И все же на сей счет у мастера Гюрло имелось оправдание ничуть не хуже моего, а может быть, даже лучше. Он лгал ради сохранения гильдии и увеличения ее достатка, приукрашивая в отчетах для всевозможных представителей власти наши успехи и, если потребуется, умалчивая об оплошностях. Разумеется, поступая так, он, де-факто глава гильдии, укреплял собственные позиции, однако вместе с тем упрочивал и мое положение, и положение Дротта, и Роха, и Эаты – всех тех учеников с подмастерьями, кому в свое время предстояло ее унаследовать. Будь он тем самым грубоватым простаком, каким хотел выглядеть в глазах окружающих, я бы ни минуты не сомневался, что лжет он исключительно ради собственной выгоды, однако кем-кем, а простаком мастер Гюрло отнюдь не был и, может статься, многие годы чувствовал себя точно так же, как сейчас я.
Кроме того, я вовсе не был уверен, что действовал ради спасения маленького Севериана. Возможно, когда он удрал, а я отдал противнику меч, для него было бы куда выгоднее, если б я вступил в бой, а значит, прямую выгоду на тот момент смиренная капитуляция принесла одному мне – ведь в схватке я мог быть убит. А после, бежав из плена, я, несомненно, вернулся в деревню не только за мальчишкой, но и за мечом, как воротился за ним в руднике людей-обезьян, поскольку, утратив «Терминус Эст», стану просто бродягой без роду-племени…
В подобных раздумьях провел я около стражи, однако, взбираясь на отвесный утес с мечом и мальчишкой на спине, по-прежнему не мог бы с уверенностью сказать, в какой мере забочусь о том и другом. По счастью, отдохнул я на славу, да и подъем оказался не из особо трудных, а одолев его, мы наткнулись на одну из древних дорог.
В жизни мне довелось повидать множество странных мест, но ни одно из них не вызывало во мне столь же сильного ощущения анормальности. Слева, не более чем в двух десятках шагов, широкое полотно дороги обрывалось: нижнюю часть ее унес в пропасть оползень. Справа же из-под наших ног змеею тянулась вверх, к каменному исполину, прячущему лик за пеленой облаков, лента сплошного черного камня, безукоризненно ровная, словно проложена только вчера.
Поставленный на ноги, мальчишка крепко вцепился в мою ладонь.
– Мать говорила, по дорогам ходить нельзя: на дорогах солдаты.
– Да, и не ошиблась, – отвечал я. – Но ведь она собиралась идти вниз, где солдат действительно хватает. Не сомневаюсь, когда-то здесь тоже имелись солдаты, однако все они умерли задолго до того, как самое большое дерево там, в джунглях, проклюнулось из семени.
Мальчишка порядком замерз, и я, отдав ему одно из одеял, показал, как завернуться в него и придерживать, чтоб получилось нечто вроде плаща. Наверное, со стороны мы выглядели словно крохотная серая фигурка, сопровождаемая несоразмерно огромной тенью.
Вскоре путь привел нас в туман, что весьма меня удивило – откуда бы взяться туману на такой высоте? Лишь позже, поднявшись еще выше и взглянув вниз, на его верхний слой, озаренный лучами солнца, я понял, что это одно из облаков, казавшихся невероятно далекими там, в заросшей джунглями седловине.
Однако и седловина, и джунгли, оставшиеся так далеко внизу, вне всяких сомнений, возвышались над Нессом и нижним течением Гьёлля на многие тысячи кубитов. Тут мне и сделалось ясно, сколь далеко ушел я от столицы, если джунгли имеются даже на такой высоте. Выходит, мы добрались почти до самого пояса мира, где всегда лето, а разница в климате обусловлена только горами. Отправившись на запад, за пределы этих гор, я, согласно усвоенному на уроках мастера Палемона, очутился бы в джунглях настолько губительных, что рядом с ними те, недавно нами покинутые, показались бы сущим раем – в прибрежных джунглях, в царстве жуткой жары и туч москитов, но даже в тех краях меня со всех сторон окружали бы признаки близкой гибели: да, эти джунгли получают такую же долю сил солнца, как и всякий другой уголок Урд, однако она куда меньше того, что доставалось им в прежние времена, а между тем растительность умеренных широт бежит к северу от наступающих с юга льдов, и посему деревья и травы тропиков гибнут, уступая место новоприбывшим.
Пока я любовался на облако под ногами, мальчишка изрядно ушел вперед. Теперь он с блеском в глазах оглянулся и крикнул:
– А кто сделал эту дорогу?
– Несомненно, рабочие, что превратили гору в статую. В их распоряжении наверняка имелись невообразимые силы, а также машины гораздо мощнее любых из нам известных. Однако им требовалось каким-то образом вывозить отсюда обломки камня и мусор. Наверное, когда-то по этой дороге катили тысячи повозок и колесниц.
Но все-таки кое-чего я не понимал и сам: ведь железные колеса подобных повозок оставляют следы даже на твердом булыжнике мостовых Тракса и Несса, а эта дорога была такой гладкой, словно служила только для ритуальных процессий. «Пожалуй, – подумалось мне, – ею ходит лишь солнце да ветер».
– Гляди, Большой Севериан! Там рука!
Мальчишка указывал на острый каменный выступ высоко наверху. Задрав голову, я поначалу не нашел в нем, продолговатом отроге угрюмой серой скалы, ничего нового, но вдруг невдалеке от его оконечности что-то блеснуло на солнце. Без ошибки узнавший блеск золота, я сумел разглядеть, что золото – это кольцо, а под ним, застывший в камне, тянется вдоль скалы большой палец, наверное, в сотню шагов длиной, а над большим пальцем холмами высятся прочие.
Денег у нас не имелось, а между тем я понимал, как они нам пригодятся, когда мы, наконец, будем вынуждены вернуться в населенные земли. Если меня еще ищут, золото вполне может отвести взгляды ищущих в другую сторону. Кроме того, золотом можно заплатить за место ученика в достойной гильдии для маленького Севериана, так как продолжать странствия вместе со мной ему, ясное дело, совсем ни к чему. Вероятнее всего, огромное кольцо – лишь золотой лист поверх камня, но если и так, отодранный и скатанный в трубку, лист золота такой величины стоить будет немало. Вдобавок, вопреки всем стараниям воздержаться от этих мыслей, я невольно задумался: а мог ли обычный лист золота продержаться на камне столь долгое время, многие сотни лет? Скорей уж давным-давно отслоился бы и упал. А если кольцо из цельного золота, денег оно стоит бешеных, однако на возведение подобного монумента не хватит даже всех состояний на Урд, и тот, кто оплатил его изготовление, должен был обладать богатствами поистине неисчислимыми. Пусть даже на ту часть кольца, что уходит под палец, золота пожалели, металла в нем все равно немало…
Поразмыслив обо всем этом, я поспешил дальше, наверх, и вскоре мои длинные ноги далеко опередили короткие ножки мальчишки. Время от времени дорога шла в гору так круто, что мне просто не верилось, будто по ней когда-то раскатывали груженные камнем повозки. Дважды нам преграждали путь трещины – одна такой ширины, что мне, прежде чем прыгать через нее самому, пришлось перебросить на ту сторону маленького Севериана. Надежды отыскать воду до остановки на ночлег не оправдались: к наступлению ночи нигде по пути не нашлось ни воды, ни укрытия хоть сколько-нибудь лучше неглубокой расщелины в камне. Укутавшись одеялами и мом плащом, мы улеглись в нее и выспались, как сумели.
Наутро жажда усилилась. Сезон дождей должен был начаться лишь осенью, однако я сказал мальчишке, что нынче, по-моему, следует ждать дождя, и мы во вполне добром расположении духа двинулись дальше. Затем маленький Севериан, в свою очередь, научил меня унимать жажду, держа за щекой гладкий камешек (я этой горной хитрости прежде не знал). Ветер сделался холодней, а воздух – заметно разреженнее, чем накануне. По счастью, дорога петляла так, что время от времени нам удавалось немного погреться на солнце.
Все бы ничего, да только, петляя, лента дороги уводила нас от кольца все дальше и дальше, пока кольцо совсем не исчезло из виду, а мы не оказались в сплошной тени, невдалеке от коленей сидящей статуи. Последний крутой (как был бы я благодарен, выруби кто в нем ступени!) подъем – и тут впереди, словно парящие в прозрачном горном воздухе, показались высокие стройные островерхие башни.
– Тракс! – вскричал мальчишка.
Судя по его радости, о Траксе он слышал от матери множество сказок, а уводя их со стариком из родного дома, мать посулила туда его и отвести.
– Нет, – объяснил я, – это не Тракс. Это скорее похоже на мою Цитадель – на нашу Башню Матачинов, и Башню Ведьм, и Медвежью Башню, и Колокольную.
Мальчишка изумленно вытаращил глаза.
– Нет-нет, это, конечно же, не она. Просто… понимаешь, в Траксе я побывал, и Тракс – город каменный. А эти башни сооружены из металла, совсем как наши.
– У них глаза, – сказал маленький Севериан.
И вправду, глаза у башен имелись. Поначалу я решил, будто у меня разыгралось воображение – тем более что глазами обладали лишь некоторые из башен, – но тут осознал, что не все они стоят к нам лицом и что у башен этих, кроме глаз, есть и плечи, и руки… одним словом, что это вовсе не башни, а металлические фигуры катафрактов, воинов, с головы до пят закованных в латы.
– Это не настоящий город, – сказал я мальчишке. – Это стража Автарха, гвардейцы, стоящие на его коленях, готовые стереть в пыль любого, кто вздумает на него покуситься.
– А на нас они не набросятся?
– Страшновато, не так ли? Они вполне могли бы затоптать нас с тобой, как мышей, но не затопчут, можешь не волноваться. Они – всего-навсего статуи, загробные стражи, поставленные здесь в память о его величии.
– Там еще и дома есть большие, – сообщил мальчишка.
Да, он снова оказался прав. Здания доставали колоссальным металлическим изваяниям разве что до пояса, оттого мы их поначалу и не заметили. В этом наша находка тоже напоминала Цитадель, где здания, не предназначенные для того, чтоб бросать вызов звездам, теряются на фоне башен. Возможно, виной тому был лишь разреженный воздух, но мне внезапно привиделось, будто металлические великаны медленно поднимаются, затем, двигаясь все быстрей и быстрей, вскидывают руки над головой и ныряют в небо, как мы с товарищами при свете факелов множество раз ныряли в темные воды резервуара.