– Меня этому не учат, – вздохнула она. – Я просто служанка. Они учат только Дурр-и-Минау, а она учит меня.
Нико очень хотел рассказать Алисе правду о себе, но он так и не собрался с духом. Если она задавала ему вопросы, он уходил от ответа и говорил о занятиях в школе: о владении разными видами оружия и верховой езде, о военном деле. Он хвастался приходившими к пажам учителями, среди которых был наставник самого султана в вопросах религии. Он с почтением рассказывал о книгах законов султана и с умным видом рассуждал об османском искусстве. Но ни слова не сказал о Мальте и оставшейся там семье.
Не успели они и глазом моргнуть, как Алисе нужно было уходить.
В следующую их встречу она принесла ему пиалу с шербетом, украденную со стола хозяйки. Шербет был сделан из фиалок, сахара и лимона. Она все отдала ему. Он цитировал наизусть стихи Джихангира, выдавая их за свои. Рассказал ей про арсенал в Венеции и великодушно пообещал когда-нибудь отвезти ее туда.
– Прекрасно, – ответила она, – а я покажу тебе Самос! Это лучшее место на свете, хотя я и мало где побывала. Это остров, куда мы заходили на корабле по дороге сюда. Там были такие красивые горы и птицы! Если бы я могла выбирать, где жить, то обязательно отправилась бы туда!
– Прекрасно, – отозвался он, – значит, я отвезу тебя туда!
Оба рассмеялись над такими глупыми мечтами. Пока их империей было подземелье, а океаном – канал. Им удалось немного поисследовать окрестности. Далеко заходить они не решались, боясь, что опоздают вовремя вернуться. Нико поднес фонарь к одному из подземных бассейнов, и Алиса увидела, как в воде блеснула рыба. Он показал ей подножие огромной статуи: изъеденные коррозией бронзовые пальцы ног – вот и все, что осталось от забытого бога. Они нашли остатки фрески, высохший фонтан, полуразрушенные бани. Взяв Алису за руку, Нико повел ее по коридору, где и сам не ходил раньше. Они прошли по узкому проходу, часть пути проползли, вдыхая запах влажной соломы и животных, напоминавший запахи конюшни. Внезапно с другой стороны крепостной стены послышалось низкое, неприятное рычание, и они замерли как вкопанные. Видимо, они подошли слишком близко к клеткам, в которых содержались дикие животные. Молодые люди понятия не имели, что за существо могло издавать такие звуки, и решили не выяснять, развернулись и, хохоча, бросились бежать в темноту. В тот день она на прощание дотронулась до его щеки и легонько поцеловала в лоб, а он чуть не потерял сознание.
Они никогда не проводили вместе больше часа и ни разу не встречались две недели подряд. Иногда они не видели друг друга месяцами, ибо должны были исполнять свои обязанности: заботиться о хозяйке, выполнять требования Искандера, отправляться в поездки за пределами дворца. Всегда получалось так, что кто-то мог прийти, а кто-то – нет. При любой возможности он оставлял ей записку – листок, на котором было написано что-то трогательное, чтобы она знала, что он думает о ней. При любой возможности она оставляла у решетки лепесток, ракушку или локон своих волос. При виде ее подарка сердце выскакивало у него из груди, он ощущал ее тепло, но этого всегда казалось мало.
Лежа в постели по ночам, Нико чувствовал себя виноватым, так как радовался, что из-за шрама Алиса больше никому не нужна. Она не утратила чувства собственного достоинства и от этого стала ему еще дороже. Шрам делал ее душераздирающе уязвимой. Если бы не увечье, они бы никогда не познакомились. Если бы не это, она бы даже не посмотрела в его сторону. Благодаря шраму ее совершенство и красота становились не настолько ошеломляющими.
Нико вспомнилась Амира, которая в какой-то прошлой жизни отнеслась к нему с добротой и пыталась пробудить в нем плотские ощущения. Разумеется, у нее ничего не вышло, ведь тогда он был еще ребенком, испуганным, глупым и растерянным. Однако Нико понимал: то, что он переживает сейчас, связано не только с возрастом. До встречи с Алисой он вообще не знал, что такие чувства существуют на свете. Ему хотелось обнять Алису, оказаться с ней на шелковых простынях без ограничений во времени и в широте исследования. Интересно, доведется ли нам когда-нибудь познать друг друга? – думал он. Эта мысль обжигала огнем его чресла, и этот огонь не угасал.
К следующей встрече он приготовил ей сюрприз. Ему потребовалось множество ухищрений и два спуска в катакомбы, чтобы все подготовить. Он провел Алису в их зал и торжественно усадил на обломок мрамора. Там он зажег свечу, от нее зажег еще одну, а потом еще. Алиса ахнула от восхищения: в свете трех свечей она увидела три резных деревянных кораблика. Один – ялик с латинским парусом из настоящего хлопка. Второй – галера с двадцатью четырьмя парами весел. Третий, самый великолепный – трехмачтовый галеон с амбразурами по бортам и крошечными деревянными пушками на палубе.
– Капудан-паша приветствует тебя, – торжественно поклонившись, произнес он, – да прогремит его флот салютом в честь прекрасной дамы!
Он поставил на каждый кораблик по свече и запустил их в темный водоем, края которого терялись в темноте. Покачиваясь на воде, кораблики освещали порфировые колонны и выложенные изразцами арки Константина.
– До самого Бриндизи и дальше, – провозгласил он, – пусть дрожат враги султана перед лицом его могучего флота!
Нико обернулся, посмотрел на Алису, и ее восхищенное лицо не разочаровало его. Блики свечей танцевали на воде и отражались в ее глазах. Ему отчаянно захотелось поцеловать ее. Он слегка подался вперед, собираясь поцеловать ее в щеку, но замер, когда она прикрыла рукой рот и посмотрела на него широко открытыми глазами, словно бы засветившимися изнутри еще сильнее. Одна из галер загорелась, потом огонь быстро перекинулся на другую из-за скипидара, которым он накрахмалил парус, и лака, которым покрыл палубу. Нико быстро подвернул штаны и босиком вошел в воду прямо по острым камням, ранившим ему ноги. Почти дойдя до горящего кораблика, он поскользнулся и оказался в воде по пояс. Алиса тихонько смеялась, и звуки ее смеха ласкали ему слух.
По-дурацки улыбаясь, он встал на ноги и еще раз попытался дотянуться до галеры, и наконец у него это получилось. Сжимая в руках тлеющие остатки галеры, он пошел обратно.
– Я приказал спалить ее, – объяснил он. – Ее захватили корсары!
Алиса хохотала до упаду. За свою относительно непродолжительную жизнь Нико не видел ничего прекраснее и точно знал, что никогда больше не увидит.
В следующую встречу он решил обязательно ее поцеловать. Почти весь отведенный им час Нико собирался с духом, но наконец коснулся губами ее щеки, а потом локона у виска. Нико вдыхал аромат ее духов и масел, и ему казалось, что он выиграл билет в рай. Алиса откликнулась на его поцелуй, подставила губы и прижала его руку к своей груди. Другой рукой она дотронулась до щеки, и они долго смотрели друг другу в глаза, в их взглядах была страсть, но в то же время и полное спокойствие, уверенность и знание того, что их души сливаются воедино, и это ощущение было куда приятнее и чувственнее, чем плотские касания, хотя они и обжигали, заставляя кровь бурлить в жилах.
– Иди сюда, – прошептала она, и они опустились на мраморную плиту.
Его рука скользнула под ее платье, а она дрожащими пальцами старалась развязать пояс его штанов. Потом все было как в дымке, все превратилось в восхитительную смесь вкусов и прикосновений. Он целовал ее шею, колени и бедра.
Он накрыл ее своим телом и стал двигаться, инстинктивно понимая, что будет дальше. Она застонала, и ее стон почти заглушил другой звук. Где-то над ними, далеко наверху, в мире, о котором они совершенно позабыли, раздался хлопок в ладоши. Алиса замерла, ее глаза расширились от ужаса.
Они слишком задержались!
Алиса оправила платье и бегом бросилась наверх, Нико – за ней, пытаясь на бегу завязать штаны. Он отодвинул решетку, им показалось, что скрежет такой оглушительный, громче пушечной канонады, что каждый евнух и палач в Топкапы обязательно его услышит. Даже не попрощавшись, Алиса выбежала в сад и вскоре пропала из виду. Нико мог только смотреть и слушать, тяжело дыша и чувствуя, как сердце сжимается от страха, но так ничего и не услышал.
Несколько недель он не знал, успела ли она вовремя, удалось ли ей скрыть свой проступок, выпустят ли ее когда-нибудь в сад. Он слышал женские голоса, но не находил ни следа ее пребывания в саду. У решетки не появлялось ни лепестков, ни камешков, ни ракушек. Лежа в постели по ночам, Нико молился, чтобы Бог защитил ее, сохранил ее для него. Закончив молитву, он понимал, что на самом деле не закончил, вставал с постели, стелил коврик, ложился на пол и молил о том же Аллаха.
Он ненавидел себя за то, что думал только о себе, позволил себе полностью забыться и потерять счет времени. Его страсть могла стоить ей жизни. Он знал, что, если поцелует ее снова, произойдет то же самое, и твердо пообещал никогда больше себе такого не позволять – до тех пор, пока не обретет свободу. Такие размышления ввергли его в пучину отчаяния.
Все, о чем он мечтал, казалось невозможным. Пока они остаются пажом и служанкой во дворце султана, у них никогда не будет больше времени, по крайней мере, пока он не поднимется при дворе достаточно высоко, чтобы забрать ее себе. Никто не мог пообещать, что на следующий же день она не исчезнет, что невидимые руки не схватят ее и не увезут неведомо куда. Возможно, он больше никогда ее не увидит.
Раньше Нико постоянно откладывал побег, но теперь ставки были слишком высоки. Он хотел освободить ее из плена, вытащить ее отсюда, и мысли об этом полностью поглотили его. Он строил планы о галере, о том, что нужно сделать, чтобы заполучить ее. Планировал украсть оружие из арсенала и захватить небольшой корабль. Они с Алисой поплывут по Золотому Рогу, выйдут из Мраморного моря в Эгейское, дойдут до самого Бриндизи, и там он попросит ее руки. Нет! Они поедут на Самос, на остров ее мечты! Нико не мог думать ни о чем другом, но пока даже не знал, все ли в порядке с Алисой.