– И вы вот так спокойно пройдете мимо Мальты? Я думал, что вы не можете отказать себе в том, чтобы не забрать оттуда хоть что-то.
– Проверю свое предчувствие в другой раз, – улыбнулся Тургут. – Пока Аллах ведет меня в другое место.
– На Джербу?
– В Стамбул.
Ответ корсара пронзил Нико кинжалом отчаяния. Не было на целом свете места, которое находилось бы дальше от его дома. Облокотившись на борт, Нико потирал монетку Марии и молился. Если бы он увидел землю хотя бы на горизонте, заметил хотя бы парус, то тут же прыгнул бы за борт – а может, ему просто нравилось так думать, – но вокруг было только бескрайнее море. С каждым взмахом весел шансов становилось все меньше и меньше, а потом Нико понял, что уже поздно, по крайней мере не в этот раз. Дни ускользали один за другим, а вместе с ними – морские мили. Корабли шли на северо-восток, вдоль подошвы итальянского сапога, пересекли залив Таранто, добравшись до каблука, и проследовали по проливу Отранто в Адриатику, направляясь к Пелопоннесскому полуострову, который, как и бóльшая часть мира, принадлежал Османской империи.
Пожилой мужчина и мальчик продолжали беседовать за едой каждый день. Нико понимал, что Тургут его оценивает, но не знал зачем. Он обнаружил, что адмирал, несмотря на свою репутацию, ему нравится. Этот набожный дедушка, мирно сидящий на палубе, не пьющий ничего, кроме воды, и умеющий вести задушевные беседы, казался совсем не похожим на легендарного кровожадного корсара.
Однако однажды, когда они миновали Корфу, Нико представился шанс увидеть корсара в деле. Ночью они встали на якорь в одной из множества бухточек, объединенных проливом, выходившим в открытое море. Возможно, Тургут что-то увидел, услышал или учуял, а может быть, просто почувствовал, но внезапно он отдал приказ готовиться к бою. Все стихло, гребцы убрали ноги с цепей, чтобы избежать малейшего шума, повара на камбузе погасили жаровни. Около полуночи Тургут и два его капитана вместе с агой, начальником янычар, спустили на воду шлюпку. Через час Нико снова услышал тихий плеск весел – они вернулись. С корабля на корабль беззвучно передавали приказы.
На самом рассвете Тургут вывел эскадру, корабли обошли лесистую отмель и застали врасплох три далматинские военные галеры, защищавшие торговый корабль, нагруженный сокровищами из Ватикана. Они тоже искали укромную стоянку на ночь, но их корабли расположились неудачно и оказались не готовы. Тургут смог подкрасться, когда все спали. Далматинцы были вооруженными до зубов наемниками, но их командир поставил корабли на якорь в месте хотя и хорошо скрытом от посторонних глаз, но не позволяющем заметить приближающуюся угрозу вовремя, поэтому их полупушки и носовые орудия оказались практически бесполезными.
Тургут напал быстро и бесшумно. О его приближении можно было узнать только по звону цепей и скрипу весел в уключинах. К тому же он воспользовался дополнительным преимуществом: солнце всходило точно у него за спиной, ослепляя противника. Из трюма Нико, словно завороженный, наблюдал за тем, как галеры мчались вперед, набирая ход, пока не вышли на таран. Весла погружались в воду, брызги сверкали на солнце, создавая радуги на низких бортах далматинских галер, чья команда спала и не подозревала, что вот-вот умрет.
Когда тишина перестала быть необходимой, Тургут выкрикивал команды боцману, тот свистком передавал приказы надсмотрщикам, а их кнуты передавали приказы загорелым и окровавленным спинам гребцов. Нико пока не понимал тактики Тургута, но даже ему было ясно, что этот человек – мастер своего дела. Его гребцы действовали как единый организм, весла взмывали вверх одновременно, галеры неслись во весь опор, одна скамья отдыхала, пока другая гребла, а потом они резко сменили курс, пока один борт греб назад, а другой – сушил весла. Перед рабами с обеих сторон – христианскими рабами на мусульманских кораблях и мусульманскими рабами на христианских кораблях – встал страшный выбор. Подчинение и умелые действия могли нанести урон флоту противника, но ведь они сами молились о его победе, хотя и могли погибнуть в цепях и пойти ко дну вместе с кораблями. Однако, если бы они перестали выполнять приказы, если бы не трудились до изнеможения, надсмотрщик махнул бы не кнутом, а мечом, лишив ослушников головы, а обезглавленные тела сбросил бы в море.
Далматинцы опомнились слишком поздно. Затрубили фанфары, засверкали алебарды. Стрелки вскинули аркебузы, и с полусонных кораблей началась спорадическая стрельба. Тургут спокойно наблюдал за происходящим. С кормы раздался залп кулеврины, заряженной двумя железными ядрами, соединенными цепью. Рухнула мачта и убила рабов, которым не повезло сидеть прямо под ней, изрядно повредив корабль. Затем с кораблей Тургута последовали новые залпы, один за другим, осыпая тяжеловооруженные военные галеры перекрестным огнем смертоносной картечи. В распоряжении Тургута был огромный и разнообразный арсенал, состоявший из нового и старого оружия, и он задействовал в битве все, что имелось, причем задействовал терпеливо, сдержанно и очень умело. Стрелы волна за волной проносились по воздуху, нанося огромный ущерб противникам без шлемов. Арбалеты стреляли стальными болтами, пробивавшими и дерево, и доспехи, а из аркебуз, со свистом рассекая воздух, градом летели пули.
Одна из далматинских галер тронулась было с места, но слишком медленно. Абордажные крюки Тургута уже впились в ее борта, и он, в кожаном джеркине и без доспехов, повел своих людей в бой, вскоре закипевший на вражеской палубе. Кричали люди, трещали весла, звенела сталь. Ветра не было, и над местом сражения, подобно туману над болотами, висело облако дыма. Соленый воздух пропитался запахом крови и пороха.
Нико заметил лучшее на свете зрелище: алую тунику рыцаря ордена Святого Иоанна, который появился из каюты, пытаясь надеть кирасу, чтобы защитить грудь и спину. В другой ситуации его взяли бы в плен, а потом запросили бы за него выкуп, но рыцарь был не намерен сдаваться и дрался как одержимый. Взмахами двуручного меча он зарубил с полдюжины нападавших, но потом пал от удара боевым топором. Вместе с его телом упало и сердце Нико. Неужели его герои, рыцари, тоже смертны?
Через десять минут бой завершился, дело было сделано. Мусульманских галерных рабов всех далматинских кораблей быстро освободили от цепей. Из сотен ртов раздались крики хвалы в честь спасителя Тургута, который приказал разоружить выживших солдат и приковать к скамьям гребцов. Таков был вечный ритуал на море – звон цепей был сигналом того, что порядок сменился: свободные стали рабами, а вчерашние рабы обрели свободу.
Бывшие рабы указали на нескольких вероотступников – мусульман, которые предали свою веру и перешли в христианство. Тургут отдал приказ мечникам, и те, ловко орудуя ятаганами, перерезали им горло с той же легкостью, с какой серп срезает колосья пшеницы. Нико сжался в комочек в трюме от страха, что жажда крови доберется и до его шеи. Но никакой жажды крови не было. Просто так делались дела в этих морях: быстро, по-деловому и, насколько возможно, аккуратно.
Тургут отправил свой отряд наводить порядок на остальных судах. На две обезоруженные галеры перекинули канаты, и местные матросы сами закрепили их. С далматинских галер на корабли Тургута перетащили оружие, порох и провиант, а также три сундука серебряных слитков, которые нашлись на торговом корабле. Тургут приказал отнести все это в трюм, где сидел Нико.
– Десятина Аллаху от папы римского! – радостно крикнул Тургут, и с этого момента Нико стоял в трюме на сундуке с целым состоянием.
Тургут вернулся на корабль в приподнятом настроении. Он был доволен собой. Уже в четвертый раз он заставал врасплох вражеские корабли именно в этой бухте.
– Проще простого! Как поймать золотую рыбку в фонтанах моего дворца на Джербе, – рассмеялся он, – но золотые рыбки хотя бы умеют прятаться!
Ему не терпелось продолжить путешествие, но сначала он снял пропахшую кровью и порохом одежду, переоделся в чистое и провел со всеми верующими утреннюю молитву, после чего его эскадра, состоявшая теперь из тринадцати кораблей, продолжила путь на юг вдоль пелопоннесского побережья.
Нико еще долго не мог успокоиться и в тот день даже не вышел из трюма. Сердце бешено колотилось, он не мог осознать, как такое количество смертей могло произойти так быстро. С тех пор как Нико уехал с Мальты, он узнал, как легко убить человека и как мало стоит человеческая жизнь. Невозможно было даже представить себе силу, способную оказать Тургуту сопротивление в то утро. После молитвы корсар сразу же вернулся к чтению. Он был абсолютно спокоен, словно столкновения с врагом и не бывало. Нико смотрел на него со страхом и уважением, которого раньше не чувствовал.
«Ты будешь повержен, сын Сатаны! – поклялся он. – Победа останется за мной. Не сегодня, но однажды это произойдет».
Больше всего Нико беспокоило то, что, несмотря на все случившееся, Тургут все равно ему нравился, и мальчик с удовольствием проводил с ним время. Тургут не был очень образован, но проявлял живой интерес к окружавшему его миру. Корсара завораживала история, особенно сказания и легенды о великих полководцах и завоевателях былых времен. Он носил с собой две книги, завернутые в пропитанную маслом ткань. Одной из них был Коран, второй – написанная на греческом «История» Геродота. Тургут часто заглядывал в обе. Адмирал разбирался в мифологии, космологии и навигации, знал политику, принятую при дворах европейских монархов, подробности жизни флорентийца да Винчи и названия всех птиц и рыб на свете. Особенно его интересовали труды Коперника, о странной теории которого, заключавшейся в том, что Земля вращается вокруг Солнца, Тургуту рассказал какой-то священник. Адмирал был разочарован, когда Нико сказал, что никогда о таком человеке не слышал.
– Как жаль! – произнес он с неподдельной грустью в голосе. – Священник лишился головы, прежде чем я успел узнать у него подробности!
Они миновали скалистые заливы и лесистые полуострова, и о каждом из них Тургут мог рассказать какую-нибудь историю. Он говорил о былых временах, о битвах и царях: об Александре Великом, о персидском царе Дарии, об Агамемноне и Чингисхане – все они ступали на эти земли и бороздили воды этих морей.