малоизвестных богов и ангелов. Иногда имена служат подсказками: обращая на них внимание, читатель может куда быстрее Севериана сообразить, кто такие Доркас (букв. «Серна» – см. девятую главу «Деяний Апостолов») или доктор Талос.
Названия глав более важны, чем обычно в романах. Севериану кажется, что на монете, данной ему Водалом, изображено лицо женщины, но стоит вернуться к началу главы…
6
«Книга Нового Солнца» – безусловно, постмодернистский роман, но даже для постмодернизма он необычен.
С одной стороны, модель текста и мироздания вполне привычна и узнаваема. Да, Урд – это «Земля» после конца истории, да, культура исчерпала себя («Многое мы испробовали, но все впустую», – говорит старый Автарх), и мир существует на ее перетасованных обломках, которые можно лишь иронически переосмыслять.
Прямых и косвенных отсылок у Вулфа действительно множество: Пруст (столь любимый Вулфом, что он начал роман «Пятая голова Цербера» прямой цитатой из «По направлению к Свану»), Кафка («В исправительной колонии»), Борхес («Вавилонская библиотека», «Книга вымышленных существ», «Фунес, чудо памяти» и др.), Мервин Пик («Горменгаст»), не говоря уж о мифах, сказках и религиозных писаниях.
«Сказание об ученом книжнике и его сыне», вставная история из второго тома, соединяет миф о Тесее (вполне очевидно), «В кругу развалин» Борхеса (менее очевидно) и подлинный эпизод Гражданской войны в США – сражение броненосцев «Монитор» (в сказке – чудовище-«минотавр») и «Вирджиния» (в сказке – «Страна Дев»). «Сказка о мальчике по прозванию Лягушонок» из третьего тома отождествляет Моисея, Ромула и Маугли, прибавляя к мифу и сказке историю Дня благодарения (откуда в текст Вулфа пришел дикарь по имени Скванто).
Многие критики, желая доказать, что Вулф не просто какой-то там фантаст, а Настоящий Писатель, особенно упирают на то, что Севериан, как и подобает в (пост) модернистской литературе, является «ненадежным рассказчиком». Конечно, в семидесятые годы этот прием еще не был так затрепан, как сегодня, но подлинные литературные достоинства «Книги…» в ином – хотя бы потому, что Севериан как рассказчик вполне надежен, насколько вообще может быть надежен любой рассказчик (а Вулф явно полагает, что не очень-то). Севериан несколько раз повинен в умолчании, он время от времени старается интерпретировать события в свою пользу, но, за единственным (и важным!) исключением, не лжет и не пытается лгать. Как правило, он честно излагает свою историю, как она ему виделась, – другое дело, что обычные для него вещи (зеленая луна, звезды, видимые днем, или горы, все до единой превращенные в гигантские статуи) он упоминает мимоходом, полагая их вполне банальными. Здесь читателю стоит быть повнимательнее.
То же касается и пресловутых «загадок текста». Раскапывать их не надо. Все, что по-настоящему важно, рано или поздно будет объяснено, причем прямым текстом, нужно это лишь заметить. Так, например, тайну гильдии палачей, в которую Севериана посвящают в начале первого тома, он раскрывает нам в начале третьего. Порой читатель должен соотнести сведения, данные в разных местах книги (Атриум Времени и Последняя Обитель имеют одинаковую природу, почему и попасть в них можно лишь одним путем, вне которого они просто не видны). Что не сказано прямо – не принципиально важно. По сути, из ключевых моментов «Книги…» только два не разъясняются в ней самой: что за крылатое существо Севериан увидел в книге Автарха и что произошло с Хильдегрином в каменном городе. Потому-то Вулф именно эти эпизоды и рассматривает так подробно в «Урд Нового Солнца». Мир – не только Урд, но и наша Земля – странное место в странное время, и читатели должны быть начеку.
7
Но, повторяю, все это – типичные черты постмодернизма, и Вулф тут следует путем Набокова.
Необычность «Книги…» связана с тем, что Вулф – католик, причем практикующий: он ходит в церковь, исповедуется и подходит к причастию. «Книга Нового Солнца», как писатель не раз подчеркивал, содержит «импликации его веры».
Джин Вулф написал сочинение в жанре, который настолько вышел из моды, что я опасаюсь, не отпугнет ли читателя его название: аллегорический христианский роман[9]. На случай, если я прав в своих опасениях (меня бы отпугнуло!), сразу уточню: речь идет не о той аллегории, которую отвергал Толкин и практиковал К. С. Льюис. Во всей «Книге…» есть лишь два эпизода, которые имеют смысл только в прямом соотнесении с Библией (превращение воды в вино и встреча Севериана с Тифоном). На остальных сотнях страниц Вулф делает примерно то же, что, ровно тремя веками раньше, Джон Баньян в «Пути Паломника»: рассказывает историю о странствии души.
Когда Вулфа спрашивали: «А Севериан – это Христос?», он терпеливо отвечал: «Не Христос, а христианин», то есть тот, кто пытается уподобиться Христу. На уровне фабулы «Книга Нового Солнца» предстает набором разрозненных сцен, многие из которых никуда не ведут. Одни существа, встреченные Северианом, не только не появятся больше, но даже и не будут упомянуты; другие же неожиданно возникнут через том-другой. Причина проста: не столь важно, как тот или иной эпизод продвигает сюжет; важно, что происходит с Северианом, что готовит его к той роли, которую он принимает в финале.
Поэтому главный вопрос «Книги Нового Солнца» – вовсе не «Кто сестра Севериана?»[10] и т. п., а «Действительно ли за всеми событиями стоит воля Предвечного?» Для Вулфа ответ, несомненно, «да». А для читателя?
В том и заключается своеобразие романа: это постмодернистский христианский текст, где и герой, и читатель должны совершить «прыжок веры», потому что любое утверждение, любой вывод могут быть поставлены под сомнение.
«Вседержитель от нас бесконечно далек, – сказал ангел, – и, таким образом, бесконечно далек от меня, пусть даже я парю куда выше, чем ты. О его воле мне, как и всем остальным, остается только догадываться».
Поэтому вполне возможно, так сказать, атеистическое прочтение дилогии, представленное в книге Питера Райта «Наблюдая за Дедалом»: все, что происходит с Северианом, – лишь манипуляции нескольких групп инопланетян, которые действуют в своих интересах и о воле Вседержителя (если Он существует) не имеют представления. Вулф – католик и именно поэтому изобразил не мессию, а одураченного псевдомессию, то есть, собственно говоря, антихриста.
Логично? Да. Обессмысливает книгу? Как мне кажется – полностью.
В романах не раз возникает образ Севериана и других героев как актеров чужой пьесы, марионеток, которыми управляет незримая длань. На фабульном уровне – длань инопланетная, безусловно. Но, как сказано у Пелевина, «вся фишка в том, что сознание Будды все равно находится в руках Аллаха», или, применительно к данному случаю, фишка в том, что путь Севериана – палача, прелюбодея, убийцы – есть путь христианина, в любом случае направляемый Предвечным. Кто приходил к блудницам и мытарям? Вот именно[11].
В эссе «Гелиоскоп» Вулф напоминает: единственный предмет, о котором мы точно знаем, что его сделал Христос, – это бич. Так как же тогда, спросили писателя однажды, как же понимать название первого тома? «Тень палача»: Севериан, подмастерье гильдии палачей, – лишь тень Вышнего Пыточника? Нет, ответил Вулф, палач стоит перед осужденным, закрывая от него солнце – то есть Бога, – и превращается в сатанинскую фигуру.
Между тем одни критики (Дэвид Уингроув) восприняли «Тень палача» как типично фэнтезийное название, остались довольны и прочитали роман соответственно, другие (Джон Клют) восприняли название так же и остались недовольны, потому что прочитали роман не как героическое фэнтези – и справедливо. Сам Вулф, к слову, определяет жанр «Книги…» как «научное фэнтези» – «научно-фантастическую историю, рассказанную с точки зрения фэнтези, с его привкусом».
Итак, палач – «сатанинская фигура». Но в финале «Цитадели Автарха» взгляды Севериана чрезвычайно близки к мировоззрению Вулфа, как утверждал сам писатель. (Впрочем, он и о герое «Покоя» говорил: «У нас похожие души». Значит, и эту тьму он в себе нашел.)
Смысл романа (один из его смыслов) – в движении между двумя точками: от палача, затеняющего солнце, к палачу, его приносящему. Потому-то и финал, возмутивший Дэвида Хартвелла, именно таков.
Повторю то, что говорил в самом начале: перед вами книга типа «сделай сам». Постмодернистский метанарратив о сомнительности любого нарратива, христианская притча, история лжемессии, нестандартное героическое фэнтези об умирающей Зимле… Всё вместе?
«Дорога сия – нелегка», – предупреждает Севериан.
Примечание 1. Сюжет ненаписанной повести, из которой выросла «Книга Нового Солнца»
Севериан, ученик палачей, встречается с прекрасной узницей Теклой[12] и влюбляется в нее. Он становится подмастерьем (на День святой Катерины, разумеется), но продолжает связь с Теклой. В конце концов она умоляет его помочь ей покончить с собой, и Севериан оставляет в ее камере нож. Увидев, как кровь течет из-под ее двери, он сознается в том, что совершил.
В конце концов (обратите внимание на лакуну) Севериан становится мастером гильдии. Все в безопасности. Гильдия была вынуждена простить его, и он сам почти простил себя. И тут он получает письмо от Теклы. Самоубийство было лишь трюком, позволившим освободить ее без лишнего шума. Вскоре Теклу реабилитируют и вернут на прежнее место в обществе. Она утверждает, что все еще любит Севериана, хотя, возможно, на самом деле лишь чувствует вину за то, что так его использовала. Она приглашает Севериана присоединиться к ней.
Что ему делать?
Как честный человек и патриот – а он и то и другое – Севериан обязан донести обо всем. Но тогда позор падет и на него, и на гильдию, а Текла почти наверняка умрет. Если Севериан выполнит ее просьбу, то воссоединится с ней; но он станет парией (а сейчас он обладает властью и уважением в своем узком кругу), возможно, станет парией и она, а значит, вероятно, рано или поздно возненавидит его. Если Севериан просто сожжет письмо и оставит его без внимания, Текла возненавидит его куда раньше, а к тому времени она будет обладать большим политическим влиянием и сможет шантажировать других мастеров гильдии. (Незачем говорить, что я знаю решение этой проблемы – но оставлю его в качестве упражнения для читателей.)
Примечание 2. Манвантары
Спойлеры ключевых сцен «Книги…» и «Урд Нового Солнца».
На протяжении всей «Книги Нового Солнца» читатель полагает, что Урд – это сверхдалекое будущее Земли. Собственно, в «Заметке о переводе», завершающей первый том «Книги…», это сказано прямо.
Тем не менее в интервью после выхода романа Вулф не раз повторял, что Севериан жил в предыдущей версии («манвантаре») нашей Вселенной. Почему он передумал?
Остается лишь гадать, но самая вероятная версия такова: Вулф вспомнил, что Господь дал клятву больше не насылать потоп на все сущее (Быт. 8:21–22); между тем превращение Урд в Ушас именно потопом и сопровождается.
Мы знаем, что в космологии Вулфа в каждой новой итерации мироздания «все сущее продвигается вперед на едва заметный шаг». Христос родился единожды – это важнейший богословский постулат; значит, во Вселенной Севериана Его не было, а вскользь помянутый термин «Теоантропос» относится не к Богочеловеку, но, скажем, к героям как потомкам богов и людей. Севериан – предуготовление Христа (как Ветхий Завет предуготовлял Новый), и, возможно, именно принесенное палачом спасение мира создало ту «полноту времен», благодаря которой в новую Вселенную и пришел Сын Божий.
Модель стройная, но текст «Книги…» ей сплошь и рядом противоречит. Всего один пример: Иона цитирует «Алису в Зазеркалье». В нашем мире ее написал преподаватель Колледжа Христа (Крайст-Черч), а в мире Севериана – кто?
Оставляю и этот (важнейший!) аспект текста на усмотрение читателя.
Литература
Рекомендованное чтение
Gene Wolfe. The Castle of the Otter: A Book About The Book of the New Sun (1983). Сборник перепечатан в более доступном издании: Gene Wolfe. Castle of Days (1992).
Michael Andre-Driussi. Lexicon Urthus: A Dictionary for the Urth Cycle (1994, 2-е изд. – 2008).
Michael Andre-Driussi. Gene Wolfe’s The Book of the New Sun: A Chapter Guide (2019).
Shadows of the New Sun: Wolfe on Writing / Writers on Wolfe. Edited and introduced by Peter Wright (2007).
Нерекомендованное чтение
(книги, которые скорее искажают восприятие «Книги Нового Солнца»)
Peter Wright. Attending Daedalus: Gene Wolfe, Artifice and the Reader (2003).
Robert Borski. Solar Labyrinth: Exploring Gene Wolfe’s Book of the New Sun (2004).