Однако, если оставить в стороне все эти случайные ассоциации, дождь мог оказаться для нас сущим подарком судьбы. Луков у островитян не имелось, а отсыревшие тетивы вражеских луков окажутся нам только на руку, а уж воспользоваться «колдовскими пулями», которыми отстреливался от преследователей лучник гетмана, противнику не удастся наверняка. Вдобавок дождь крайне благоприятствовал скрытному, внезапному нападению, а я давным-давно рассудил, что только во внезапности и состоит вся наша надежда на успех.
Пока я размышлял над планом атаки, в облаках вновь появилась брешь. При свете луны сделалось видно, что мы идем вдоль линии берега, мимо крутых скал, поднимавшихся к небу справа. Впереди далеко в озеро выдавался скалистый мыс еще большей высоты, и я, подойдя к «носу» островка, спросил стоявшего там островитянина, не на этом ли мысу находится замок.
– Нет, мыс обогнем, – ответил он, покачав головой.
Так мы и сделали. Спустив паруса, их подняли на других ветках, в воду с одной стороны островка опустили утяжеленные камнями шверцы, и трое островитян навалились на румпель, уводя островок в поворот. Тут меня осенило: должно быть, Ллибио весьма мудро распорядился пройти к мысу вплотную, дабы нас не заметили наблюдающие за озером часовые… но ведь, окажись на стенах караул, наш невеликий флот обнаружат немедля, как только мы пройдем оконечность мыса! Кроме того, мне пришла в голову еще одна мысль: возможно, строитель замка не стал возводить его на высокой, с виду почти неодолимой скале, которую мы огибаем, лишь потому, что рядом нашлось другое, куда более неприступное место?
И вправду: едва мы обогнули оконечность мыса, впереди, от силы в четырех чейнах вдоль берега, показалась цель – скальный выступ еще круче, еще выше, с глухой стеной на вершине. Над стеною виднелась башня – башня неслыханной, невероятной формы, вроде титанического мухомора.
Увидев ее, я не поверил своим глазам. Огромную, сужавшуюся кверху центральную «колонну», вне всяких сомнений, сложенную из местного камня, венчало металлическое линзообразное сооружение вдесятеро большего диаметра, очевидно, такое же прочное, как и сама башня.
На нашем островке, и в лодках, и на других островах наперебой зашептались, тыча пальцами в сторону замка. По-видимому, невероятное зрелище оказалось для островитян не менее неожиданным, чем для меня.
На поверхности громадного диска поблескивал дымчатый свет луны, поцелуй младшей сестры на челе умирающей старшей. Под диском, в его густой тени, мерцали искорками оранжевые огоньки. Огоньки те скользили, двигались – одни кверху, другие книзу, однако движение их было столь медленным, что мне не сразу удалось его заметить. В конце концов один подполз к самому диску и там, под диском, угас, а как раз перед тем, как мы сошли на берег, на том же месте замерцали два новых.
Крохотную бухту надежно укрывала тень скалы. Однако остров Ллибио наткнулся на мель, прежде чем достиг берега, и мне снова пришлось прыгать в воду – на сей раз удерживая «Терминус Эст» над головой. По счастью, волны прибоя оказались невысоки, а дождь, несмотря на угрожающее скопление туч в небе, еще не начался. Я принялся помогать озерному люду вытаскивать лодки на гальку, а остальные занялись креплением островов к прибрежным валунам канатами, свитыми из жил.
После странствий по горам предательски узкая, сыпучая тропка наверх показалась бы мне пустяком, если б карабкаться не пришлось в темноте. В тот момент, среди ночи, я предпочел бы еще раз одолеть спуск мимо погребенного вод горой города к домику Касдо, пусть даже он был впятеро длиннее.
Поднявшись наверх, мы все еще оставались в некотором удалении от стены, заслоненной от нас рощицей чахлых сосен да пихт. Собрав островитян вокруг, я – больше для проформы, на всякий случай – спросил, не знает ли кто, откуда взялся небесный корабль, севший на башню. Островной люд дружно ответил «нет», и тогда я объяснил, что сам это знаю (причем ничуть не кривил душой, предупрежденный о подобных штуковинах Доркас, хотя своими глазами их ни разу не видел), а раз он здесь, мне лучше всего первым делом, перед началом приступа, разведать, что там да как.
Никто не возразил ни словом, однако островитяне заметно приуныли. Они-то думали, что им посчастливилось найти героя, который возглавит штурм замка, а теперь рисковали потерять его еще до начала сражения.
– Если получится, проберусь внутрь, – объяснил я. – Будет возможность, вернусь к вам, а все двери, какие удастся, оставлю открытыми.
– Но что, если ты не сможешь вернуться? – спросил Ллибио. – Как мы узнаем, когда настанет время пустить в дело ножи?
– Я подам вам сигнал. Знак какой-нибудь, – отвечал я и крепко задумался, какой сигнал смогу подать им, запертый в черной башне. – Такой ночью у них наверняка топятся очаги. Если что, покажу в окно горящую головню, а по возможности выброшу ее наружу, чтоб вы разглядели огненный след. Если же я не подам знака и не вернусь, знайте: меня взяли в плен – и начинайте приступ с первым лучом зари над горами.
Недолгое время спустя я, остановившись перед воротами замка, забарабанил огромным железным молотком в форме (насколько уж удалось определить на ощупь) человеческой головы по пластине того же металла, врезанной в дубовые доски.
Отклика не последовало. Подождав примерно две дюжины вдохов, я постучал снова. Изнутри явственно донеслось эхо ударов – гулкое, трепещущее в такт сердцу, но ни единого голоса я не услышал. Живо, во всех подробностях вспомнив жуткие лица, которые мельком видел в садах Автарха. Я замер, охваченный ужасом, в ожидании выстрела, хотя прекрасно понимал: если иеродулы – а все энергетическое оружие привозят на Урд они – откроют по мне стрельбу, выстрелов я, скорее всего, не услышу. Воздух был тих, недвижим, словно вместе со мной замерла в ожидании сама атмосфера. С востока донеслись раскаты грома.
Наконец изнутри послышались приближающиеся шаги – столь быстрые, легкие, что я готов был принять их за детские, и смутно знакомый голос окликнул:
– Кто здесь? Что тебе здесь нужно?
– Я – Севериан, – отвечал я, – мастер Ордена Взыскующих Истины и Покаяния, карающая длань Автарха, чье правосудие – хлеб насущный для его подданных!
– И вправду… вот сюрприз так сюрприз! – воскликнул доктор Талос, распахнув настежь ворота.
На время утратив дар речи, я молча воззрился на доктора.
– Скажи же, чего хочет от нас Автарх? Помнится, когда мы в последний раз расставались, ты держал путь в Город Кривых Ножей, но дошел ли туда?
– Автарху угодно узнать, как твои вассалы посмели схватить одного из его слуг, – сказал я. – Иными словами, меня самого, отчего дело предстает в слегка другом свете.
– Воистину! Воистину! И на наш взгляд, сам понимаешь, тоже! Откуда мне было знать, что загадочным визитером, явившимся в Мурену невесть откуда, окажешься именно ты? И старина Бальдандерс об этом, ручаюсь, тоже не подозревал. Входи, поговорим обо всем обстоятельно.
Я шагнул в арку ворот, миновав стену, а доктор затворил за мною тяжелые створки и запер ворота на железный засов.
– Говорить тут особенно не о чем, – заметил я, – однако мы вполне можем начать с драгоценного камня, изъятого у меня силой и, как мне сообщили, отосланного тебе.
Но не успел я закончить фразы, как мое внимание отвлекла от произносимых слов громада корабля иеродул, здесь, за стеной, нависшая прямо над головой. Взгляд, брошенный на нее снизу вверх, принес с собой то же ощущение диспропорции, дезориентации, какое я не раз испытывал, глядя в двояковыгнутое увеличительное стекло: выпуклое дно корабля казалось чем-то чуждым не только миру людей, но всему зримому миру вообще.
– А, да, – откликнулся доктор Талос. – Полагаю, безделушка твоя у Бальдандерса. Вернее, была у него, а он ее куда-то засунул. Уверен, он охотно вернет ее тебе.
И тут изнутри круглой башни, с виду (хотя на самом деле такого быть никак не могло) служившей опорой для корабля, донесся негромкий, одинокий, повергающий в дрожь вой наподобие волчьего. Ничего подобного я с тех самых пор, как покинул Башню Матачинов, не слышал, однако узнал этот вой сразу и спросил:
– У вас тут, гляжу, содержатся заключенные?
Доктор Талос кивнул:
– Да. Боюсь, нынче я так захлопотался, что забыл покормить их, бедняг. Сам видишь, что у нас тут творится, – пояснил он, неопределенно махнув рукой в сторону корабля. – Надеюсь, ты, Севериан, против встречи с какогенами не возражаешь? Боюсь, если ты хочешь войти и спросить Бальдандерса о своем самоцвете, без этого не обойтись. Он там, беседует с ними.
Я ответил, что не возражаю, хотя, пожалуй, внутренне содрогнулся в тот миг.
Доктор заулыбался, обнажив прекрасно запомнившуюся мне ровную линию острых, белоснежных зубов над рыжей бородкой.
– Вот и чудесно. Ты всегда отличался просто-таки дивной непредубежденностью. Осмелюсь предположить, избранное ремесло научило тебя принимать всякого таким, каков он есть.
XXXIII. Оссипаго, Барбат и Фамулим
Входа в башню, как и у большинства башен-пеле, на уровне земли не имелось. Прямая, крутая, узкая лестница без перил вела к столь же узкой двери кубитах в десяти над булыжной мостовой внутреннего двора. Дверь была отворена, и я с радостью отметил, что доктор Талос не стал затворять ее за нами. Пройдя коротеньким коридором – несомненно, всего лишь проемом в башенной стене, – мы вошли в комнату, с виду (как и все прочие комнаты, которые я видел внутри) занимавшую весь этаж. Вся она, от стены до стены, оказалась уставлена машинами, по меньшей мере такими же древними, как у нас, дома, в Башне Матачинов, однако их назначение осталось для меня загадкой. В одном углу виднелась столь же узкая лестница, ведущая этажом выше, а в противоположном углу темнел черной пастью лестничный проем, очевидно, открывавший путь туда, где содержался воющий пленник – снизу, из мрака, вновь зазвучал его вой.
– Он повредился умом, – сказал я, кивком указав туда.