– Как бы мне хотелось его увидеть. Пожалуйста, передайте ему, что я… Передайте ему от меня привет.
– Обязательно передам.
Кристиану вдруг захотелось спросить, кем ей приходится Якобус. Он почти ничего не знал ни о нем, ни о Марии, а ведь он солгал ради нее. Имеет он право узнать чуть больше?
– Почему Якобус это сделал? – спросил он спокойным тоном.
– Что – сделал?
– Я видел решетку, на которую он упал, у самой башни. До сих пор удивляюсь, как ему удалось выжить.
– Не понимаю, о чем вы. – В ее взгляде читалась паника. – Я же вам рассказывала, что случилось.
– Все в порядке. Жандарм уже приходил.
– И вы?..
– Рассказал ему о падении на камни? Да.
Она вздохнула с облегчением:
– Благодарю вас!
Некоторое время она молча ела.
– Если вы все знали, почему сказали так, как я попросила? Почему вы солгали ради меня?
– Справедливый вопрос, на который, боюсь, у меня пока нет ответа. А почему вы попросили меня солгать?
– Потому что он демон, а не священник. Демон в костюме викария. Якобус лишь попытался убить злодея. Он не должен страдать за это.
– Полагаю, среди рыцарей ордена найдется немало тех, кто разделяет такой взгляд на викария, однако мало кто решится стрелять в него, руководствуясь лишь этими соображениями.
– Они не знают его так хорошо, как я. К сожалению, я не могу вам сейчас объяснить. Мне остается лишь молиться о том, чтобы вы и дальше защищали Якобуса и поверили в то, что совершаете благородный поступок.
– Довольно серьезное заявление для того, чтобы просто принять его на веру.
– Да, и гораздо более серьезное, чем то, о чем я имею право у вас просить. Я перед вами в долгу, фра де Врис.
– Ну, учитывая, что я могу закончить свои дни в подземных темницах инквизитора… Как вы думаете, будет не слишком нагло с моей стороны попросить вас звать меня Кристиан?
Она улыбнулась:
– Нет. Спасибо вам, Кристиан де Врис.
Когда она ушла, он еще какое-то время сидел один. Инстинктивно он ей верил. Он немного знал о Сальваго и его прошлом и решил, что до переезда на Мальту викарий подверг гонениям дорогого Якобусу человека, возможно, на Сицилии или в Италии. Кристиан по-прежнему не знал, кем Якобус приходится Марии, и боялся, уж не любовником ли.
Кристиана обеспокоило то, насколько легко он солгал ради нее, и то, насколько красноречиво это говорило о том, как он ею очарован. Он совсем не хотел испытывать свои обеты искушением. Жизнь его была полноценной и богатой, и он не собирался ее усложнять ни с баронессой, ни с простолюдинкой. Наверное, ему стоило сходить в церковь.
Но вместо этого все, чего ему хотелось, – лишь доставлять ей радость, делать ее счастливой. Он бы с удовольствием пригласил ее в лазарет, но это было совершенно невозможно. В больничных палатах могли находиться только больные и те, кто врачевал тело и душу, и…
Разумеется!
Его посетила идея, достойная Бертрана. Это означало нарушить все правила лазарета и ордена. Подобное нарушение, если кто-нибудь его обнаружит, могло иметь далекоидущие последствия. Но Кристиану было все равно, и он знал, что, несмотря на опасность для самой Марии, она пойдет на это. Он уже начал понимать масштаб личности этой женщины.
Кристиан заглянул в перевязочную, где хранились холстины, чтобы взять то, что ему было нужно. А потом вернулся в палату и принялся за работу, ловко орудуя ножом, иглой и хирургической нитью. Шить из ткани оказалось в разы труднее, чем зашивать кожу, однако результатом он остался доволен.
Вечером она с любопытством взглянула на сверток в его руках.
– Вы по-прежнему хотите увидеть его? – спросил Кристиан.
– Конечно! Я думала, это невозможно.
– Способ, честно говоря, рискованный, – признался Кристиан. – Но он единственный. Наденьте вот это и ждите меня здесь в полночь.
Башенные часы как раз пробили полночь, когда сестра кармелитка проследовала за Кристианом через крытую галерею к воротам. Стражник взглянул на них без всякого интереса. Они пересекли большой двор, где находился огромный резервуар с дождевой водой, возникший еще в те времена, когда камень для строительства лазарета только добывали. Во дворе росли благоухающие апельсиновые деревья, а рядом с резервуаром был разбит небольшой огород. Пройдя мимо увитых плющом колонн и дальше через трапезную, мимо прачечной и кладовых, они в полной тишине преодолели два лестничных пролета и вошли в одну из палат в конце здания.
Это было просторное помещение. Вдоль обеих стен под четырехгранным сводом, сохраняющим прохладу, тянулись длинные ряды коек. В конце палаты располагалась небольшая молельня. Было тихо, если не считать чьего-то храпа и негромких стонов. На стенах тускло горели фонари. Мария прошла мимо рядов кроватей и остановилась возле Якобуса. Его грудь и плечо были туго забинтованы. Она взяла его за руку. Глаза Якобуса были открыты, но смотрел он с отсутствующим видом. Она наклонилась над ним и что-то прошептала. Поцеловала его в лоб. Один из цирюльников-помощников, обучающийся хирургии и работающий в палате по ночам, озадаченно взглянул на Кристиана.
– Она знала его родителей, – прошептал Кристиан, как будто это что-то объясняло.
Будущий хирург неуверенно кивнул и занялся своими делами.
Кристиан отошел в другой конец палаты, чтобы не смущать Марию. Он не сводил с нее глаз. Ему было не по себе оттого, что она так открыто демонстрирует свою нежность к птицелову. У него даже в груди закололо, когда она поцеловала Якобуса. Кристиан никак не мог понять, для кого предназначен этот поцелуй – для брата, любовника или мужа, но и не решался спросить об этом Каллуса. Задать такой вопрос значило согласиться, что он испытывает к ней некие чувства, а в этом он был не готов признаться даже себе.
Мария стояла на коленях и молилась, когда Якобус очнулся. Он осмотрел полутемную палату, затем взгляд его переместился на монашенку, державшую его за руку. Он зажмурился, а потом широко открыл глаза – он узнал ее. Якобус попытался сесть, но тут же повалился на подушки.
– Мария? Это ты? Или я уже в раю?
– Ты в лазарете. Живой. – Она сжала его ладонь и убрала прядь волос с его лба. – Ох, Якобус, не надо было тебе этого делать!
– Он мертв? – хрипло прошептал Якобус.
– Нет.
– Ты права! – Лицо Якобуса исказила гримаса. – Черт бы его побрал! Значит, я подвел тебя. Но во второй раз я не промахнусь.
– Второго раза может не быть. Оставь все как есть.
– Ни за что! Он надругался над тобой!
– Это было давно. И это не твоя битва.
– Это моя битва! – Он тяжело задышал. – Я хочу жениться на тебе, Мария. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
К лицу ее прилила кровь.
– У тебя жар, – сказала она срывающимся голосом.
– Я понимаю, о чем говорю!
– Мы можем поговорить об этом позже.
– А я хочу сейчас. Ты меня вообще любишь?
– Конечно, Якобус. И ты об этом знаешь.
– Как брата? Или как мужчину?
Она снова пожала его руку:
– Я сама не знаю, чего хочу. Точно хочу, чтобы ты поскорее отсюда выбрался. Хочу, чтобы тебе ничто не угрожало. А потом можно будет и поговорить.
Заметив стоящего чуть поодаль Кристиана, Якобус помрачнел:
– Он арестует меня сразу же, как вылечит? Его друзья уже готовят виселицу?
– Нет-нет. Он друг.
– Рыцарь? Друг? Как такое возможно?
– Он спас тебе жизнь, Якобус. Он знает, что ты совершил.
– Ну тогда я пропал.
– Нет. Он уже солгал ради тебя. Ты должен довериться ему. – Она проинструктировала Якобуса, что говорить, если будут спрашивать, где он поранился, и он кивнул с очевидным недоверием; его снова одолела слабость. – А теперь спи, дорогой Якобус!
Мария встала, нежно пожала его руку и снова поцеловала в лоб. Потом повернулась к Кристиану и кивнула ему. Он заметил слезы в ее глазах. Он вывел ее из палаты, и они спустились на первый этаж. За воротами они переместились в тень.
– Спасибо, Кристиан! За все, что вы для меня делаете.
Неожиданно он поймал себя на том, как ему приятно, что она назвала его по имени. Он не мог отвести от нее глаз.
Так они стояли в неловкой тишине.
– Думаю, мне пора домой, – наконец произнесла она.
– Уже так поздно. Я вас провожу.
– Я прекрасно дойду сама.
Это прозвучало чуть резче, чем она хотела.
– Уверяю вас, вы можете совершенно меня не бояться.
– Я вас не боюсь, – честно ответила Мария.
Зато боюсь себя, подумала она.
– Как вам будет угодно. Я прекрасно пойму, если вы предпочтете идти в одиночестве. Только вот моя матушка никогда не простила бы мне, что я отказался проводить монашенку до дому.
Мария рассмеялась. Она уже и забыла. Стянув накидку с головы, она отдала ее Кристиану. Тряхнула головой, чтобы поправить волосы.
– Дело не в этом. Просто это довольно далеко.
Мария надеялась, что теперь ее аргумент звучит не столь убедительно.
– Для меня это удовольствие.
Они побрели по тихим улочкам Биргу. Сейчас здесь не было ни души, если не считать кошек, снующих в поисках пищи. Звук его сапог отражался гулким эхом от высоких стен. Со стороны гавани послышался корабельный гудок. До самых городских ворот они шли молча, не в состоянии думать ни о чем, кроме присутствия друг друга.
Оказавшись за городом, они разговорились, сначала тихо и нерешительно, а потом все более оживленно, как будто ощутили свободу на открытых пространствах. Он рассказывал ей о Париже, о своем загородном родовом имении, шато де Врис. Развлекал ее байками от Бертрана и описывал жизнь ордена. Посвящал в тонкости хирургии и подтрунивал над собой. Она задавала множество вопросов и смеялась над ответами. Он удивлялся тому, как ей удается вызвать в его памяти давно забытые события прошлого: сказку о двухголовом змее и короле, путешествие на деревянном плоту по Сене, знаменитый Булонский лес, где семья де Врис с разрешения королевского дома Валуа охотилась на дичь.