– Нико! – крикнула она, заметив его.
Он встал спиной к ней, пытаясь не подпустить близко воинов. Турки были нацелены не на женщин, а на вооруженных мужчин.
– Уходи! – крикнул Нико в ответ.
Подхватив арбалет, она вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону, к оружейному складу. Рыцарь ордена Святого Иоанна, служивший вместе с Ромегасом, обернулся и узнал Ашу. Мария вскрикнула, и алебарда ее брата опустилась на шею рыцаря в ту же секунду, когда Мария выстрелила из арбалета. Стрела пронзила рыцаря насквозь и вошла в грудь стоявшего позади турка. Рыцарь умер с поднятым мечом, готовым к сражению.
В это же мгновение во главе группы рыцарей и мальтийцев появился ла Валетт. Он с ходу кинулся в бой, не раздумывая об опасности. Его семьдесят два года не имели ни малейшего значения – он был великим магистром. Сопровождаемый телохранителем, он присоединился к битве. Поднялся крик:
– Великий магистр! Великий магистр!
Вокруг него сплотились ряды мальтийцев. Вместе они начали напирать на турок с новыми силами и удвоенной яростью. Рядом с ла Валеттом разорвался снаряд, ранив его в ногу. Великий магистр упал, но тут же поднялся снова, поддерживаемый своими людьми. Оттолкнув их, он бесстрашно вернулся к сражению.
Мария заметила, что перевес сил меняется.
– Нико, беги! Выбирайся отсюда, пока можешь!
Аша не сводил глаз с шеи ла Валетта, в которую так легко вошел бы клинок его оружия. От великого магистра ордена Святого Иоанна его отделяло не более двадцати футов. Он легко мог преодолеть это расстояние и убить его. В его руках была судьба всей осады, исход войны сосредоточился в алебарде, с которой уже капала кровь.
– Беги! – крикнула Мария.
Он повернулся к ней и тут же был сбит с ног мальтийцем, накинувшимся на янычара. Алебарда отлетела. Аша поднялся на ноги. Великий магистр уже отступил на несколько шагов в сторону. Сзади его прикрывали солдаты. Нико снова поискал глазами Марию, но она уже скрылась из виду за многочисленными солдатами.
Момент был упущен.
Перепрыгивая через тела, Аша кинулся к дыре в стене мимо турок, мальтийцев и рыцарей. Янычар, заметив, как он приближается, занес меч.
– Я турок! Я раб, дурак! – заорал Аша.
Янычар тут же переключил внимание на испанца. Аша легко отвел удар мальтийского солдата и тут же почувствовал, как его задела по спине пика, которая предназначалась другому человеку. Ни на секунду не замедляясь, Аша несся по скользкой от крови и масла земле, прокладывая себе путь через кровавое месиво, столь же плотное, как и щебень, с которым он до этого работал. Стрела, выпущенная из арбалета, повалила человека, бегущего прямо перед ним. Отодвинув тело, Аша побежал дальше. Какой-то мальтиец повернулся к нему и замахнулся оружием.
– Я же мальтиец, ты что, с ума сошел? – заорал Нико на безупречном мальтийском и пронесся мимо, невредимый.
Прибытие великого магистра к прорванному укреплению повернуло ход битвы у поста Кастилии. Защитники постепенно оттесняли турок обратно к стене, с которой на атакующих лился постоянный огонь.
Когда Аша пересекал траншею уже за пределами стен, ему окатили спину кипятком. Он вскрикнул, пошатнулся и упал, но тут же заставил себя снова вскочить. Побежал дальше, преодолел траншею и вскарабкался на дальний склон. С внутренней, дальней от моря части Биргу и Сенглеа битва все не стихала. Подобно сильному шторму на море, разъяренные турки обрушивались на мальтийские скалы, взбивая бурную пену из ужаса, крови и смерти.
Наконец спустя несколько часов трубы Пияле сыграли отступление. Скалы выдержали и повернули море вспять.
Мария увидела, как Сальваго ведет полдюжины детей обратно во дворец.
– Моисей! – закричала она, побежала к нему по улице и сбила с ног, плача и обнимая его.
Ее облегчение было омрачено его видом: одежда разорвана, лицо грязное и серьезное. Как и остальные дети, Моисей уже не был ребенком. Но он был жив. Он ответил на ее объятия и сдержал слезы.
– Скоро все закончится. – Она погладила его по голове. – Я обещаю.
Остальные ждали.
– Теперь мне пора идти с доном Сальваго, – сказал Моисей.
Мария поставила его на землю и бросила взгляд на Сальваго, лицо которого ничего не выражало. Он коротко кивнул ей, затем повернулся и повел своих подопечных к дворцу.
Она вернулась в арсенал, чтобы осмотреть тела возле стены. Оцепенев от всей этой смерти, Мария перевернула многих, выискивая под ними других. Нико там не было. Кристиана там не было. Ее отца там не было. В бреши было еще больше тел, намного больше, но она не могла подойти близко, потому что пушки снова начали стрелять. Она поднялась по лестнице. Вид стал лучше. Она не увидела ни одного из тел, которых боялась увидеть, но их было слишком много, сваленных в траншеях и выброшенных на берег: целое красное море смерти.
Кристиан медленно переставил одну ногу, потом другую. Он пытался дойти до лазарета. Весь в крови, причем в чужой. Остаток дня прошел как в тумане. Он осмотрел и перебинтовал ногу великого магистра, который позволил это сделать лишь после того, как убедился, что последний турецкий флаг снят со стен. Даже когда Кристиан обрабатывал ему рану, ла Валетт продолжал отдавать приказы, менять диспозицию войск и задавать вопросы. Кристиан промыл и зашил открытую рану, а ла Валетт даже ни разу не дернулся.
– Всех рабов на восстановление пробитой стены! – скомандовал он. – И пусть котлы продолжают кипеть. Басурмане не дадут нам передышки. Они постараются воспользоваться нашей слабостью. Сегодня ночью нас ждет новая атака.
Те часы, что оставались до наступления темноты, Кристиан проработал в лазарете. Его в очередной раз поразил контраст между тем, что он делал утром, когда присоединился к воюющим, и вечерними попытками залечить полученные в битве раны. Конца всему этому не было видно, и выбора у него не было. Ему хотелось одного: уйти, разыскать Марию и убедиться, что с ней все в порядке.
Перед Кристианом лежал мальтийский солдат с длинной турецкой стрелой в груди, а позади него было много других, ожидавших своей очереди. Хирургов осталось всего двое. Все погибли. Кристиан поднял нож. На него накатила волна усталости и эмоций. Он почувствовал, что вот-вот заплачет. Спрятав лицо, он вытер слезы рукавом. Его руки слишком сильно дрожали, и он не мог работать. Положив нож на живот пациента, Кристиан отошел к ведру с морской водой, умылся и попытался собраться.
«Я просто устал, вот и все, – сказал он себе. – Это пройдет». Дрожь постепенно унялась, пульс снизился, и Кристиан снова обрел контроль над собой.
Он закончил извлекать стрелу. Сделал все чисто и аккуратно, но солдат все равно умер.
В ту ночь снова раздался тревожный зов труб. Кристиан кинулся на свою позицию на стене. Битва велась кипящей водой и маслом из котлов, греческим огнем и огневыми трубами. Оранжевые и алые языки пламени вырывались из труб, пожирая человеческую плоть и одежду, уничтожая все на своем пути.
В турецком лагере Аша узнал, что его «Алиса» стоит у Гэллоус-Пойнт. Он взял лодку и подплыл к ней в свете вспышек ночной битвы в Биргу. Фероз, первый помощник, встретил его с бурной радостью. Аша-реис рассказал ему, что попал в плен. Теперь Аша лежал на животе и смотрел на огни битвы за Биргу. Его терзало чувство вины. Ему довелось убивать только турок. Марии он помог лишь на один короткий миг. Ей по-прежнему грозила смертельная опасность, и он ничего не мог для нее сделать. Он упустил шанс убить ла Валетта. Ему не хотелось отчитываться ни перед Мустафой, ни перед Пияле, да и что он мог им рассказать. События опережали все его умственные построения.
Корабельный хирург напоил реиса крепким чаем с опиумом и обработал его раны и ожоги. Наложил на них смесь из алоэ, соли и лука от волдырей. Чай облегчил боль физическую, но не душевную.
Свобода не принесла ему поднятия духа, как он надеялся. Он опозорил султана, опозорил своего отца и, что еще важнее, самого себя. Он чувствовал себя не мужчиной, а омерзительной змеей, ползающей среди людей.
В тот день он убил янычара.
В тот день он убил рыцаря… или его убила Мария?
«Я не турок, а осман», – сказал он ла Валетту.
«Я турок!» – кричал он во время битвы.
«Я мальтиец!» – выкрикнул он всего лишь мгновение спустя.
Его жизнь состояла из лжи. Он лгал Тургуту, лгал Искандеру, лгал своим богам о том, что лгал своим богам.
Да, я и то, и другое, и третье. А значит, я никто.
Я сын нескольких отцов, сын, предавший их всех.
По мере того как в Биргу затухали огни, в его голове разгоралось настоящее пламя, подогреваемое опиумом, ожогами и душевными муками.
Алиса!
Мария!
Господи, помоги мне! Аллах, не оставь меня!
И для одной, и для другой стороны настал самый неопределенный момент за всю осаду, когда малейшее происшествие могло повернуть ход сражения.
Обе стороны знали, что подкрепление могло прибыть со дня на день, но также знали, что оно может не прийти вовсе.
Обе стороны обессилели и впали в уныние, ибо происходящее превосходило человеческие возможности.
И все же обе стороны нашли в себе силы продолжать.
Глава 44
Инженеры Мустафы закончили возведение осадной башни, громадной деревянной конструкции, возвышавшейся над стеной Биргу с дальней от моря стороны. Основание обернули смоченной в воде кожей, чтобы защитники Биргу не подожгли. Янычары взобрались наверх, защищаемые деревянными щитами. С высокой платформы они могли вести огонь по стенам и улицам Биргу, расчищая путь другим воинам, которые должны были ринуться в город по мосту, соединяющему башню со стенами. Старый, но эффективный метод ведения осады. Двое рыцарей, в том числе племянник ла Валетта Анри, предприняли вылазку с целью уничтожить башню. Рыцарей застрелили, и после небольшой битвы вокруг их тел занесли обратно в город.