– Идем с тобой… Тьма вокруг без конца и без края… А я то ли падаю, то ли куда-то лечу в темноте и вижу вроде бы собственное лицо, повторяющееся снова и снова, много-много раз. А еще девушку с огромными глазами и волосами будто красное золото.
– Красивую?
– Первую красавицу на весь мир, – кивнув, подтвердил солдат.
Я в полный голос спросил, нет ли у кого рядом зеркала. Зеркало нашлось у Фойлы, в мешке под койкой, а я поднес его к носу солдата:
– Лицо – то самое?
– Наверное, да, – не без колебаний ответил он.
– Ну хоть глаза те, синие?
– Даже не знаю…
Я вернул зеркальце Фойле.
– Ладно. Расскажу снова, о чем рассказывал по дороге – жаль только, место тут не самое подходящее. Некоторое время назад в мои руки попал один талисман. Вышло это не по моей воле, однако принадлежит он не мне и при том весьма ценен, а иногда – не всегда, но случается – может исцелять хворых и даже оживлять умерших. И вот два дня назад, по пути на север, я наткнулся на мертвого солдата. Было это в лесу, в стороне от дороги. Умер он меньше дня тому назад – на мой взгляд, минувшей ночью. Я в то время был жутко голоден, а потому разрезал ремни его вещмешка и съел большую часть нашедшейся внутри провизии. А после, устыдившись, достал талисман и попробовал вернуть мертвого к жизни. До этого талисман частенько меня подводил, и на сей раз довольно долго казалось, будто я зря стараюсь, однако не тут-то было. Вот только к жизни солдат возвращался очень и очень медленно, а после еще долгое время не мог понять, где находится и что с ним стряслось.
– И этим солдатом был я?
Я кивнул, глядя прямо в его синие, ясные, без тени лукавства глаза.
– А поглядеть на твой талисман можно?
Я выложил Коготь на раскрытую ладонь. Солдат взял его, не без опаски осмотрел со всех сторон, попробовал острие пальцем.
– На вид – никакой магии, – заметил он.
– Знаешь, по-моему, «магия» – слово неподходящее. Встречался я с магами, но их проделки на действие Когтя не походили ничуть. Иногда он сам собой светится – вот и сейчас тоже, только слабо совсем; ты, думаю, даже не замечаешь.
– Верно, света не вижу. И никаких надписей на нем вроде бы нет.
– То есть молитв или заклинаний? Нет, надписей я на нем тоже ни разу не замечал, хотя носил с собой долго. На самом деле я о нем почти ничего не знаю. Знаю одно: случается, он действует… а еще думаю, что он из тех вещей, которым молитвы да заклинания ни к чему. Из тех, которые сами придают молитвам и заклинаниям силу.
– А еще ты сказал, что он тебе не принадлежит.
Я снова кивнул:
– Да, принадлежит он вот этим жрицам. Ордену Пелерин.
– Но ты же пришел сюда совсем недавно. Две ночи назад, как и я.
– Я пришел сюда, потому что искал их, а искал затем, чтобы вернуть его. Он был украден у них – не мной, разумеется, – довольно давно, в Нессе.
– И ты собираешься вернуть его?
Судя по выражению лица, солдату в это не слишком-то верилось.
– Да. Со временем.
Солдат поднялся и оправил халат.
– Вижу, ты мне не веришь? – спросил я. – Ни единому слову?
– Когда я пришел к тебе, ты познакомил меня с соседями, с которыми разговорился, пока лежал здесь, – неспешно, словно бы взвешивая каждое слово, ответил он. – Ясное дело, я там, куда положили меня, тоже успел кое с кем познакомиться. Есть среди них один, не так уж серьезно раненный. Мальчишка еще, юнец из какого-то очень далекого отсюда поместья. Целыми днями сидит на койке, уткнувшись взглядом в пол.
– По дому тоскует? – догадался я.
Но солдат отрицательно покачал головой:
– У него было энергетическое оружие… Кто-то из соседей сказал – корсек. Ты с таким знаком?
– Не особенно.
– Корсеки одним лучом бьют вперед по прямой и в то же время еще двумя наискось, вправо и влево. Не так уж далеко, но, говорят, против массированных атак они очень хороши, и я в это вполне верю.
Умолкнув, он огляделся вокруг, не слушает ли кто нашей беседы, но в любом лазарете почитается делом чести не обращать никакого внимания на чужой разговор, иначе пациенты давным-давно перегрызлись бы меж собой насмерть.
– Вот его сотня под такую атаку и угодила. Большинство остальных дрогнули, побежали, но он остался на месте и позицию отстоял. Еще один человек рассказывал, что перед ним три стены трупов оказалось навалено. Должно быть, косил асциан, когда те взбирались наверх и прыгали на него, а потом отходил немного и начинал заново.
– Так его, наверное, медалью наградили и в звании повысили, – сказал я.
Возможно, горячка взялась за меня с новыми силами, а может, просто день выдался жарким, однако все тело сделалось липким от пота, да и дышать отчего-то стало тяжеловато.
– Нет, его отправили сюда. Я же сказал: он всего-навсего деревенский мальчишка. И в тот день убил больше народу, чем когда-либо видел – пока месяца два назад не отправился на военную службу. И до сих пор никак от этого не отойдет, а может, вообще никогда не оправится.
– Вот оно как… А к чему это ты?
– Сдается мне, с тобой случилось нечто похожее.
– Не понимаю, – признался я.
– Ты говоришь, будто только что пришел сюда с юга – ну да, а что еще скажешь, если оставил свой легион? Однако любому с первого взгляда видно, что это неправда: где человека посечет, как тебя, если не в бою? Тебя посекло осколками камня, вот что с тобой стряслось, и Пелерина, говорившая с нами той, первой ночью, заметила это сразу. Потому я и думаю: на севере ты пробыл куда как дольше. Возможно, дольше, чем думаешь сам. Наверное, тому, кто уложил кучу народа, отчего-то хочется верить, будто он в силах их оживить. Настолько хочется верить, что…
– Ну а с тобой тогда как же? – вымученно усмехнулся я.
– Вот так. Нет, я вовсе не говорю, что ничем тебе не обязан. Ты ведь в горячке меня отыскал. Возможно, в бреду, но скорее просто без сознания, отчего и принял за мертвого. Если б не привел сюда, там бы мне и конец.
С этим солдат оперся ладонью о койку, собираясь подняться, но я придержал его за плечо.
– Подожди. Прежде чем уйдешь, я должен кое-что рассказать. О тебе, – пояснил я.
– Но ты говорил, что не знаешь, кто я такой.
Я покачал головой:
– Нет, на самом деле такого я не говорил. Сказал я, что наткнулся на тебя в лесу два дня назад. Допустим, в том смысле, который имеешь в виду ты, мне вправду неизвестно, кто ты такой… однако в кое-каком другом смысле я вполне могу кое-что знать о тебе. По-моему, ты – два человека в одном теле, и один из этих двоих мне знаком.
– Два человека в одном теле? Такого уж точно не бывает.
– Бывает, и еще как – взять хоть меня самого. Возможно, таких куда больше, чем мы с тобой думаем. Однако первое, о чем я хотел рассказать, много проще. Слушай, не перебивай.
Далее я подробно объяснил ему, как отыскать ту самую рощицу, а убедившись, что объяснения он понял, продолжил:
– Твой вещмешок, вполне вероятно, все еще там, с перерезанными ремнями, так что, если найдешь нужное место, ни с чем другим его не перепутаешь. В мешке лежало письмо. Я его вынул и прочел какую-то часть. Имени той особы, которой оно адресовано, там не значилось, но если ты дописал его до конца и только ждал случая отправить, в конце должна быть подпись, твоя – возможно, даже полное имя. Письмо я отложил в сторону, на землю, а ветер отнес его к ближайшему дереву. Может статься, оно так до сих пор там и лежит.
Лицо солдата окаменело:
– Не стоило тебе ни читать его, ни выбрасывать.
– Я же думал, ты мертв, помнишь? Да и в голове столько смешалось всякого… может, горячка уже началась – не знаю, точно сказать не могу. Ну а теперь о втором. Тут ты мне наверняка не поверишь, но выслушай до конца: возможно, тебе это очень и очень пригодится. Как, выслушаешь?
Солдат согласно кивнул.
– Вот и хорошо. Слышал ли ты о зеркалах Отца Инире? Знаешь ли, как они действуют?
– О зеркале Отца Инире слыхал, да, но где – хоть убей, не припомню. В него вроде как можно войти, будто в дверь. Войдешь и окажешься на далекой звезде. По-моему, сказки все это.
– Нет, зеркала вовсе не сказка, я собственными глазами их видел. И до сих пор думал, как ты – будто они наподобие корабля, только гораздо быстрее, однако теперь в этом совсем не уверен. Как бы там ни было, один мой друг встал среди них и исчез без следа. У меня на глазах. И дело не в фокусе либо в моих суевериях: он вправду отправился туда, куда зеркала переносят, а поступил так, потому что любил одну девушку, но сам… не был полностью целым человеком. Понимаешь?
– То есть его несчастный случай постиг?
– Скорее он сам этот случай устроил, однако дело совсем не в том. Он обещал вернуться. Так и сказал: «Я непременно вернусь за ней, как только отремонтируюсь. В здравом уме и в собственном теле». Услышав это, я не знал, что и думать, но теперь вижу: он вправду вернулся. Это ведь я оживил тебя, а мне хотелось снова с ним повидаться, ну и… возможно, одно с другим как-то связано.
Солдат опустил взгляд к утоптанной земле, на которой рядами стояли койки, помолчал и вновь повернулся ко мне:
– Возможно, когда человек, потеряв друга, обзаводится новым, ему кажется, что старый друг снова с ним.
– Видишь ли, у Ионы – так его звали – имелась кое-какая привычка, характерная особенность речи. Вынужденный завести разговор о чем-либо неприятном, он всякий раз сводил дело к шутке, увязывал сказанное с какой-нибудь смешной ситуацией. В первую нашу ночь здесь, когда я спросил, помнишь ли ты свое имя, ты ответил: «Похоже, я потерял его где-то в пути… как сказал ягуар, вызвавшийся проводить до дому козла». Помнишь?
Солдат покачал головой:
– Я много всяких глупостей говорю.
– Меня это весьма удивило, потому что подобное мог бы сказать Иона, но только в том случае, если имеет в виду нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Иначе он бы, наверное, прибавил: «Та же история вышла и с корзиной, в которую налили воду», – или еще что-то вроде.