Несмотря на то что кельты видели все своими глазами, они продолжали кипятить масло в чашах.
Паре их отношение совершенно не беспокоило.
– Так было со времен Древнего Рима, – пожал он плечами. – Они скажут, что мои пациенты выздоравливают по воле случая, в силу совпадения или по воле Господней. Какая мне разница? Главное, что пациенты выздоравливают.
Паре имел радикально иное мнение и о том, как следует проводить ампутации. Обычно это делалось по тем же принципам, что и лечение пулевых ранений. Разорванные артерии запечатывали раскаленным докрасна железом, а иногда весь обрубок конечности погружали в кипящую смесь патоки и масла. Паре же перевязывал сосуды один за другим, перекрывая кровоток, прежде чем разрезать кость, и вообще избегал использования железа и масла. Из-за этого он подвергался жестоким насмешкам, впрочем не со стороны пациентов, которых лечил.
Кристиан быстро понял, что Паре был выдающимся целителем, чей совет – подвергать сомнению и проверять все, чему тебя учили, – нашел глубокий отклик в душе де Вриса. Он старался при любой возможности работать рядом с Паре, но вместе они провели не много времени. Время, удача и зима оказались не на стороне императора Карла. Гиз хорошо подготовил Мец к осаде, император Карл заболел подагрой, его войска умирали от холода, голода и жутких эпидемий, бушевавших в их лагерях за городскими стенами. После Рождества осада была снята, и испанцы, численность войска которых уменьшилась в десять раз, начали отступать. Кристиан оставался в городе еще несколько месяцев, занимаясь уходом за ранеными.
Кристиан утратил веру в кельтских хирургов и их экзамены, но вернулся в Париж с блестящими рекомендательными письмами от самого герцога и от Паре, а также с самоуверенностью военного хирурга, чье искусство подверглось проверке на поле боя. С такими рекомендациями он был уверен, что найдет способ сдать экзамены, а ордену Святого Иоанна придется поискать себе другого рыцаря. Однако воля отца оставалась неизменной.
– Я запрещаю тебе сдавать экзамены! Я получил ответ великого магистра на мое письмо. Ты отправляешься на Мальту этой же осенью!
Кристиан пытался спорить, но граф был непоколебим. Два дня в доме звенел воздух от постоянных ссор и жарких речей.
Симона редко вмешивалась в такие дела, но здесь не смолчала и она. Она не совсем понимала желания Кристиана, которые совершенно не соответствовали его статусу. Война пугала ее, но и хирургия тоже, а может, и сильнее: воевали дикари, а хирургией занимались колдуны. Ей бы хотелось, чтобы Кристиан просто исполнил свой долг и примирился с отцом, но она знала, что этому не бывать. К тому же она позволила себе хотеть для него чего-то большего, чем бесконечные битвы, чем та жизнь, которую вел ее супруг. Она ужасно страдала, когда Арно уезжал, гадая, вернется он на этот раз или она останется вдовой. Симона совершенно не хотела так же страдать из-за сына. Она спорила с Арно, но тот, послушав ее пару минут, сразу перебил и стал говорить о политике, войне и долге.
– Терпеть не могу все эти разговоры о политике, Арно, – пожаловалась она. – Ты делаешь это лишь для того, чтобы вывести меня из себя, ты ведь знаешь, что такие разговоры меня утомляют. Вернись из того мира в этот!
Однако графа было не так-то легко сбить с толку. Османы, напомнил он супруге, угрожают королевству. Убийство мусульман – святое и почетное занятие. И хотя Франция и Османская империя объединились против Карла, однажды цивилизованный христианский мир разом встанет на защиту своих ценностей и остановит Сулеймана и его орды неверных. Придет день, и Османская империя падет, а пока рыцари ордена Святого Иоанна продолжат причинять султану неприятности и гордо нести знамя Христа. Кристиану суждено покрыть себя славой, и такую возможность нельзя упускать.
– Весь христианский мир, как ты его называешь, Арно, на моей памяти только и делает, что обращает свое оружие против себя! – воскликнула жена. – Неужели служить Господу можно только с помощью убийств? Почему бы тебе не разрешить Кристиану самому принять решение?
– Потому что не его это дело – принимать решения! Любой дворянский род сочтет за честь, если их сына примут в орден. Я не потерплю отказа!
– О, значит, ты служишь своему тщеславию, Арно? И готов отдать за это жизнь собственного сына?!
Арно пришел в бешенство от этих слов, вскочил с кресла и набросил на плечи плащ.
– Я слишком много тебе позволяю, Симона! Ни один мужчина не должен позволять женщине вести такие разговоры! Но сейчас ты окончательно перешла все границы! В этом доме хозяин – я, и я не намерен больше слушать твои бредни! – крикнул он и выбежал из дому.
Из Парижа граф уехал лишь два дня спустя. Он присоединился к его величеству в Пикардии, где император Карл, так и не смирившийся с поражением, пошел войной на фламандский город Эсден. Симона проводила Арно, но уже знала, что делать дальше. Граф, как всегда, оказался упрямым как осел, а она прекрасно знала, как поступать в таких случаях, чтобы сделать по-своему.
Она решила посетить медицинский факультет и убедить их разрешить Кристиану сдать экзамены. Когда лицензия врача будет у него в кармане, отцу придется пойти на попятный. Но даже если он продолжит упорствовать, по крайней мере, Кристиан успеет получить лицензию до отъезда на Мальту, и тогда и отец, и сын получат желаемое. Граф узнает о ее вмешательстве, придет в ярость, но ярость вскоре пройдет. Так было всегда. Она отправила письмо в школу медицины рядом с площадью Мобер и попросила о встрече с уважаемым доктором Филиппом Гиньяром, а также с его коллегами с факультета. Конечно же, у нее не было иллюзий, что они помогут матери, попавшей в сложное положение, бесплатно, поэтому она решила подкупить их и подготовилась к встрече, прихватив с собой увесистый кошелек.
Гиньяр и сотоварищи устроили ей теплый прием, появившись в своих форменных шапочках и длинных одеяниях с каймой из красного бархата. Собравшись за большим столом, они пригласили графиню сесть во главе и вежливо выслушали ее просьбу. Особенно внимательно они слушали ее, когда она подсластила пилюлю своим щедрым пожертвованием и обещанием, что оно не станет последним.
– Заверяю вас, графиня, – откашлявшись, начал Гиньяр, – что мы бы очень хотели удовлетворить вашу просьбу, но здесь речь идет о соблюдении правил. Ваш сын не прошел обучения у лицензированного цирюльника-хирурга в течение достаточного времени.
– Чушь! – отрезала Симона. – Он был учеником Марселя Фуко почти три года! Он служил его величеству в Меце!
– К нашему глубочайшему сожалению, месье Фуко лишился лицензии, – развел руками Гиньяр. – И то время мы не можем зачесть, а одной службы в Меце недостаточно. Возможно, он найдет себе другого учителя, и тогда через год-другой…
Симона поняла, что Арно успел поработать с членами комиссии раньше ее. Интересно, чем ему удалось подкупить их? – подумала графиня, глядя на лежащий перед ней на столе кошелек с флоринами. После встречи она пребывала в глубокой задумчивости. Служанка, ожидавшая во дворе и державшая за уздечку арабского скакуна графини, помогла Симоне сесть в седло, затем села на свою лошадь. Им пришлось ехать верхом, потому что по узким городским улочкам было разрешено ездить лишь королевским каретам, принадлежавшим его величеству Генриху и ее величеству Екатерине Медичи. Если карета требовалась королеве, то даже сам король отправлялся по делам верхом.
Они пересекли Малый мост и оказались на острове Сите, где Симона заехала в собор Нотр-Дам, поставила свечу за благополучное возвращение Арно и помолилась за его здоровье. Дальше ее путь пролегал через деревянный Большой мост на правый берег, мимо ювелирных лавок и переплетчиков, где они с Кристианом часто покупали книги. Она свернула на набережную в сторону Лувра, намереваясь выехать из города через ворота Сент-Оноре. Река кишела лодками и баржами, перевозившими только что пойманную в море рыбу, бочонки с вином с близлежащих виноделен или бревна из окрестных лесов. На самой набережной, как всегда, полным ходом шла торговля.
Симона лавировала между тележками и повозками, объезжала разносчиков воды и портовых грузчиков, рыбаков и прачек, пришедших на реку с большими корзинами белья. На протяжении всей поездки графиня продолжала разрабатывать план дальнейших действий. Можно обратиться напрямую в совет цирюльников-хирургов, который и принимал экзамены, но они ничего не станут делать без разрешения факультета, тем более Арно уже наверняка побывал и там. Придется придумать что-то еще. Есть и другие школы, в Монпелье и Женеве. Возможно, получится заручиться поддержкой отца, думала Симона.
У дверей склада на улице Магдалины стояла телега, грузчики загружали ее известью. Один из них появился в дверях и закинул в телегу тяжелый мешок. От нагрузки телегу перекосило, и тормозная колодка не выдержала. Телега медленно поехала, грузчик побежал за ней, пытаясь остановить, но улица шла под гору, и вскоре телега, набирая скорость, уже неслась к реке. Грузчик кричал: «Поберегись!», но его никто не слышал. Телега вылетела из переулка на набережную, чуть не врезалась в осла, а дальше на ее пути оказалась лошадь Симоны.
Графиня даже не успела понять, что случилось. Коня сбило с ног, из горла животного донеслось громкое ржание, похожее на пушечную канонаду.
Симона вылетела из седла и рухнула на мостовую. Рядом с ней лежал конь с переломанными ребрами, животное тяжело дышало и издавало утробные звуки, служанка завопила от ужаса, на ее крики сбежался народ. На морде арабского скакуна выступила кровавая пена, безумно вращая глазами, он попытался встать на непослушных ногах, но снова упал. Пока животное билось в предсмертных судорогах, из страха попасть под его копыта к графине никто не решался подойти.
Наконец конь затих.
Двое мужчин положили Симону на телегу и отвезли в ее городской дом.
При виде матери у Кристиана сдали нервы. Он повидал столько раненых и искалеченных на войне, но сейчас совершенно растерялся.