ь.
Покраснев, Мария положила мясо обратно на блюдо, вытерла руки о джеркин, неуклюже взяла вилку за конец, без намека на изящество, с которым орудовали приборами баронесса и ее брат. Было ужасно непривычно, но поесть ей все-таки удалось. Стараясь помочь Марии избавиться от чувства неловкости, отец Сальваго пошутил насчет того, что вилка куда менее эффективна, чем пальцы, данные детям Божьим их Небесным Отцом, но Мария все больше смущалась. Остаток обеда прошел в том же духе. Мария все время боялась сделать что-то не так, готовая в любой момент упасть в социальную бездну, где ей было самое место, о чем баронесса Бука не отказывала себе в удовольствии постоянно напоминать.
– Что ж, – сказала Анжела, когда обед подошел к концу, – перейдем к нашему важному делу! Брат рассказал мне, что у тебя есть своя книга.
– Да. «Придворный», – четко произнесла Мария, так как повторяла это название про себя сотни раз.
– О, я прекрасно знаю этот роман. У меня он тоже есть. Почитаем?
– О да, с удовольствием! – ответила Мария и гордо достала из-за пазухи том в красном переплете, но Анжела не взяла ее книгу, подошла к полке и нашла свое издание в богато украшенном переплете из темно-фиолетовой кожи, с печатным текстом, с позолоченными и украшенными филигранью страницами.
В книге рассказывалось о придворной жизни во дворце графов Урбино, а также обсуждались преимущества индивидуализма и природа человека. Анжела выбирала отрывки и читала их вслух, а Мария следила по своей книге. Для девушки это было потрясающее переживание. Анжела очень хорошо читала, но, кроме того, в книге были идеи: о любви и чести, а также о Homo universale, человеке разностороннем. Над антиклерикальными пассажами, которые Анжела выискивала специально для брата, смеялся даже сам Сальваго. С такой же легкостью она находила отрывки специально для Марии: об одежде и богатстве, о правилах поведения и положении в обществе. В этих отрывках для Марии было много незнакомых слов, но она догадывалась по интонациям Анжелы, что имеется в виду.
– «Посему люди достойные и изысканные имеют благородное происхождение», – прочитала баронесса, явно наслаждаясь тем, что ставит Марию в неловкое положение.
Сальваго тоже хорошо знал это произведение и тут же вмешался, указав им на фрагмент, где говорилось о том, что люди скромного происхождения тоже могут добиться славы для себя и своих потомков. Однако, несмотря на его усилия, Мария совсем сникла. Пока брат и сестра спорили, она закрыла книгу и сказала:
– Я устала. Думаю, мне пора.
– Как жаль, дорогая, что мысли так тебя утомляют! Что ж, такова цена слов… но ты сама выбрала эту книгу, – пожала плечами Анжела.
– Я просто устала, вот и все, – принялась оправдываться Мария.
– Ну конечно, просто устала!
Мария встала и инстинктивно попыталась сделать реверанс. Елена рассказывала ей, что так делают благородные дамы. Реверанс вышел очень неуклюжий, и ей даже не нужно было видеть выражение лица Анжелы, чтобы понять, как глупо она выглядит. Окончательно смутившись, она извинилась и вышла в холл, а отец Сальваго начал прощаться с сестрой.
– Право слово, Джулио! Мне жаль, что ты так увлечен этой… девчонкой. Этот остров еще более унылое место, чем я могла себе представить. Скажи, что тебя в ней заинтересовало: ее ум или ее происхождение?
– Перестань издеваться над ней, – сурово произнес Сальваго. – Я восхищен ее желанием совершенствоваться и учиться читать.
– Да что ты! А я-то было подумала, что твой интерес к ней скорее плотский, чем литературный! Какая же я мелочная!
– Анжела! – покраснел он.
– Братец, – мило улыбнулась Анжела, – ты сам как открытая книга! Читать тебя гораздо легче, чем «Придворного»! Может, я бы и не поняла, если бы не видела так часто этот взгляд в дни твоей бурной юности. Такой очевидной похоти в твоих глазах я не замечала со времен оргии в Мессине, когда отец чуть было не отрекся от тебя. Но даже тогда, дорогой братец, ты не был склонен собирать плоды, прежде чем они созреют и нальются соком, по крайней мере, когда перестал быть мальчишкой, готовым есть и недозрелое.
– Как ты смеешь! Я не собираюсь это выслушивать!
– Простите мне мою непочтительность, дорогой отец Сальваго! Просто я беспокоюсь за вас, за вашу карьеру в лоне Церкви! Что скажет епископ? Разочаровавшие его заканчивают на костре, как ты знаешь! Здесь тебе не Сицилия! Берегись, как бы тебе не стать его очередной жертвой! Тогда конец твоим мечтам о Ватикане!
– Хватит, Анжела!
– Да, думаю, достаточно, – согласилась баронесса и взяла брата за руки. – Тогда увидимся в следующее воскресенье. Антонио уже вернется, поэтому не опаздывай к обеду, – величественно улыбнулась она и подставила ему щеку для поцелуя.
Возвращаясь в Биргу, Мария едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Мир Анжелы Буки сверкал уже не так ярко, как утром, и Мария понимала, что это все из-за ее низкого происхождения. Ей никогда не иметь других зеркал, кроме оловянных.
– Ваша сестра очень милая, – вымученно сказала Мария.
– Моя сестра до ужаса высокомерная, – ответил Сальваго. – Прости ей ее тщеславие.
Его мучило отрицание, чувство вины и растерянность. Ничто на свете не могло привести его в бóльшую ярость, чем такое поведение сестры.
Остаток пути до Биргу они проделали молча.
Глава 18
– Это тебе. – Якобус протянул ей что-то, плотно завернутое в ткань.
Мария сидела на берегу, уткнувшись в книгу. Отложив чтение, она развернула сверток и ощутила сладкий аромат нуги.
– Нуга! – воскликнула она. – Обожаю!
– Обменял на перья, – гордо сказал он.
– Ты такой милый! На прошлой неделе полевые цветы, а теперь сладости!
Якобус сел рядом с Марией, которая на песке чертила палочкой буквы, и с любопытством посмотрел на книгу, потом на песок:
– Что это?
– Это буква «Л», – объяснила Мария, снова беря в руки палочку. – Давай покажу! Вот смотри: Я-к-о-б-и-с. Это твое имя, – с довольным видом произнесла она, но, присмотревшись, заметила, что сделала ошибку, стерла «и» и написала «у». – Вот теперь все верно, это твое имя, – уверенно сказала она.
Якобус взял у нее палочку и начертил на песке какие-то неразборчивые каракули.
– Не очень-то получается, – вздохнул он.
– Надо заниматься.
Он стер написанное и попробовал еще раз, но вскоре, недовольный результатом, отбросил палочку.
– Это не для меня! Это магия! Для аристократов! – раздраженно заявил Якобус и пошел к воде.
Взяв камень, он размахнулся и бросил его в воду. Недалеко от берега прошел галеон и заскользил к выходу из гавани, покачиваясь на низких волнах. С бортов рыбаки закинули длинные сети на тунца, кефаль и мерлузу.
– Давай поищем мидий, – предложил Якобус.
Мария пошла следом. Они заглядывали в литорали, криком сообщали друг другу о своих находках, а потом складывали найденных моллюсков в тряпицу. Якобус наблюдал за Марией, если думал, что она не видит. Он весь день собирался с духом. Под ложечкой отчаянно сосало, намного сильнее, чем когда он в первый раз болтался на веревке над скалами в сотне метров над морем.
– Как ты думаешь, ты бы когда-нибудь захотела быть со мной? – нервно сглотнув, выпалил он. – В смысле, что я буду тебе небезразличен?
– Якобус! – Мария посмотрела на него с улыбкой, от которой он просто таял. – Ну что за глупости! Ты уже мне небезразличен!
Якобус наклонился и достал из воды мидию, пряча довольную улыбку.
– Знаешь, ты чем-то похож на моего брата Нико.
– Вот как, – покраснел он, и улыбка тут же исчезла с его лица. – Я не хочу напоминать тебе брата, – набрав побольше воздуха, признался он.
– Не хочешь? А он бы тебе понравился. Я точно знаю, что понравился. Это самое лучшее, что я могу сказать другому человеку.
– Ладно, забыли, – махнул рукой Якобус, пытаясь скрыть разочарование.
Мария сидела за столом и читала вслух, а Сальваго расхаживал из одного угла ризницы в другой за ее спиной. Некоторые слова она читала быстро и легко, другие давались ей сложнее, а какие-то были вообще непонятны, и тогда она просила помочь ей. Он наблюдал за ней сзади, чтобы она не видела его взгляда. Мария запнулась на очередном сложном слове, и Сальваго наклонился над ней, чтобы посмотреть на каком. Щекой он коснулся ее волос, и по его позвоночнику пробежала нервная дрожь. Он медленно втянул ноздрями ее запах. Мария, в отличие от Елены, редко пользовалась духами, но он уловил тонкий аромат, смешанный с запахом соломы и коз. Потом скользнул взглядом по вздымавшимся под рубашкой грудям и почувствовал, что приходит в боевую готовность под сутаной. Ему очень хотелось прижаться к Марии, но вместо этого он прижался к спинке стула. Всего лишь от краткого прикосновения к ней он испытал такое мучительное желание, что чуть не кончил. Сальваго тут же захлестнуло чувство вины, и он резко выпрямился.
– Тебе пора идти, – быстро сказал он сдавленным голосом.
– Что-то не так? – обернулась Мария. – Вам нехорошо, святой отец? – обеспокоенно спросила она. – У вас как будто бы лихорадка!
– Нет. Просто появились срочные дела, требующие внимания.
– Конечно. – Она встала. – Прошу прощения. Увидимся послезавтра.
– Нет, – возразил он. – Не так… не так скоро. Я сообщу тебе. Сейчас и правда очень много дел.
Она неуверенно посмотрела на него. Сальваго отвернулся. Он больше не мог смотреть на ее лицо, на ее тело, на ее волосы.
После ухода Марии он отправился к себе домой, упал на колени рядом с кроватью и принялся молиться, чтобы Господь укрепил его. Молитва не принесла покоя его душе. Сальваго тяжело дышал, сердце в груди заходилось, чресла пылали огнем. Такого он не испытывал с самого поступления в семинарию. Нет, не так. Такого он не чувствовал даже до поступления в семинарию.
Я не буду с ней больше заниматься. Я положу конец этому безумию.
Стоило ему прикрыть глаза, как он представлял себе Марию, представлял, как она выглядит без одежды, как ложится под него, раздвигает ноги и зовет его к себе. Он истекал потом и молился, но лихорадка не проходила.