– Что такое?
– Послушай!
Пушки затихли, воцарилась зловещая тишина. Потом откуда-то из-за стен послышался устрашающий хор музыкальных инструментов и гортанный крик воинов, идущих в атаку.
– Мне все равно, – сказала Мария и продолжила копать.
– Я должен идти, – ответил Фенсу.
Она пыталась протестовать, но ее крик растворился в пыли и всеобщем шуме.
Фенсу ушел. По улице к городским стенам бежали мужчины и женщины. Мария плакала, молила о помощи. Если ее кто-то и услышал, то не счел нужным остановиться.
На город наступали турки.
Мария осталась одна. Она неистово пробиралась сквозь завалы. Обломки были тяжелые, попадалось много острых камней. Мария изранила руки, но даже не почувствовала.
– Елена! Держись! Я уже иду!
До стола оставалось не больше четырех или пяти футов, но на то, чтобы преодолеть это расстояние, у Марии ушло около часа.
Сначала она обнаружила руку Елены, торчащую из груды обломков. Рука была облеплена пылью, пальцы скрючены. Мария взяла ладонь Елены в свою и сжала ее. Живое тепло уже покинуло ее.
– Елена! Нет!
Мария снова зарыдала и принялась с еще бо́льшим жаром отбрасывать камни, вкладывая в них всю свою ярость.
Она продолжала копать даже после того, как поняла, что ничего уже не поделать. Как только она отбрасывала камень, сверху тут же падало еще несколько. Один раз ей показалось, что на нее вот-вот обрушится целая стена. Мария в ужасе отпрыгнула, но стена удержалась.
Она стучала, кричала, царапала камни, молотила кулаками по неподатливой куче обломков. Она выбежала на улицу, тщетно умоляя о помощи. Повсюду перед ней представала примерно та же картина: разрушенные практически до основания дома. Некому было ей помочь. Вокруг одни тела. И выжившие, выползающие из-под руин, слишком ошеломленные для того, чтобы ответить на ее зов. Со стен доносился грохот битвы, и Мария понимала, что никто сейчас не придет ей помогать. Она побежала обратно к развалинам дома.
Рядом с постом Кастилии туркам удалось пробить внешнюю стену. Через брешь в город устремились целые отряды. Защитники не стали их останавливать. Уверенные в своей победе, турки внезапно наткнулись на одну из внутренних стен, образующих слепые коридоры. Это была ловушка, построенная по приказу великого магистра руками женщин и детей.
Дождавшись, когда турки начнут атаковать внутреннюю стену, защитники открыли по ним огонь с крепостного вала. Запертые в лабиринте турки гибли сотнями. Солдаты, все еще находящиеся за внешней стеной, напирали сзади, предвкушая всеобщее ликование по случаю неизбежной победы, толкая своих товарищей в кровавую мясорубку. Лишь когда паника передалась по рядам наступающих за стены, напор ослаб, и некоторым счастливчикам удалось спастись.
Битва не ослабевала ни по ту, ни по другую сторону бреши.
Лука Борг неделями ночевал на своем посту. Теперь он стоял рядом с брешью вместе с другими дружинниками, ведя огонь по атакующим из аркебузы. Он заряжал ее и стрелял снова и снова, его большие натруженные руки работали медленно, но методично. Каждый выстрел был выверен. Он как раз засыпал порох в пороховую полку, когда турецкая стрела вонзилась ему в горло. Пошатнувшись, он упал прямо в океан заморского шелка.
В Сенглеа, по другую сторону залива Биргу, шел более тесный бой. Раз за разом турки приставляли к стене лестницы и карабкались навстречу верной гибели, после чего их тут же сменяли другие. В конце концов численное превосходство нападавших стало давать о себе знать. Ла Валетт наблюдал за происходящим с растущей тревогой. Он не мог послать новые подкрепления на защиту форта Сант-Мишель, ведь тогда Биргу останется без обороны. Янычары проникали внутрь через многочисленные пробоины в стенах. Их флаги появлялись то тут, то там на грудах камней, когда-то бывших стенами. Турки рвались вперед, к победе.
Шевалье дон Мескита наблюдал за битвой издалека, со стен цитадели Мдины. Судя по дыму и шуму, это было всеобщее наступление. Он приказал шевалье де Люньи, одному из своих рыцарей:
– Возьми всех имеющихся в наличии людей, атакуйте турецкий лагерь в Марсе. Он сейчас остался почти без защиты.
Несколько секунд спустя все рыцари и солдаты, находившиеся в Мдине, бросились к городским воротам.
Кристиан бился врукопашную, защищая форт Сант-Мишель. Он стоял в кругу других рыцарей. Вдоль всей стены взрывались снаряды с греческим огнем. Ревели трубы, звенели мечи. Он дрался по инерции, исступленно, обливаясь потом под броней, дрался еще долго после того мгновения, когда, как он думал, они прекратят сражаться, не в состоянии больше поднять мечи. Рядом с ним и позади него падали люди. Бой продвигался то вперед, то назад, как морской прибой. Шумный всплеск сменялся затуханием, менял направление и снова возвращался. Кристиан видел перед собой лишь ограниченный фрагмент действительности, но похоже было, что для рыцарей дела идут плохо вдоль всей стены. Свирепость столкнулась с неукротимостью, люди гибли десятками, потом сотнями, но воины никак не заканчивались.
Мы терпим поражение, подумал он.
Одна, в полном исступлении, не обращая внимания на битву, Мария продолжала копать, пробираясь к тому месту, где в последний раз видела Моисея. Обрушившаяся стена образовала целую груду обломков. Марии пришлось переносить их на улицу, чтобы расчистить место для дальнейшего продвижения. Она сама не знала, как ей удалось поднять некоторые крупные камни, совершенно неподъемные для нее в обычной жизни. Сейчас ей нечем было их разломать, и она вытаскивала их целиком, падая, рыдая, ругаясь и молясь.
Был уже почти полдень, когда она впервые услышала его крик. Прошел еще час, прежде чем ей удалось добраться до бывшего нужника. Отодвинув последний крупный камень, она заглянула в маленькое отверстие.
Во время взрыва Моисей упал вместе с посыпавшимися осколками в выгребную яму. Это его и спасло. Теперь Мария легла на живот и вытащила его из ямы. Маленькое тело Моисея содрогалось от рыданий, он тут же вцепился в нее. Словно оцепенев, Мария сидела с ним на руинах, покачивая его на руках. Слезы Моисея смешивались с ее. Через некоторое время она аккуратно отодвинула мальчика от себя и осмотрела, не ранен ли он. Ничего серьезного, просто царапины и ссадины. Мария отнесла Моисея к глиняной бочке недалеко от площади и дала ему напиться. Он отчаянно ловил ртом воду, обливая подбородок и грудь. Мария попыталась отмыть мальчика, все время шепча ему утешительные слова. Он спросил о матери, и Мария не придумала ничего иного, как сказать, что его мама ушла. Зачесав ему волосы назад, Мария поцеловала Моисея в лоб, обливая его щеки слезами.
Издалека казалось, что весь мир кончается. Сам же Мустафа-паша находился в центре событий, снова вдыхая запах победы и триумфа. Он выкрикивал приказы и подбадривал солдат, которые продирались сквозь ряды защитников. Сенглеа был уже у него в руках. Из дыма и творящегося вокруг безумия появился гонец на коне.
– Господин! Наш главный лагерь в Марсе! Его атакуют многочисленные христиане! Должно быть, они получили подкрепление с Сицилии!
Мустафа увидел, как над их лагерем поднимается дым.
– Черт побери этот никчемный флот Пияле! Наверное, они прорвались через патрули. – Повернувшись к сигнальщику, Мустафа приказал: – Труби отступление!
– Господин? – Сигнальщик был явно в замешательстве. Он тоже уже успел почувствовать вкус победы.
– Немедленно! – рявкнул Мустафа. – Нас окружат сзади! Вся армия погибнет!
Над полем боя раздался пронзительный клич трубы, изумивший янычар, которые наконец прорвали защиту немалой ценой. Другие трубачи подхватили сигнал и несколько раз повторили его. Сомнений не осталось – это был приказ о всеобщем отступлении.
Рыцари и их солдаты не могли поверить своим глазам. Турецкие воины отступали, перелезая обратно через стены. Все турецкие подразделения бросились на холмы Коррадино, в сторону Марсы.
В Марсе дымились остатки палаток; ни одного человека не осталось в живых. Никаких сил поддержки христиан там не было. Всадники дона Мескиты из Мдины пронеслись по лагерю смертоносным ураганом. Лагерь в основном представлял собой госпиталь и, как рыцарь правильно догадался, практически не охранялся. Почти все были слишком больны или серьезно ранены, чтобы сражаться.
Среди них был и Шабух. Измученный жаром и дизентерией, он умер прямо на больничной койке, не в силах поднять оружие. Та же судьба постигла сотни других воинов. Все склады подожгли, животных искалечили или поубивали. Палатки были раскурочены и объяты пламенем. Не выжил никто. Но еще хуже для Мустафы было то, что ложная тревога стоила ему битвы. Оценив масштаб произошедшего, Мустафа поклялся оставить в живых лишь одного человека на Мальте – великого магистра Жана де ла Валетта. Его закуют в цепи и доставят в Стамбул, где суд над ним будет вершить сам султан.
На крепостных валах Биргу и Сенглеа люди обнимались и поздравляли друг друга. Разумеется, это было чудо, Божий приговор туркам. На улицах воцарилась необычная тишина. Стрелки не ожидали такого быстрого окончания битвы и не подготовили пушки к новой пальбе.
Мария несла Моисея по улицам Биргу, ища, где его теперь можно спрятать. Церковь Святой Агаты превратилась в руины. Колокольня, построенная ее отцом, рухнула прямо на улицу. Обержи использовались только для раненых солдат. Куда бы Мария ни посмотрела, ее взгляд ловил очередное знакомое здание, полностью или частично разрушенное. Она была слишком ошеломлена, чтобы плакать. В квартале вокруг церкви Святого Лаврентия сохранившихся домов оказалось намного больше. Мария стучалась в одну дверь за другой, но везде ее ждал отказ. Каждая комната, каждый уголок были уже переполнены.
Так она дошла до епископского дворца. Это было единственное место в городе, где, она точно знала, найдется безопасный уголок для мальчика. У ворот она попросила стражника приютить Моисея. Стражник посочувствовал им, но тоже отказал:
– Ничем не могу помочь. У нас на сто человек больше, чем мы можем приютить и накормить. К тому же он не маленький, может и на стенах помогать.