о быстрее прежнего подошел к главному среди троицы в длинных одеждах и заговорил.
О чем он докладывает, сомнений быть не могло. Расправив плечи, я вышел в освещенный пламенем круг.
– Там меня нет, – сказал я. – Я здесь.
Сидящие дружно ахнули, чем я, хоть и понимавший, что могу вот-вот умереть, был весьма польщен.
– Как видишь, тебе от нас не уйти, – заговорил облаченный в длинные одеяния, стоявший посередине. – Ты побывал на свободе, но нашей волей был возвращен сюда.
Голос дознавателя, допрашивавшего меня в подземной темнице, я узнал безошибочно и ответил ему в том же тоне:
– Если ты ушел по Пути далеко, то должен знать, что власти надо мной у тебя куда меньше, чем может показаться непосвященным. – (Подражать речи таких людей проще простого: ведь они сами по-обезьяньи заимствуют манеру разговора у аскетов и жриц наподобие Пелерин.) – Вы похитили моего сына, а ведь он в то же время – сын Говорящего Зверя, о чем ты также уже должен бы знать, если удосужился расспросить его без неразумной спешки. Дабы вернуть его, я доброй волей отдал рабам твоим меч и до времени подчинился тебе сам. Теперь же мечу настало время вернуться к хозяину.
На плече человека есть определенная точка, уверенное нажатие на каковую большим пальцем парализует руку целиком. Стоило моей ладони лечь на плечо человека в длинном одеянии, державшего «Терминус Эст», тот уронил меч к моим ногам, а маленький Севериан, проявив неожиданную для своих лет твердость духа, поднял его и подал мне.
– К оружию! – подняв посох, крикнул тот из троих, что стоял посредине.
Его сподвижники все, как один, поднялись на ноги. Кулаки многих ощетинились уже описанными мною когтями, а многие другие обнажили ножи.
Я перекинул перевязь «Терминус Эст» через плечо, привычно убрал его за спину и сказал:
– Разумеется, ты не думаешь, будто сей древний меч служит мне оружием? У него более высокое предназначение, и вам лучше других следовало бы это знать.
– Именно так Абундантий нам и говорил, – поспешно вставил тот, кто выпустил из-под одежд маленького Севериана.
Третий из них все еще растирал онемевшую руку.
Я смерил взглядом стоявшего посредине: очевидно, речь шла именно о нем. Его взгляд оказался ясен и тверд, словно камень.
– Абундантий мудр, – сказал я, размышляя, каким бы образом покончить с ним, чтоб остальные нас не атаковали. – Думаю, известно ему и о проклятии, поражающем тех, кто дерзнет покуситься на особу мага.
– Так, значит, ты маг, – проговорил Абунданций.
– Я, забравший из рук архонта добычу и незамеченным прошедший сквозь скопища его воинов? Да, порой меня именуют и так.
– Докажи же нам, что ты маг, и мы восславим тебя как брата. Но если не выдержишь испытания или откажешься от него… нас много, а меч у тебя лишь один.
– Честное испытание я выдержу, – заверил я, – пусть даже ни тебе, ни твоим сподвижникам испытывать меня не по чину.
Однако Абундантий оказался слишком умен и от пререканий на этот счет предпочел воздержаться.
– Сие испытание известно здесь каждому, кроме тебя, и каждый знает, что оно справедливо. Прошли его – либо надеются вскоре пройти – все, кого ты видишь вокруг.
Дома, куда меня отвели, я прежде не замечал. Сооруженный большей частью из бревен, он прятался среди деревьев. Окон в стенах его не имелось, и дверь внутрь вела лишь одна. Когда в дом внесли факелы, я не обнаружил в единственном его зале ни перегородок, ни какого-либо убранства, кроме сплетенного из травы ковра на полу, а длина зала по отношению к ширине оказалась такой, что выглядел он едва ли не коридором.
– Здесь ты и сойдешься в бою с Декуманом, – пояснил Абундантий, указав на товарища, которому я обездвижил руку, очевидно, чуточку удивленного этакой честью. – Ты превзошел его там, у костра. Теперь он должен одолеть тебя, если сумеет. Можешь сесть здесь, возле двери, дабы не опасаться, что мы придем ему на подмогу. Он сядет в дальнем конце. Приближаться друг к другу, касаться друг друга, как ты коснулся его плеча у костра, запрещено. Творите чары, а утром мы увидим, за кем осталась победа.
Взяв маленького Севериана за руку, я отвел его в дальний, тупиковый конец полутемного зала.
– Я сяду здесь, – объявил я. – Уверен, на помощь Декуману вы не придете, а вот не прячутся ли в джунглях мои соратники, вам знать неоткуда. Ты оказал мне доверие, и посему я также доверюсь тебе.
– Дитя, – заметил Абундантий, – лучше оставь на нашем попечении.
Я покачал головой:
– Нет, он должен остаться при мне. Он мой, а разлучив нас там, на тропе, вы лишили меня половины могущества. Больше я с ним не расстанусь.
Абундантий, чуть поразмыслив, кивнул:
– Как пожелаешь. Мы всего лишь хотим, чтобы с ним не случилось беды.
– Беды с ним никакой не случится, – заверил его я.
Перед тем как уйти, четверо обнаженных воткнули факелы в железные скобы, вбитые в бревна стен. Декуман, скрестив ноги, уселся у двери, а посох положил на колени. Я тоже сел и привлек мальчишку к себе.
– Страшно, – сознался он, уткнувшись крохотным носом в мой плащ.
– И удивляться тут нечему. Последние три дня ты много пережил.
Декуман затянул неспешный ритмичный напев.
– Маленький Севериан, расскажи для начала, что случилось с тобой на тропе. Я оглянулся – а тебя след простыл.
Утешений и уговоров потребовалось немало, но, наконец, его всхлипы стихли.
– Они ка-ак выйдут… трое раскрашенных, с когтями. Я испугался и побежал.
– И все?
– А потом еще трое раскрашенных поймали меня и заставили спуститься в нору, под землю. Темно, не видать ничего… А потом разбудили, подняли наверх, и вылез я из норы под плащом какого-то человека. А потом пришел ты и меня спас.
– Тебя кто-нибудь о чем-нибудь спрашивал?
– Какой-то человек в темноте.
– Ясно. Послушай, маленький Севериан, никогда больше не убегай, как там, на тропе, понимаешь? Беги только следом за мной, если побегу я. Не побежал бы ты, когда нам встретились те трое раскрашенных, мы б с тобой здесь сейчас не сидели.
Мальчишка кивнул.
– Декуман! – окликнул я сидящего напротив. – Эй, Декуман, поговорить нам с тобой не запрещается?
Но Декуман меня словно не слышал – разве что невнятный напев его зазвучал чуточку громче. Голову он поднял, словно что-то высматривая среди жердей кровли, однако глаза его были закрыты.
– Что он такое делает? – спросил мальчуган.
– Чары плетет.
– А для нас они не опасны?
– Нет, – отвечал я. – Подобная магия – чаще всего жульничество, фокусы. Помнишь, как тебя сунули сквозь люк под одежды тому человеку, чтобы всем вокруг показалось, будто ты перенесен туда силой его колдовства?
Однако, успокаивая малыша, я понял: не так-то все просто. Декуман целиком сосредоточил силу мысли – недюжинную силу мысли! – на мне, отчего я уже чувствовал себя точно голый посреди огромной комнаты, залитой ярким светом, под взорами тысячи глаз. Один из факелов замерцал, закоптил и угас. В зале стало темнее, однако тот, невидимый глазу свет словно бы засиял ярче прежнего.
На свете существует немало способов убить человека, не оставив на теле следов, и я, перебирая их в памяти, поднялся на ноги.
Но стоило мне шагнуть вперед, из стен с обеих сторон примерно на эль высунулись хищные острия пик. То были не такие пики, как у солдат, энергетическое оружие, наконечники коего бьют сгустками пламени, но попросту тонкие шесты с железными наконечниками, вроде пилетов, оружия крестьян из Сальта, однако вблизи они тоже смертельно опасны, и мне, хочешь не хочешь, пришлось сесть на место.
– Наверное, они там, снаружи, глядят на нас сквозь щели между бревнами, – сказал мальчишка.
– Да, теперь и я это знаю.
– И что же нам делать?
Я промолчал.
– Кто эти люди, отец? – не дождавшись ответа, спросил маленький Севериан.
Впервые в жизни он назвал меня отцом… Я привлек его ближе к себе, и от этого сеть Декумана, опутавшая мой разум, словно бы дала слабину.
– Могу только догадываться, – отвечал я, – но, по-моему, у них здесь что-то вроде школы магов, сектантов, упражняющихся, как сами они полагают, в тайных искусствах. Сторонники их якобы есть повсюду, хотя мне лично в это не слишком-то верится, а еще они крайне жестоки. Слышал ли ты о Новом Солнце, маленький Севериан? О человеке, что, по словам пророков, однажды придет, оттеснит назад льды и наведет в мире должный порядок?
– И Абайю убьет, – добавил мальчишка, изрядно меня удивив.
– Да, от него ждут и этого, и еще множества самых разных деяний. Говорят, будто он уже приходил к нам однажды, в давние-давние времена. Об этом ты знаешь?
Маленький Севериан отрицательно покачал головой.
– В тот раз он приходил примирить род людской с Предвечным, отчего и был прозван Миротворцем. После него осталась прославленная святыня, самоцвет под названием Коготь.
Пока я говорил обо всем этом, рука словно сама собой потянулась к ладанке, но шнурка, стягивавшего горловину мешочка из мягкой человечьей кожи, я не ослабил, а просто пощупал камень. Стоило мне коснуться ладанки, незримый свет, созданный Декуманом в моем сознании, угас почти без остатка. Сам не знаю, отчего я так долго предполагал, будто Коготь не действует, пока не вынешь его оттуда, где он хранится, и, лишь этой ночью обнаружив, что ошибался, расхохотался от всей души.
На миг прервав пение, Декуман поднял веки, а маленький Севериан вцепился в меня крепче прежнего.
– Тебе больше не страшно? – спросил он.
– Нет, – отвечал я. – А ты, значит, заметил мой страх?
Мальчишка без тени улыбки кивнул.
– Так вот, я собирался сказать, что существование этой святыни, похоже, навело кое-кого на мысль, будто Миротворец был вооружен когтями. Сам я в его существовании не раз сомневался, но если такой человек когда-либо существовал, то все свое оружие он обращал главным образом против себя самого. Понимаешь, о чем я?
На его понимание я не слишком рассчитывал, однако мальчишка уверенно кивнул.