– Там, на тропе, мы с тобою нашли амулет, препятствующий приходу Нового Солнца. А люди в трехцветной раскраске – думаю, они и есть те, кто прошел испытание в этом зале, – вооружены стальными когтями. Скорее всего, они хотят отсрочить приход Нового Солнца, чтобы самим занять его место и, может быть, завладеть его силами. И если…
Снаружи донесся пронзительный крик.
XXII. У подножья великой горы
Мой смех, пусть ненадолго, нарушил сосредоточенность Декумана, а вот вопль за стеной – ни в коей мере. Сеть его чар, почти вся распавшаяся на куски, когда я схватился за Коготь, срасталась, затягивалась – медленнее, но куда туже прежнего.
Подобные ощущения всякий раз возникает соблазн назвать неописуемыми, хотя на деле это обыкновенно не так. Обнаженный, беспомощный, я словно бы парил в пустоте меж двух наделенных разумом солнц, причем откуда-то знал, что эти солнца – полушария Декуманова мозга. Заливавший меня со всех сторон свет казался заревом кузнечных горнов, всепожирающим, лишающим способности двигаться. В его сиянии все на свете казалось напрасным, тщетным, а сам я – бесконечно, ничтожно маленьким.
Таким образом, моя сосредоточенность тоже в каком-то смысле осталась ненарушенной, однако я (пусть смутно) сознавал, что этот вопль вполне мог предвещать некую новую возможность, открывшуюся, а может, готовую открыться передо мной. Много, много позже, чем следовало – быть может, лишь после того, как пропустил сквозь ноздри не менее дюжины вдохов, – я кое-как поднялся с пола.
В дверной проем рвалось нечто… Поначалу, как абсурдно это ни прозвучит, мне подумалось, будто в зал испытаний волной течет зловонная болотная хлябь, будто Урд сотрясают конвульсии, и топкая трясина вот-вот поглотит все вокруг без остатка. Плавно, не разбирая дороги, миновала она порог двери, и в тот же миг в зале погас второй факел.
– Берегись! – крикнул я, видя, что поток подбирается к сидящему на полу Декуману.
Не знаю, что было тому причиной, прикосновение твари или мой крик, но Декуман, вздрогнув, отпрянул в сторону. Я вновь почувствовал, как развеиваются его чары, как рвутся в клочья тенета, удерживающие меня меж двух солнц. Разлетевшись в стороны, солнца померкли, исчезли, как не бывало, а я словно бы изрядно прибавил в величине и, повернувшись ни вправо ни влево, ни вверх ни вниз, снова, целый и невредимый, оказался в зале испытаний, рядом с маленьким Северианом, вцепившимся в мой плащ.
В руке Декумана сверкнули когти (а я и не подозревал, что он при оружии). Кем бы ни оказалось это черное, почти бесформенное существо, его бок разошелся под острой сталью, словно жир под ударом плети. Кровь твари тоже оказалась черной или, может быть, темно-зеленой, а вот Декуманова – алой: казалось, волною накрывшая мага тварь растопила его кожу, как воск. Вскинув мальчишку на спину, я велел ему покрепче держаться за мои плечи, а ногами обхватить пояс, собрал все силы и прыгнул вверх. Кончики пальцев коснулись одной из потолочных жердей, но ухватиться за нее я не смог. Между тем тварь завертелась из стороны в сторону, слепо, однако вполне целеустремленно. Возможно, это создание вынюхивало, искало добычу по запаху, но мне с самого начала казалось, что чует оно не запахи, а мысли – это вполне объясняло, отчего чудовище так замешкалось, отыскивая меня среди пленников аванзалы, когда я перевоплотился в Теклу, но живо нашло здесь, в зале испытаний, когда Декуман целиком сосредоточил мысли на мне.
Я снова подпрыгнул, но на сей раз не достал до жерди по меньшей мере на целую пядь. Чтоб завладеть одним из оставшихся факелов, пришлось бежать в сторону жуткой твари. До факела я добрался благополучно, схватил его, однако, выдернутый из скобы, факел тут же угас.
Тогда я ухватился за скобу, подпрыгнул еще раз и, помогая ногам рукой, сумел ухватиться за тонкую, гладкую жердь другой рукой, левой. Под моей тяжестью жердь изрядно прогнулась, но подтянуться кверху и поставить на скобу ногу мне, даже с мальчишкой за спиной, удалось.
Бесформенная темная тварь внизу вздыбилась, опала, вновь потянулась вверх. Не выпуская жерди, я выхватил из ножен «Терминус Эст». Клинок меча рассек колышущуюся студенистую плоть без труда, но рана сомкнулась и затянулась сразу же следом за сталью. Тогда я – признаться, беззастенчиво воспользовавшись уловкой Агии – обратил оружие против кровли над головой. Листья местных деревьев, связанные прочным лыком, поддались не сразу: казалось, первые лихорадочные удары не производят на них ни малейшего впечатления, однако третий отделил от кровли кусок немалой величины. Упавшая часть кровли зацепила последний из факелов. На миг пламя факела поугасло, но тут же взвилось вверх, пожирая сухие листья, а я нырнул сквозь прорубленную брешь во мрак ночи.
Чудо, что после прыжка с крыши вниз, наобум, с обнаженным мечом в руке, мы оба остались живы. От удара о землю я выронил и «Терминус Эст», и мальчишку, и сам упал на колени. Багровое зарево под кровлей из листьев пылало все ярче и ярче. Услышав хныканье маленького Севериана, я крикнул ему, чтоб не вздумал бежать, поднял мальчишку на ноги, свободной рукой подхватил «Терминус Эст» и вот тут бросился наутек, прочь от горящего зала испытаний.
Остаток ночи мы наобум бежали сквозь джунгли. На бегу я старался по мере возможности двигаться в гору – и не только потому, что путь к северу вел на подъем, но и с тем, чтоб уменьшить вероятность падения с какого-нибудь обрыва, внезапно подвернувшегося под ноги. К началу утра вокруг по-прежнему простирались джунгли, а мы по-прежнему не имели никакого понятия, где очутились. Мальчишка, совсем выбившийся из сил, уснул у меня на руках.
Еще одну стражу земля под ногами, вне всяких сомнений, круто поднималась кверху, и, наконец, мы вышли к сплошной завесе из стеблей лиан, точно такой же, как та, сквозь которую я лишь позавчера прорубал путь в джунгли. Приготовившись осторожно, чтобы не разбудить, уложить мальчишку на землю и обнажить меч, я заметил пятно яркого дневного света, струящегося в прореху среди лиан чуть левее. Ускорив шаг, я едва ли не бегом бросился к ней и, миновав ее, оказался на каменистом плато, поросшем жесткой травой и кустарником. Еще несколько шагов привели меня к прозрачному ручейку, звеневшему среди камней, – несомненно, тому самому, возле которого мы с мальчишкой заночевали два дня назад. Не зная, да и знать не желая, потеряла ли бесформенная тварь наш след или все еще преследует нас, я улегся невдалеке от воды и немедля уснул.
Снился мне лабиринт, кое в чем походивший на подземелья магов, но в то же время разительно от них отличавшийся. Здесь коридоры были заметно шире, а порой нисколько не уступали галереям Обители Абсолюта. Стены некоторых украшали ряды ростовых зеркал, отражавших меня в изорванном плаще, с изнуренным, осунувшимся лицом и полупрозрачную, облаченную в роскошное платье со шлейфом Теклу, идущую со мной рядом. Планеты со свистом неслись по длинным, пологим, извилистым тропам, невидимым ни для кого, кроме них. Голубая Урд, точно младенца, но не касаясь ее, несет с собою зеленую луну, а красная Верданди оборачивается Декуманом, кожа его словно изъедена кислотой, все тело – сплошная кровавая язва…
Пустившись бежать, я споткнулся, упал, отчаянно засучил руками и ногами. На миг в залитом солнцем небе мелькнули звезды – настоящие звезды, однако сон с неумолимостью тяготения Урд влек меня дальше и дальше. Шагая вдоль стены из стекла, я увидел за нею мальчишку, порядком испуганного, в старой, заплатанной серой рубахе, какую мне доводилось носить в дни ученичества, бегущего, очевидно, с четвертого уровня в Атриум Времени. За ним, рука об руку, улыбаясь друг дружке и даже не заметив меня, прошли Доркас с Иолентой. На смену им явилась вереница меднокожих, кривоногих автохтонов в перьях и ожерельях, пляшущих за спиною шамана под проливным дождем. За ними по небу, огромная, словно облако, затмив собой само солнце, проплыла ундина…
И я проснулся. По щекам барабанили капли дождя. Маленький Севериан спал рядом со мной мирным сном как ни в чем не бывало. Поплотнее укутав его плащом, я отнес мальчишку к прорехе в завесе лиан. За их полог, под пышные кроны деревьев, дождь почти не проникал; здесь мы улеглись и снова уснули. На сей раз спал я без сновидений, а пробудившись, обнаружил, что проспали мы день и ночь. Все вокруг озаряли неяркие проблески рассвета.
Мальчишка, проснувшийся первым, бродил среди толстых стволов. Он показал мне кратчайший путь к ручью, я вымылся и, как уж сумел, без горячей воды, побрился, чего не делал с того самого вечера в каменной хижине под высоким утесом, а затем мы, вновь отыскав знакомую тропку, продолжили путь на север.
– А этих, разноцветных, мы не встретим? – с опаской спросил маленький Севериан.
Я велел ему не тревожиться и, если что, ни в коем случае не бежать – с «этими, в три цвета раскрашенными», я, дескать, справлюсь. Откровенно сказать, меня куда больше беспокоил Гефор с тварью, посланной им по моему следу: если она не погибла в пожаре, то вполне могла прямо сейчас приближаться к нам со спины. Конечно, с виду Гефорово чудище казалось животным ночным, из тех, что боятся солнца, однако полумрак джунглей не слишком отличался от ночных сумерек.
Из раскрашенных нам навстречу попался всего один, да и тот даже не подумал преграждать нам путь, а пал передо мною ниц. «Убить его, и делу конец», – подумалось мне. Да, разумеется, нам с малолетства строго внушали, что лишать жизни и наносить увечья мы вправе лишь по распоряжению судей, однако чем дальше уходил я от Несса, навстречу войне и безлюдным горам, тем вернее сии внушения выветривались из головы. Кое-кто из мистиков полагает, будто порождаемые битвами испарения оказывают определенное воздействие на мозг, пусть даже находящийся далеко с подветренной стороны, и это вполне может оказаться правдой… но тем не менее я всего-навсего поднял раскрашенного с земли и велел ему отойти в сторону.
– О Великий Маг, что сделал ты с крадущейся тьмой? – спросил он.