о встречи с султаном. Они находятся и под Вратами Блаженства, и под павильонами и висячими садами, и под зверинцем, и под конюшнями.
Насрид – мой лучший друг, он тоже паж. Его привезли из Македонии, где он был третьим сыном в семье православного крестьянина. Его забрали в девширме, когда комиссары султана забирают самых сильных и самых умных мальчиков из всех деревень. Насрид, бесспорно, и силен, и умен. А еще выносливый, упорный и бесстрашный. Когда он играет на лютне, кажется, что сейчас запоют ангелы, но он может ударом кулака свалить медведя. Он полюбил опиум, и, чтобы достать его, Насриду приходится делать вылазки в Стамбул, где этого добра много. Его привозят на верблюдах из Каппадокии. Янычары принимают по четверти драхмы в день, половину драхмы – перед боем. Вот что начисто лишает их страха. Насрид угостил и меня, но мне не понравилось: голова стала как ватная и очень хотелось спать.
Помимо опиума, Насрид обнаружил в Стамбуле и еще кое-что, чего нет у нас в серале: женщин. Если и есть какая-то османская традиция, которая мне противна, так это то, что вход в гарем строго-настрого запрещен. Мы никогда не видим женщин, даже на церемониях. Конечно, на Мальте все ходят в барнузах, но там женщин можно увидеть и на улице, и в церкви, а здесь их вообще прячут от глаз посторонних. Женщин охраняют черные евнухи, которым удаляют не только яйца, но и… само достоинство. Прости, что пишу о таких вещах.
В любом случае отсутствие женщин приводит к тому, что в мужчинах просыпается очень много желания, а в хамаме, в банях, чего только не происходит. Насрид утверждает, что решение этой проблемы находится в портовых кварталах, пользующихся дурной репутацией. От дворца они находятся довольно близко, но стены здесь столь толстые, что это, можно сказать, другая страна. Он уговорил меня пойти с ним если не в город, то хотя бы под землю. Я отказался, но он обвинил меня в трусости, и тут уже деваться было некуда.
Нам никогда бы не удалось осуществить то, что мы задумали, если бы мы не подкупили Касиба, белого евнуха, который за всем тут наблюдает. Я смеюсь над ним, потому что его имя означает «плодовитый». Но плодовит Касиб только в способах курения опиума, и своими аппетитами в этом он превосходит даже Насрида. Надо просто давать ему драхму-другую, и тогда он закрывает глаза на наши вылазки, хотя каждый раз напоминает, что если нас поймают, то он первый обвинит нас в нарушении правил.
Я хорошо знаю, что будет, если нас поймают, поэтому каждый раз, когда я тайком выбираюсь из дормитория в хамам, а оттуда – к печи, которая нагревает воду для бань, у меня от страха сводит живот. Вот там-то, за дровяником и кирпичами, и можно найти вход в этот темный запретный мир. Вход расположен недалеко от огня, и надо изловчиться, чтобы пройти там и не обжечься, но все пажи школы Эндерун – ловкачи. Мы отправляемся в такие походы только раз в неделю, в тот единственный вечер, когда у нас нет занятий. В свободное время некоторые спят, некоторые играют в игры, а мы с Насридом уходим во тьму.
В первый раз мы с ним потерялись, потому что никому из нас не пришло в голову взять с собой свечи. Мы бродили по тоннелям в полной темноте, то и дело задевая головой своды, и минут через десять были вынуждены вернуться. Неужели, можешь спросить меня ты, пажи школы Эндерун, надежда империи, так глупы? В следующий раз мы прихватили с собой фонарь и пошли по знакам, о которых Насриду рассказали наши предшественники: разбитая колонна, голова статуи, странный ряд изразцовых труб. Время от времени через дыру в стене сюда проникают тонкие лучи света и помогают нам ориентироваться в темных переходах. Немного освоившись, мы стали делать свои пометки мелом на стенах и складывать камни в кучки. На третий раз нам удалось найти выход, который искал Насрид. Катакомбы вывели нас в старый резервуар для воды, который уже давно не используется. В город я с ним не пошел, несмотря на все его уговоры и поддразнивания. Насрида не было почти два часа, и с каждой минутой я все больше волновался. Дом Османов не любит неповиновения, за малейшее нарушение можно лишиться головы. Жесткая дисциплина благотворно влияет на порядок в доме султана. Каждый человек, от великого визиря до самого простого евнуха, знает свои обязанности, они впечатаны в него так же, как вытатуированная на плече орта, говорящая о том, где служит воин. «Храни верность долгу, и сохранишь голову. Разве сложно это запомнить», – сказал я Насриду, когда он наконец вернулся. Но к тому моменту он уже погрузился в опиумные грезы, поэтому улыбнулся и ответил: «Забыть куда проще».
В следующую вылазку я не стал ждать его все это время, а решил тоже осмотреть окрестности. Я прополз вдоль сломанной трубы и в какой-то момент ощутил запах моря. Через трещину в опорной стене я увидел синие воды Золотого Рога практически на расстоянии вытянутой руки. Я видел галеры, выстроившиеся у причала в порту Галаты – с командами и без. Лучшие корабли принадлежали лично султану, другими судами владели торговцы со всех уголков земли. В гавани кипела работа: шла погрузка и разгрузка, рыбацкие лодки, изящные каноэ и каики скользили по воде, словно водомерки. Я увидел прекрасное судно из бука с одной мачтой и четырьмя веслами и подумал, что с помощью Насрида вполне справился бы с его командой и уплыл бы отсюда. Однако, признаюсь, с Насридом я обсуждать такое не спешил. Он был вполне счастлив здесь и доволен жизнью пажа, особенно когда ему удавалось достать опиум, и я сомневался, что он вообще когда-либо захочет сбежать отсюда. Для того чтобы захотеть покинуть красоты Топкапы, необходимо воистину сильное желание. Я знал, что нужно выждать, пока у меня не появятся верные единомышленники.
Впервые я увидел ее во время нашей пятой вылазки. Пробираясь между конюшнями и скотным двором под дворцовой стеной, я протиснулся между двумя огромными колоннами и оказался в проеме каменной стены. Изнутри по стене шла лестница, в моменты опасности по ней поднимались стражники, чтобы быстро оказаться на посту. Мне кажется, что начало лестницы, находившееся под землей, когда-то было частью бокового прохода в старом акрополе, так как еще можно было различить что-то напоминающее оконные и дверные проемы, уже давно заложенные кирпичом, закрытые и позабытые. Одна сторона выходила на восток, во внутреннюю часть дворца. Я оказался за решеткой водосточной трубы. Одна часть решетки поднималась наверх, по стене, а другая лежала на земле. Впрочем, мне места хватало.
Внезапно я услышал смех, подобный звону колокольчиков в раю. Подобравшись поближе, я вдохнул аромат жасмина, заглянул через решетку и сначала увидел огромную негритянку, такую страшную на вид, что я чуть не вскрикнул от ужаса. Ее лицо было обезображено, и вуали на ней не было. Таких женщин, как я узнал впоследствии, очень ценят в гареме и берут их туда служанками, потому что мужчины никогда на них не покусятся.
Негритянка отошла, и я увидел нескольких девушек в большом саду. Я различал лишь их силуэты, да и то если прижимался лицом к решетке, поскольку та часть стены, за которой я спрятался, находилась не прямо напротив них, а под углом.
Именно в этот момент я острее всего ощутил, как опасно то, чем я занимаюсь. Если пажа ловили на лазании по сводам и аркадам переходов под сералем, ему полагалась легкая взбучка. Если его ловили во второй раз, то изгоняли из дворца. Но того, кто, пусть даже случайно, осмелился бы взглянуть на женщин из гарема – если, конечно, нарушитель не был кастратом, – ждала немедленная смерть. Тогда я еще не знал, что заглянул не в гарем, что вижу не наложниц из сераля, а всего лишь их служанок.
Даже рискуя головой, я ничего не мог с собой сделать. Я не мог отвести от них глаз – от первых женщин, которых увидел после прибытия во дворец, не мог перестать слушать их веселое щебетание. Судя по разговору, мне казалось, что там, на противоположной стороне сада, их целая дюжина, хотя мне было видно только четыре или пять. Они сидели на скамейках и занимались то ли шитьем, то ли вышивкой. Лишь ее лицо я смог разглядеть, и у меня не было никаких сомнений, что во всем царстве Повелителя повелителей нет лица прекраснее! Она подошла ближе к моему укрытию, что-то напевая себе под нос, и принялась разглядывать цветы, как будто бы искала самый красивый. На ней была овальная шапочка с прозрачной вуалью, закрывавшей только левую половину лица. Я видел ее сияющие глаза, которые особенно ярко сверкали на фоне гладких черных волос. Высокие скулы, изящный носик и идеальные губы! Затаив дыхание, я долго рассматривал ее, испытывая неописуемое ощущение покоя и чуда, нежности и восторга, которые снизошли на меня, и я уже не так боялся смертной казни, как кары самого Аллаха за то, что тайно созерцаю такую красоту.
Видимо почувствовав мое присутствие, она резко повернулась к стене и посмотрела прямо на меня. В страхе я вжался в стену, не понимая, видит ли она меня. Да, видит, понял я, когда она зажала рот рукой, и по ее взгляду я понял, что она думает. Мужчина! Мне показалось, что я расслышал тихий вскрик, а может быть, у меня просто разыгралось воображение. Остальные девушки ничего не замечали. Мы смотрели друг на друга, и нас разделяло всего шагов десять, не больше. Она залилась краской и снова принялась разглядывать цветы, бродя по саду и прикасаясь к пионам, гиацинтам и розам. Подойдя еще ближе, она снова посмотрела на меня – на этот раз с явным интересом.
Знаю, я выглядел глупо или хуже того – как полный идиот. Единственной надеждой было то, что лицо скрывала тень решетки, но, видимо, она так ничего и не заметила. Не успел я улыбнуться ей, как кто-то хлопнул в ладоши, и девушки засобирались уходить. Мне кажется, что, перед тем как уйти, она улыбнулась мне в ответ – о святые небеса!
Мы не сказали друг другу ни слова, но с тех пор я не мог думать ни о ком, кроме нее.
На следующей неделе я пришел туда в то же время, надеясь, что жизнь в серале подчиняется строгому расписанию, что она снова будет там.