Ватикан быстро нашел применение его владению языками. Папа Павел IV, рьяный, хотя и не самый популярный реформатор, вынашивал планы по составлению списка запрещенных книг и авторов. Задача была монументальная: печатные прессы в Европе буквально изрыгали чернила бесконечным фонтаном ереси. Сальваго работал вместе с другими священниками, тщательнейшим образом изучая горы книг, трактатов и рукописей. «Index Librorum Prohibitorum»[19] рос день ото дня и был опубликован в год кончины Павла IV.
При подготовке к возрождению Тридентского собора Сальваго лихорадочно трудился в Палаццо Тун на Виа Лата, переводя документы и помогая папским легатам разных национальностей выправлять всевозможные несоответствия перед созывом собора. Мнение Сальваго никогда не было решающим, ведь его обычный черный пилеолус терялся в море красных и пурпурных. При этом он ловко справлялся со своими обязанностями. Занимаясь переводом и толкованием, он познакомился со всеми выдающимися церковными деятелями и прослыл дальновидным политиком, человеком, умудренным опытом и умеющим деликатно решать бушующие в церковной среде конфликты. Особенно он славился умением ладить с послами католических королей. Те вечно придумывали множество препятствий и отговорок, прежде чем выдать своим епископам полномочия на посещение собора.
Его заметил Виктор Лавьерж, один из шести кардиналов конгрегации Священной канцелярии инквизиции, и назначил своим помощником. В Тренто задача кардинала заключалась в том, чтобы помогать распространять и внедрять доктрину Римской инквизиции. Формально Тридентский собор еще не открылся, когда кардинала Лавьержа срочно вызвали в Ватикан. Папе понадобилось содействие в одном деликатном деле на Мальте. До него дошли сведения о распространении ереси среди рыцарей. Орден имел критически важное значение для Церкви в качестве бастиона, защищающего от турок. Среди его членов были представители высочайшего европейского дворянства. Эти дворянские дома папа безуспешно пытался объединить в борьбе против Сулеймана. При этом папа не мог оставить без внимания обвинения в ереси.
Епископ Мальты Доменико Кубельес был человеком безупречно честным и неподкупным, но он оказался в невероятно трудном положении. Будучи испанцем по рождению и занимая официальную должность помощника инквизитора, он тут же обратился за наставлениями на Сицилию, где по-прежнему процветала суровая испанская инквизиция. Естественный инстинкт, если подумать, однако Святой Отец не мог вынести такого на острове рыцарей. К тому же он оказался не готов согласиться с предложением великого магистра о том, чтобы орден взял сам на себя роль инквизитора. Рыцари и так пользовались немалой независимостью. Необходимо было соблюсти тонкое равновесие между орденом и Кубельесом, а удержать чашу весов под силу было лишь Ватикану.
Вот почему, как объяснил Пий кардиналу, епископу нужен был мудрый пастырь, чтобы провести его по тернистому пути. Он должен быть человеком ученым, осознающим укрепляющуюся роль Церкви; умным, понимающим гордых и тщеславных рыцарей; тактичным и добродетельным, но с железным характером; достаточно сильным, чтобы противостоять ереси в любых ее проявлениях, при этом достаточно дипломатичным, чтобы не переусердствовать во времена, когда турки представляют Церкви не меньшую угрозу, чем еретики.
Даже если найти такого пастыря, его задача будет усложняться тем, что, аккуратно направляя Кубельеса, он будет формально ему подчиняться.
Это казалось невозможным, и Пий уже начал сомневаться в том, что такой человек существует.
А вот кардинал Лавьерж не сомневался:
– Я знаю такого пастыря, Святой Отец.
Аудиенция у Пия длилась два часа. Сальваго вышел переполненный смирением перед возложенной на него великой задачей. Ему выдался случай искупить свои прегрешения, послужить Отцу Небесному, загладить свою вину, искореняя чужие грехи.
Епископ Кубельес нисколько не возражал против присутствия Сальваго. Он был рад появлению антагониста, кого-то, кто возьмет на себя решение неприятных проблем со сложными людьми, а он сможет продолжить свой высокий путь пасторского служения. Когда Сальваго прибыл на Мальту, Кубельес ясно дал понять, что ждет от викария активного участия в борьбе с ересью и бесстрашного столкновения с орденом. Самого же Кубельеса следовало привлекать только в случае крайней необходимости. Обоих полностью устраивал такой неписаный договор.
Прошло всего несколько часов с тех пор, как Сальваго прибыл на Мальту и расположился в выделенных ему комнатах. Помолившись в часовне, он принялся за дело. Сразу же начинать активное расследование он не мог, ибо прибыл на остров накануне Карнавала, когда официально вся деловая жизнь замирала. Всерьез он приступит к делу лишь после окончания празднеств. А пока самое время заняться бумагами. При свете единственной свечи Сальваго принялся изучать отчеты.
В состоянии гнева сестра кармелитка Маргарита вдребезги разбила статую Мадонны…
Консальво Шеберрас обличает своего соседа, мясника Алессандро Заммита, в двоеженстве…
Случай за случаем. Сколько зла, сколько безумных, запретных деяний! Бесконечные папки с доносами.
Купец Йоханес Димек обвиняется в ростовщичестве. Дав взаймы всего лишь сорок восемь скуди, он затребовал за это трех цыплят…
Мысли Сальваго все время возвращались к ней. Что стало с Марией Борг? При одном воспоминании о ней он ощущал слабость и дрожь, к горлу подступала тошнота. Ему хотелось стереть из памяти этот отрезок жизни. Но стоило ему закрыть глаза, как он видел перед собой ее.
Германский рыцарь брат Абеляр Альтхуссер уличен в произнесении лютеранской ереси… Всего восемь доносов на рыцарей ордена Святого Иоанна, все германцы. Они будут ставить бесконечные препятствия на его пути, придумывать бесконечные хитроумные схемы, чтобы скрыть, утаить…
Он не хотел ее видеть, однако ее красота преследовала его, словно непрошеная спутница. Даже в Риме, где за несколько месяцев его ни разу не посетили похотливые мысли, естественные потребности пробивались наружу против его воли, он просыпался оттого, что она являлась к нему во сне, весь в поту, вымотанный ненавистью к себе, но сгорающий от желания…
Дон Маттео Пизано держит наложницу в Мдине и жену в Биргу…
Он не станет к ней приближаться. Не позволит ей снова себя соблазнить. Нет, не позволит…
Джорджио де Каксаро признался в том, что ел яйца и сыр во время Великого поста…
Перо в его руках разломалось на две части.
Если рыцари и принесли с собой немало всего на Мальту – больше еды и безопасности, больше работы и некое представление о культуре, – ни одно из изменений не доставило жителям острова столько удовольствия, сколько Карнавал.
Он стал кульминацией года, восторженным взрывом красок и эмоций, привлекающим всех без исключения, будь то крестьянин, аристократ или рыцарь. В форте Сант-Анджело, где в обычные дни приводили в исполнение наказания страппадо за самые жестокие преступления, подвешивался огромный камень в знак того, что даже правосудие уходит на трехдневный отдых. Жителям предлагались всевозможные игры – от шашек до карт, от костей до петушиных боев. По Великой гавани курсировали лодки, а по холмам Санта-Маргерита скакали лошади. Рыцари проводили турниры. В Европе турниры уже давно переживали упадок, но мальтийская публика обожала подобные зрелища. Бедным раздавали еду и вино. Балы и приемы, иллюминация и мессы, полный разгул.
Ла Валетт все это терпел, но не более того. При всем своем непререкаемом авторитете, при всей установленной им дисциплине он никогда не забывал, в каких тяжелых условиях служат своему ордену его горячие и ретивые рыцари. Поэтому в дни Карнавала он предавался другим занятиям, охотился и осматривал сторожевые башни на побережье, чтобы случайно не стать свидетелем поведения, за которое нарушителю полагалось суровое наказание.
За три дня до празднования Габриэль Черальта, пилье французского ланга, позвал Бертрана к себе в кабинет.
– Вы должны организовать небольшое представление, – сообщил он удивленному рыцарю. – Разыграть сатирическую сценку. Желательно без политической подоплеки. Что-нибудь легкое для французского ланга. Итальянский, немецкий и испанский ланги обычно устраивают что-то подобное. Я, разумеется, собираюсь их затмить.
– Затмить их, сир?
– Ну конечно! Что касается немцев, для них важна умеренность, Кювье. Для итальянцев будет достаточно тонких шуток. А испанцы оценят, если мы заставим их трепетать. У вас есть все, что для этого нужно. Хотя в умеренности я не вполне уверен.
Бертран подавил стон.
– Как прикажете, глубокоуважаемый. – Он уже собрался уходить, но вдруг остановился и обернулся. – Простите, сир, я всегда готов служить мечом, ведь им я немного владею, в отличие от пера. В ланге есть рыцари, намного более искусные. Почему я?
Черальта едва поднял взгляд от бумаг:
– Потому что мгновение назад вы прошли мимо моей двери и я вас заметил. Не повезло.
– Вот уж действительно, сир. Если вы не возражаете, мне понадобится помощь.
Пилье небрежно отмахнулся, с нетерпением ожидая возможности переключиться на другие дела:
– Выбирайте кого захотите. Скажете, я приказал.
Кристиан пожаловался, что у него есть занятия поинтереснее, например абсцессы и ампутации, однако Бертран не собирался дать ему улизнуть. Тем же вечером, пока Кристиан был в лазарете, Бертран принялся работать над сатирической пьесой. Ему неоткуда было узнать, как это делается. Содержание подобных плутовских пьес часто бывало непредсказуемым и рискованным.
Среди книг Кристиана почти все оказались посвящены медицине и хирургии, но Бертрану удалось отыскать несколько художественных произведений, от «Утопии» сэра Томаса Мора до «Божественной комедии» Данте. Все они показались Бертрану жутковатыми и бессодержательными.