Церковь презирала Павла. Карл V наложил вето на восхождение Павла на трон апостола Петра, однако Павла это не остановило. Он вернул Церковь в худшие времена Средневековья, во времена ужасных гонений на еретиков, постоянно препирался с Карлом и воевал с его сыном Филиппом. Он приказал обнести еврейский квартал в Риме стеной, поместив евреев в гетто, где, по его словам, Бог приказал евреям сидеть, пока они не признают ошибочность своей веры. Он потребовал, чтобы королева Англии Елизавета признала его власть и вернула Святому Престолу собственность, отобранную ее отцом Генрихом VIII. Павел испортил отношения со всеми монархами Европы, и его похождения во многом создали ситуацию, которой могли воспользоваться османы. Его преемник, папа Пий IV, писал, что к этому моменту сам собор Святого Петра практически находился под осадой еретиков и турок. Во Франции набирал силу кальвинизм, синод храбро собирался прямо в Париже. Пий оплачивал французской короне ее борьбу с гугенотами, но не поддавался давлению и не отлучал от церкви королеву Елизавету, надеясь снизить уровень враждебности и вернуть ее в лоно Церкви. Он изменил политике своего предшественника, прекратил войну с Испанией и оказывал знаки внимания новому императору Священной Римской империи Фердинанду.
Самым сложным делом, с которым столкнулся Пий, оказались постоянные слухи о рыцарях ордена Святого Иоанна. Для проведения расследования на Мальту отправили монаха-доминиканца. Его письма буквально источают яд и проклятия. Орден Святого Иоанна, писал он, тот самый орден, которому доверено защищать истинную веру, заражен немецкими рыцарями, несущими протестантскую чуму. Церковь не может терпеть такое пятно на своей репутации, его необходимо смыть! Пришло время, писал он, прислать на Мальту настоящего инквизитора!
Ла Валетт направил к Святому Отцу посла с просьбой позволить ордену самому судить подозреваемых в ереси без вмешательства Святого Престола. Нет никаких сомнений, писал он, что орден способен вершить правосудие не менее честно и тщательно, чем любой представитель Святой инквизиции. За этим обязуется проследить лично он, великий магистр Жан Паризо де ла Валетт.
Ответ папы вскоре прибыл на Мальту на борту галеры.
Глава 28
К величайшему прискорбию, до нас дошла весть о том, что разрушительный яд ереси просочился в наш город, на остров Мальта и даже распространился среди членов ордена Святого Иоанна. В связи с этим мы призываем епископа Мальты, монсеньора Кубельеса, взять на себя роль инквизитора…
Великий магистр был из тех, кто никогда не теряет самообладания и чувства собственного достоинства, однако, не успев даже дочитать до конца, он стукнул кулаком так, что сидящие за длинным столом из кожи и дуба члены Священного капитула вздрогнули.
– Ну почему все выпадает на мою долю?! – прогремел ла Валетт, вставая. – Мало того что мы остались один на один с грозной Османской империей, так теперь нам еще предстоит бороться с подозрениями и произволом внутри самой Церкви? Повиноваться этому… указу? При этом Святой Отец даже не счел нужным написать мне лично! Отправил послание через Священную канцелярию! Должно быть, вся Европа уже знает о моем унижении!
Швырнув бумаги на стол, ла Валетт принялся мерить шагами зал. Его секретарь, сэр Оливер Старки, быстро подобрал папское послание.
– Мы могли бы добиться большего, чем Кубельес, – сказал сэр Оливер. – В течение многих лет он был епископом и инквизитором и всегда проявлял благоразумие. В нем нет ни капли коварства.
– Боятся не невинного детеныша, – возразил ла Валетт, – а льва! Он инквизитор без зубов. Но теперь, когда его власть усилилась, пропасть между нами станет еще больше. В роли инквизитора он попытается установить над нами незыблемую власть.
– Возможно, нам удастся прийти к согласию через короля Филиппа или императора Фердинанда, – предположил Дегерас, бальи Негропонта. – Поддержка в обмен на…
– Они в жизни не осмелятся, – покачал головой ла Валетт.
Оливер Старки дочитал послание.
– Возможно, все не так уж плохо, великий магистр, – произнес он с надеждой. – Согласно этой бумаге, епископ не должен действовать в одиночку. Вы будете присутствовать на суде все вместе, сир, с приором церкви Святого Лаврентия и вице-канцлером.
Ла Валетт нахмурился:
– Оставьте кости шавкам. Единственная настоящая власть окажется в руках Кубельеса. Любой, кто осмелится ему перечить, сам будет сожжен как еретик.
– По-видимому, не только в его руках, – произнес Старки, читая дальше, и его густые брови сомкнулись от замешательства. – Все это весьма странно, Священная канцелярия как будто не доверяет Кубельесу. Возможно, еще свежи воспоминания о его службе капелланом ордена. Ему в помощь назначен викарий.
– Викарий?! Назначенный Священной канцелярией? И кто же он?
– Об этом ничего не говорится, великий магистр.
– Надо же, викарий, – в раздумье пробормотал ла Валетт. – Кто-то, кто будет заниматься надсмотром за надсмотрщиками. С этим человеком явно следует быть осторожным. Если Кубельес – змея, то тут мы имеем дело с драконом.
Баронесса Анжела Бука изменяла мужу Антонио от случая к случаю, и уж точно реже, чем он ей. Их союз был классическим браком по расчету, устроенным ее отцом. Ни о какой любви, разумеется, и речи не шло. Она видела их союз таким же, какой видела и саму Мальту: бесплодная земля, где растет и процветает разве что тоска. Антонио был вдвое старше ее, рыхлый телом и плоский во вкусах. Главным интересом в его жизни были сицилийские фиги и итальянский виноград. Он родился и пригодился настолько удачно, насколько это возможно на Мальте, тогда как для Анжелы величайшие высоты Мальты всегда оставались ниже беднейших европейских дворов. Она никак не могла понять, почему отец не выдал ее за венецианского или флорентийского купца – в те страны, где жизнь била ключом.
Барон не жалел никаких средств, чтобы развлечь супругу. Ее гардеробу позавидовала бы любая модница Мдины. Шкатулки Анжелы ломились от украшений, а гардероб – от бесконечных пар обуви. Антонио позволил ей обставить дом по своему вкусу, ничем не ограничивая ее фантазии. Анжела заполнила дом книгами, которых он не читал, и гобеленами, мимо которых он ходил не замечая. Он держал для нее конюшню, однако сам никогда не сопровождал жену на конных прогулках, предпочитая мягкую подушку в карете жесткому кожаному седлу. Сколько бы ни было денег, их никогда не хватало надолго.
– Это все равно что зарывать жемчуг в навозной куче, – жаловалась она.
Было у Анжелы и несколько интрижек, однако она тщательно их утаивала, поскольку ее супруг, несмотря на собственные любовные похождения, которые не особенно скрывал, был человеком ревнивым и темпераментным. Анжела никогда не давала ему поводов в чем-то ее заподозрить.
Пока не встретила Кристиана де Вриса.
Будучи членом Университá, ее муж был глубоко вовлечен в дела Санту-Спириту, частной больницы в Мдине. По долгу службы он время от времени встречался с великим госпитальером ордена, одалживая у него припасы или делясь своими. Чаще всего одалживая, ибо орден Святого Иоанна, какими бы ни были его другие обязательства, уделял большое внимание обеспечению своего знаменитого госпиталя.
Однажды вечером великий госпитальер Габриэль Черальта прибыл в особняк Буки, чтобы встретиться с Антонио и доктором Каллусом, мдинским врачом. Великого госпитальера сопровождали многочисленные помощники, в том числе член совета, ответственный за провизию и лазарет. С того самого момента, как Анжела поприветствовала гостей своего супруга, она не могла отвести взгляд от одного из хирургов, темноволосого рыцаря из Парижа, которого представили Кристианом де Врисом. На нем была простая черная мантия ордена. Движения легкие и грациозные, фигура крепкая, но без лишнего веса. Взгляд прямой и дружелюбный. Непохоже было, чтобы он раздевал ее глазами, как это делали другие мужчины.
Хотя она была бы не против.
Супруг не посвящал ее в свои дела, поэтому Анжела осталась стоять в проходе, прислушиваясь к разговору мужчин о цинковой мази, пластырях из пчелиного воска, лекарствах из корня мандрагоры и белены и об имбирной микстуре. Она смотрела на хирурга, стоявшего в профиль. Он внимательно слушал, слегка подавшись вперед. Рыцари, которых ей доводилось встречать, а их было немного, как правило, казались высокомерными и самовлюбленными, предпочитающими привычное общество своих спутников верхушке мальтийского общества, словно напоминая им, что даже самые знатные мальтийцы недостаточно знатны, чтобы стать членами ордена. Кристиан казался менее холодным и замкнутым, нежели его собратья. Он что-то произнес, остальные рассмеялись и закивали. Анжела стояла как завороженная. То, что он был хирургом, лишь добавляло ему очарования. Столь приземленная и низменная профессия для такого аристократа.
Настало время подавать прохладительные напитки. Анжела сочла необходимым проследить за тем, как справляется ее слуга, хотя до этого ему приходилось обслуживать здесь и по сто человек гостей, не вызывая ни малейшего интереса с ее стороны. Когда она вошла, мужчины встали. К ее удивлению, супруг предложил ей сесть с ними за стол. Она заняла место рядом с членом совета, старательно его игнорируя и вслушиваясь в беседу Кристиана с доктором Каллусом о поисках сокровищ и соколиной охоте.
Пока Кристиан говорил, она рассматривала его руки.
Выразительные, тонкие, почти женские. Он очистил апельсин и поднес дольку к губам. По ее телу прошла дрожь от наслаждения своими самыми потаенными мыслями. Она представляла себе, как эти губы целуют ее, как эти руки гладят ее по щекам, скользят ниже, по плечам, по спине и бедрам – ей хотелось ощутить их везде. Она неловко звякнула приборами и чуть не пролила свой напиток. Ее бросило в жар, тело вдруг ослабло. Держа чашку обеими руками, она пыталась унять дрожь. С отсутствующим видом Анжела кивала, даже не слыша, что говорит ей член совета.