Выметенный ветрами щебень наверняка скрипел под сапогами, но этого звука в памяти, как ни странно, не сохранилось. Вероятно, он потерялся в необъятности горной вершины, и к исполинским статуям мы подошли беззвучно, словно ступали по мху. Тени наши, в момент появления вытянувшиеся назад и влево, съежились, превратились в лужицы сумрака у самых ног, и я отметил, что прекрасно вижу глаза всех изваяний до одного. «Очевидно, некоторых сначала просто не разглядел, – подумалось мне, – а теперь они заблестели на солнце».
Наконец мы вышли к дорожке, тянувшейся среди статуй и окружавших их зданий. Я ожидал, что здания окажутся разрушенными, подобно тем, в заброшенном городе Апу-Пунчау, однако ошибся. Глухие, безмолвные, таинственные, они вполне могли быть возведены всего два-три года тому назад. Ни одной обвалившейся крыши, ни одного ползучего стебля, пробившегося сквозь щели меж квадратными серыми блоками каменной кладки… Окон в стенах не имелось, архитектура ничем не напоминала ни храмов, ни крепостей, ни усыпальниц, ни прочих построек знакомого назначения. Совершенно без прикрас, лишенные какого-либо изящества, выстроены они были великолепно, выше всяких похвал, а разница форм их, очевидно, указывала на разницу в функциях. Сверкающие фигуры возвышались над ними, словно замороженные на месте внезапным порывом студеного ветра, – обычно монументы выглядят совершенно не так.
Выбрав одно из зданий, я сказал мальчишке, что мы проберемся туда и, если повезет, найдем внутри воду, а может, даже еду, консервы. Увы, все это оказалось пустым хвастовством. Двери не уступали прочностью стенам, кровля держалась едва ли не крепче фундамента. Будь при мне даже топор, я и тогда вряд ли сумел бы пробить нам путь в дом, а пустить в дело «Терминус Эст» не осмелился. Обшаривая дом в поисках слабых мест, мы потратили даром не одну стражу. Ни во второе, ни в третье здание проникнуть тоже не удалось.
– Вон еще дом, круглый, – сказал, наконец, мальчишка. – Пойду погляжу, что там.
Уверенный, что в этом пустынном месте никакие опасности ему не грозят, я отпустил его.
Вскоре маленький Севериан вернулся ко мне:
– Двери открыты!
XXIV. Мертвое тело
Каким целям служили прочие здания, я так никогда и не выяснил. Для чего предназначено это, круглое в плане, накрытое сверху куполом, не сумел понять тоже. Металл его стен – какой-то светлый, блестящий сплав, ничуть не похожий на лаково-темный металл башен Цитадели – с виду напоминал хорошо начищенное серебро.
Основанием сверкающему зданию служило ступенчатое подножие наподобие пьедестала, что показалось мне довольно странным: ведь исполинские изваяния катафрактов в древних доспехах стояли попросту, на мостовой. Внутрь вела не одна – целых пять дверей (прежде чем войти, мы обошли здание кругом), и все они были открыты. Заодно я внимательно осмотрел и двери, и пол возле них, однако пыли на таких высотах почти нет, а посему с уверенностью сказать, давно ли их оставили открытыми, мне не удалось. Покончив с разведкой, я велел мальчишке пропустить меня первым и переступил порог.
Нет, ничего не произошло. Даже после того, как маленький Севериан вошел за мной следом, двери не затворились, никакой враг на нас не набросился, в воздухе не засверкали разноцветные сполохи таинственных сил, а пол под ногами остался по-прежнему тверд. Но, несмотря на это, меня никак не оставляло ощущение, будто мы сами вошли в ловушку, будто снаружи мы (как бы ни были голодны и измучены жаждой) оставались свободными, а здесь больше не вольны распоряжаться сами собой. Пожалуй, не будь со мною мальчишки, я бросился бы бежать со всех ног, но при нем не хотел выглядеть суеверным или испуганным, да к тому же чувствовал за собою обязанность отыскать воду и хоть что-нибудь съестное.
Внутри здание было битком набито самыми разными приспособлениями, которым я не знаю названий. На мебель, или на ящики, или на механизмы в моем понимании сего термина они не походили нисколько. Большинство их отличалось странным наклоном; в некоторых имелись ниши, словно бы для сидения (хотя сидеть пришлось бы в изрядной тесноте и вдобавок лицом к какой-либо части приспособления, а не к спутникам), а в некоторых других – углубления, на вид вполне позволявшие прилечь и отдохнуть.
Все эти приспособления стояли рядами вдоль широких проходов, тянувшихся к центру здания, прямых, словно спицы в колесе. Взглянув вдоль того, которым мы вошли внутрь, я смутно разглядел впереди нечто красное, а на нем еще что-то, бурого цвета и куда меньшей величины. Поначалу я ни тому ни другому особого внимания не уделил, однако, удовольствовавшись тем, что описанные выше приспособления не представляют для нас ни угрозы, ни какой-либо ценности, повел мальчишку к центру зала.
Красный предмет оказался чем-то вроде кушетки – весьма затейливой кушетки с ремнями, позволявшими надежно пристегнуть к ней пленника. Окружавшие ее механизмы, очевидно, обеспечивали питание оного и отведение нечистот. Кушетка стояла на небольшом возвышении, а на ней распростерлось мертвое тело, останки человека о двух головах. Сухой, разреженный горный воздух давным-давно вытянул из трупа всю влагу; подобно загадочным зданиям, он с равным успехом мог пребывать здесь хоть год, хоть целую тысячу лет. При жизни умерший был заметно выше меня – возможно, даже экзультантом, и мускулатурой обладал весьма впечатляющей, но сейчас я, наверное, мог бы без малейших усилий выдернуть из плеча его руку. Ни набедренной повязки, ни другой одежды на нем не имелось, и хотя к внезапным изменениям величины детородных органов все мы привычны, ссохшиеся, они выглядели на удивление странно. На головах сохранилось немного волос, на правой – вроде бы черных, на левой – слегка желтоватых. Обе пары век были сомкнуты. В разинутых ртах белели остатки зубов. Напоследок мне бросилось в глаза, что пряжки ремней, которыми это создание могло быть привязано к кушетке, расстегнуты.
Однако в то время меня куда больше интересовал некогда кормивший его механизм. Напоминая себе самому, что древние машины нередко потрясающе долговечны, а эта, пусть даже давно оставшаяся без ухода, пребывает в самых благоприятных для сохранения работоспособности условиях, я покрутил все ручки, какие сумел отыскать, переключил все рычаги, но ничего пригодного в пищу от нее не добился. Мальчишка наблюдал за мной молча, но спустя некоторое время спросил, не умрем ли мы с голоду.
– Нет, – отвечал я. – Без пищи мы способны прожить намного дольше, чем ты мог бы подумать. Куда важнее добыть какого-нибудь питья, но если мы не найдем ничего подходящего здесь, выше на склоне горы наверняка должен быть снег.
– А как умер он?
Сам не знаю отчего, я так и не смог заставить себя прикоснуться к мертвому телу, а вот мальчишка бестрепетно провел пухлыми пальцами вдоль иссохшей руки.
– Все люди смертны. Странно, что этакое чудовище до зрелости дожило. Обычно ему подобные умирают сразу же при рождении.
– Может, другие оставили его здесь, а сами ушли? – спросил маленький Севериан.
– То есть оставили здесь живым? А что, вполне могли. Вероятно, из-за того, что в землях, лежащих ниже, для него не нашлось бы места. А может, он сам не захотел уходить. Может, его пристегивали к этой кушетке, когда начнет безобразничать. Возможно, он был подвержен безумию либо приступам буйства… одним словом, если хоть что-то из этого правда, остаток дней он, очевидно, провел, блуждая по этой горе и возвращаясь сюда за едой и питьем, а когда то и другое иссякло, погиб.
– Тогда воды здесь не найти, – рассудительно заметил мальчишка.
– Верно. Однако мы ведь не знаем, вправду ли дело было именно так. Он мог умереть по другой причине, еще до того, как припасы подошли к концу. Кроме того, все, о чем мы говорили, похоже, подразумевает, что для людей, превративших в изваяние гору, он был чем-то вроде ручного зверя, а может, и талисмана – видишь, какую роскошь для него здесь построили… А впрочем, все едино. Машины этой мне, видимо, не запустить.
– Я думаю, вниз идти надо, – объявил мальчишка, следом за мной выходя из круглого здания.
Я, оглянувшись назад, подумал, как глупы были все мои опасения. Двери остались открытыми, ничто внутри не шелохнулось, ничто не изменилось. Если там когда-либо и имелась ловушка, пружины ее наверняка проржавели многие сотни лет назад.
– И я так полагаю, – ответил я. – Однако день уже на исходе – видишь, как длинны наши тени? Мне очень не хотелось бы, чтоб ночь застала нас на спуске с противоположного склона, и сейчас я проверю, смогу ли добраться до кольца, которое мы видели утром. Возможно, там найдется не только золото, но и вода. Заночуем вот в этом круглом здании, укрывшись от ветра, а утром, с рассветом, пойдем вниз по северному склону.
Мальчишка кивнул в знак того, что все понял, и довольно охотно пошел за мной искать путь к кольцу. Блестело оно на южной руке, так что мы в некотором смысле волей-неволей вернулись на тот же склон, по которому поднимались наверх, хотя и подошли к статуям катафрактов среди загадочных зданий с юго-востока. Я опасался, что подъем к руке окажется трудным, но, едва впереди показалась громада груди и плечо, заметил предмет своих прежних мечтаний – узкую лестницу, тянущуюся наверх. Однако одолеть многие сотни ступеней стоило мне изрядных усилий, а мальчишку большую часть пути нести на спине.
Каменное предплечье оказалось ровным и гладким, но, если держаться середины, падение мальчишке практически не угрожало. Велев ему взять меня за руку, я в нетерпении устремился вперед. Полы плаща развевались, звучно хлопали на ветру.
Слева от нас вдаль тянулся подъем, начатый накануне. За ним зеленели джунгли, одеялом укрывшие седловину меж гор. Еще дальше, за джунглями, окутанная дымкой, возвышалась гора, где Бекан с Касдо построили себе дом. На ходу я поискал взглядом их хижину или хотя бы ее окрестности и, наконец, разглядел вроде бы тот самый отвесный утес, с которого к ней спускался, – цветное пятнышко на склоне той, меньшей горы, с крохотным, словно радужная пылинка, проблеском водопада посередине.