Его обеты. Мария знала, как хрупки мгновения, которые они проводили вместе. Она поцеловала его щеку, ухо, потом соски. Он улыбнулся и лениво потянулся. Она продолжила целовать его все ниже, пока от его лени не осталось и следа. Они вновь предались любовным утехам.
Внезапно он понял, что она плачет. Заглянув ей в глаза, он увидел, что это не слезы скорби.
– Никогда не думала, что бывает так хорошо, – прошептала она, пока он осушал ее слезы поцелуями.
Барон и баронесса Бука разругались в пух и прах. Он вызвал ее на разговор о Кристиане, а когда она напомнила ему о его собственных интрижках, возмущенно набросился на нее. Он приказал ей оставаться дома, а сам в бешенстве отправился на своей галере на Сицилию, намереваясь отвлечься и с головой погрузиться в дела. Она понимала, что ему просто нужно спрятаться где-нибудь, как побитой собаке, зализать раны унижения. Через месяц-другой он вернется, и они сделают вид, что ничего не произошло.
Находясь на Сицилии, он не мог удерживать ее в домашних стенах. Она тут же подкупила слугу, который должен был присматривать за ней. В один прекрасный день она вышла приобрести нитку жемчуга для волос и уже возвращалась домой, когда на подходе к Университá вдруг резко остановилась. Он шел перед ней, но она сразу узнала его черную каппу, уверенную поступь и густые черные волосы. Кристиан де Врис направлялся к ее дому. Как это возможно?
Она поспешила за ним. Но он свернул раньше, у рынка, и прошел еще два квартала по узким улочкам. Остановился у дверей дома Жозефа Каллуса. Не думая ни о чем, снедаемая желанием и разочарованием, она спряталась, проследила, как он вошел, и немедленно принялась выдумывать предлог, чтобы заглянуть к доктору Каллусу.
В дальнем конце улицы появилась женщина. Она показалась Анжеле смутно знакомой. Довольно красивая, одета в джеркин и юбку. Крестьянка. Она подошла к дому Каллуса и тихонько постучала. Анжела во все глаза смотрела, как Кристиан впустил ее. Он опасливо поглядел по сторонам, а когда женщина переступала через порог, галантно подал ей руку. Дверь за ними закрылась. Анжела успела отчетливо рассмотреть выражение его лица в тот миг, как он взглянул на крестьянку. Без сомнений, это был тот самый взгляд, которого так давно и безнадежно ждала сама Анжела. Эта женщина не могла быть просто пациенткой, пришедшей за помощью к доктору Каллусу.
Минуло много лет, но что-то в лице крестьянки отпечаталось в памяти Анжелы. Ей понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить имя.
Мария Борг. Анжела вспыхнула от гнева и унижения. Девка Джулио, та прихожанка, от которой воняло козами?
Анжела надеялась, что вот-вот появится доктор Каллус и окажется, что Мария просто пришла за врачебной помощью. Но Каллус так и не появился, и никто из пациентов больше не входил и не выходил. Анжела поинтересовалась у аптекаря. Оказалось, что доктор на Гоцо.
Настала ночь, а Анжела все стояла и смотрела на дверь. В окне зажглась лампа. Анжела сгорала от ревности.
Лишь только рассвело, Мария вышла из дома доктора и поспешила к воротам. Несколько минут спустя дверь вновь открылась, и вышел Кристиан. Анжела выскочила из своего укрытия и изобразила радостное удивление:
– Фра де Врис! Как приятно видеть вас в Мдине!
– Баронесса…
По его взгляду было ясно, что он совсем не рад ее видеть.
– Я слышала о вашей ссоре с моим мужем. Прошу вас простить его грубость. Однако, должна признаться, я польщена, – добавила она с особым блеском в глазах.
Кристиану все это порядком надоело.
– А зря, – сказал он. – Барон напал на меня, это правда, баронесса, но, смею заверить, не из-за вас. Это барон думал, что из-за вас.
Отстраненность Кристиана и холод его издевательского тона поразили Анжелу. В тот самый миг она поняла, что все напрасно, и в ее душе вскипел страшный гнев.
– Значит, вы предпочитаете спать с обычной потаскушкой, которая только что покинула этот дом, а не со мной?
Он ударил ее по щеке, причем так сильно, что больно было обоим. Проходящий мимо торговец поспешил прочь в ужасе от увиденной сцены: рыцарь бьет баронессу!
Баронесса Бука сидела в гостиной, вскармливая свою злобу и эгоизм. Шло время, и час от часу гнев ее только разгорался.
Мария Борг была простой чумазой пастушкой, никогда не державшей в руке вилки, а в косу вплетавшей разве что терновник. Для кого-то, конечно, лакомый кусочек, но явно не деликатес для настоящего рыцаря.
Анжела вспоминала выражение его лица. Он глядел на нее с таким… презрением. На нее в жизни никто так не смотрел. Вообще, до этого все мужчины смотрели на нее лишь с вожделением.
Постепенно, час за часом, оскорбленная гордыня превращалась в рубцы, а рубцы оборачивались яростью, а ярость перерастала в план.
Теперь она знала, что делать с мужчиной, который предпочитает выращивать сорняки, а не цветы.
Пройдя в свой кабинет, она села за стол, вооружившись листом бумаги и пером. Она написала записку, но ставить свою подпись не стала. Сложив листок, положила его в конверт. Сверху написала «Ла Валетту». Отдала конверт слуге и велела немедленно доставить в форт Сант-Анджело.
После этого Анжела взяла некоторое количество серебряных монет из шкатулки в спальне. Она знала цену мужской душе. Начать Анжела решила с конюха. Она заплатила ему, чтобы он заплатил одному человеку, который в свою очередь должен был заплатить другим людям, создавая такой многослойный подкуп, что, даже если его разоблачат, концов все равно будет не найти.
На самом деле она не знала, надолго ли ей удастся заморочить голову Джулио. Разумеется, ложный донос распадется сам по себе из-за недостаточной убедительности. Или нет? В любом случае это не имело значения. Главное – пока будут разбираться, в чем тут дело, девчонка испытает на себе все муки ада, о которых не скоро позабудет.
Через час после того, как ушел конюх, Анжела Бука уже сидела в канцелярии епископского дворца рядом со своим братом.
На следующий день Кристиана остановил в воротах лазарета сам великий госпитальер. Кристиану хватило одного беглого взгляда на его лицо, чтобы понять: дела плохи.
– Вас отстранили от утренней смены, – ледяным тоном произнес Черальта.
– Отстранили, сир?
Такого еще не случалось.
– Вам надлежит срочно явиться к великому магистру.
Кристиан отправился во дворец ла Валетта, расположенный в бывшем еврейском гетто в Биргу. Он думал о том, что это уже третий вызов за столь короткий срок. Чаще, чем он видел ла Валетта вне службы с тех самых пор, как тот стал великим магистром, то есть с того дня, когда Кристиан дал свои обеты, преклонив перед ним колено.
Его тут же провели к великому магистру. Ла Валетт только что вернулся с мессы, и на нем все еще был его официальный наряд: плащ на горностаевой подкладке и берет. Великий магистр что-то говорил пажу, который держал перед ним поднос с депешами. Бросив на Кристиана холодный взгляд, он велел подождать.
Что-то небрежно нацарапав на бумаге, ла Валетт отдал пажу распоряжения. Сняв плащ и головной убор, он протянул их мальчику. Развязав шелковый шнурок на скарселле, кожаном кошеле, символизирующем его власть над бедняками, он положил несколько монет сверху на стопку бумаг. Поклонившись, паж вышел и мягко прикрыл за собой дверь.
Ла Валетт стоял за пустым столом, если не считать чернильницы и листа бумаги. Пододвинув бумагу к краю стола, великий магистр кивком подозвал к себе рыцаря. Кристиан уставился на бумагу. Взял ее в руки. Почерк был ему незнаком.
На второй фразе в животе как будто образовалась дыра. Он с трудом сглотнул.
На третьем предложении он уже знал, что краска, залившая его лицо, не ускользнула от внимания великого магистра.
Дочитав записку, Кристиан понял, что мир никогда уже не будет прежним. Он положил бумагу на стол, поднял глаза и посмотрел прямо перед собой.
Ла Валетт мерил шагами комнату, осознанно воздействуя на Кристиана своим молчанием. Наконец он остановился и повернулся к рыцарю.
– Мне не нужно напоминать вам о ваших обетах, фра де Врис? – произнес ла Валетт, пародируя собственные слова с убийственной иронией в голосе.
– Нет, сир.
– Что ж, хорошо. Так в этой записке правда или ложь?
– Сир, я…
– Это правда, де Врис? – Голос великого магистра прогремел, как пушечный выстрел.
– Да, мой господин.
– Ваши обеты так мало значат для вас или же вы нарушаете их, просто чтобы бросить вызов мне?
– Ни то ни другое, мой господин.
– Я не дурак, де Врис.
– Конечно нет, великий магистр. Просто я люблю ее.
– Люблю! Вы должны любить Христа! Неужели вы так слабы, что не в состоянии справиться с животными инстинктами? Как вы жалки, де Врис, столь же ничтожны, как ваше чувство долга перед Богом и орденом, столь же бесплодны, как ваш обет, данный мне! – Ла Валетт отвернулся к окну, щелкая сцепленными за спиной пальцами. – А теперь предайте себя сами в руки каптенармуса.
Они пришли за ней на бастион.
Пятеро против одной женщины: капитан делла верга, его паж и трое фамильяров. Крикнули ей, чтобы спустилась со стены. Работа на стройке тут же встала, поскольку каждый бросил свое занятие, недоверчиво и испуганно глядя на то, как уводят их хозяйку. Лука Борг стоял у основания стены словно парализованный. Когда дочь проходила мимо него, он только крепче сжал камень в своих огромных руках и отвел глаза, не сделав даже шага в сторону ее тюремщиков.
Короткий путь до епископского дворца пролегал мимо арсенала. Ее провели через ворота, по двору, а затем вниз по длинной и узкой, слабо освещенной лестнице. И вот она оказалась в маленькой сырой комнате без окон. Стол, стул, чистая солома на каменной скамье, служащей постелью. Не так жутко, как она себе представляла. Капитан закрыл за ней дверь. Ей оставалось только ждать. Пришла какая-то женщина, принесла еды и воды, но на вопросы отвечать отказалась.
Этажом выше Сальваго занимался другим делом. До сих пор он не собирался ничего делать с Марией. Своего решения он не изменил. Он не доверял себе, боялся оставаться с ней наедине, если ее доставят к нему во дворец. Предпочитал сохранять дистанцию. Однако к нему явилась сестра и рассказала немыслимую историю. Она сказала, что к ней обратился ее конюх, который кое-что узнал от своего друга в Биргу. Некая женщина по имени Мария Борг была замечена в лютеранских высказываниях. Конюх был глубоко возмущен и не знал, что ему делать.