– Деньгу заплачу, два раза заплачу – когда туда поедешь и когда сюда вернешься.
– Значит, два конца будет. Давай, говори, что за дело.
– Тут одну коробочку брату моему в Хабаровск надо отвезти, ничего особенного. Он, когда уезжал отсюда, не успел ее взять с собой, а она ему дорога, как память.
– Коробочка дорогая? – насторожился Петр.
– Нет, не сама коробочка. В ней меч японский, катана, который он у японца выменял на тушенку, а потом, когда к нему лихие парни пришли, он этот меч выхватил и они убежали. Так что меч ему жизнь спас.
– Ну и носил бы при себе.
– Ага, попробуй, пройдись с мечом по улице, враз патруль заграбастает.
Это правда, патрули строгие. Могут и выстрелить, если что-то заподозрят.
– Ну, и где я твоего брата буду в Хабаровске искать?
– Он сам тебя найдет, как вернешься, так сразу и найдет, и заплатит.
– А если он меня этим самым мечом? И не заплатит? Нет, давай деньги вперед! – сказал, как отрезал, Петр. – Меч, это ж холодное оружие, сам понимать должен. А нас погранцы шмонают. Не всякий раз, а вдруг? Надо будет на лапу дать. – Для себя Петр решил просто: взять деньги сейчас, взять деньги в Хабаровске, а после рейса сменить депо и больше в этот самый Китай не соваться. И по Союзу необъятному заработать можно хорошо, если с умом действовать.
Через час тот же самый мужик пришел с этаким «пеналом», который не был закрыт. Отошли в сторонку. Точно, меч в ножнах, и то, что к нему полагается – шнуры какие-то, завернутые в тряпочку. Деньги мужик отдавал не очень-то охотно, но против пересчета не возражал.
Петр знал, куда он поместит пенал – там смотреть не будут, состав-то товарняк, посмотрят погранцы в их теплушке, да и все. Ну, может, еще примут четверть стакана водки под картофелину с лучком и сольцой. Кому какое дело, кто и что везет, главное, с золотишком не попасть. Но о том, кто золотишко везет, погранцы заранее знают, кто-то им стучит. А вот, скажем, трость с костяным набалдашником, которую выменял в Харбине для дядьки раненого куда-то на Урал, так ни у кого и язык не повернется что-то сказать.
Глава двенадцатая. «Девятка» с длинным крылом
Япония. Сентябрь, 1939 год.
…День, когда он сможет написать на скрытой части клинка свое имя и имя катаны, в котором будет заключен сокровенный смысл, настанет довольно скоро. Но это должен быть радостный день, день, который он запишет в свою особую тетрадь. А сейчас нужно настроиться на то, чтобы само создание катаны стало событием, причем не только в его жизни, но и должно быть отмечено там, наверху, откуда смотрят за ним великие мастера, уже покинувшие этот мир. От них остались их имена в истории. Каждый сам оставляет свой след в истории, и как, какими буквами имя будет вписано в сокровенные книги, зависит от сделанного.
Акихира сидел на табурете и отрешенно смотрел на ящик с песком, где лежали в ожидании того момента, когда их возьмут в работу, три заготовки. Он должен был сам почувствовать внутри себя, когда сможет работать с клинками. Он делал мечи уже три десятка лет и научился следовать своему опыту, поддерживая свое имя и лицо.
Он посмотрел на приготовленный древесный уголь и спросил, какого возраста были сосны, из стволов которых его приготовили. «Около сорока лет», – сообщил один из помощников, который сортировал уголь в мешки в зависимости от размеров кусков. Мастер согласно кивнул головой – правильный выбор.
Все утро Михаил не мог отделаться от вычитанной в газете рекламной заметки – «Сдай сено – получи сертификат на машину!». Машину ему очень хотелось иметь, но сено косить он не умел. А если что-то не умеешь делать руками, то надо думать головой. А если ничего не придумаешь, иди учиться косить сено. И тут он вспомнил, как какой-то лектор на комсомольской учебе, когда они во время зимних каникул ездили в пансионат, арендованный институтом, заявил: «Правильная организация труда, правильное использование кадровых ресурсов – залог вашего успеха».
И вся схема получения этого самого сертификата на машину стала ясной. После окончания смены инженер Михаил Загоруйко сначала зашел в магазинчик неподалеку от недоразумения, называемого «парком», купил шесть бутылок пива и расположился на краю полянки на большом бревне. Он просчитал все свои действия и теперь ждал. Для начала открыл одну бутылку и отпил из горлышка. Пиво было теплое, но почему-то имело правильный вкус этого самого напитка.
Через несколько минут появился первый мужик весьма потасканного вида. Он посмотрел на Михаила, на авоську с бутылками, горестно вздохнул и сел на другое бревнышко метрах в пяти. Скоро подтянулись еще двое бичей. Наконец первый задал вопрос Михаилу: «Ты, что пришел сюда это пиво пить или разговор есть?»
Приятно иметь дело с интеллигентными людьми, пусть и бывшими.
– Разговор есть. Вернее – дело есть.
Один из подошедших сглотнул слюну, Михаил заметил это и предложил ему бутылку пива из своей авоськи. Тощий глянул на других и, получив одобрение, бутылку взял. Это означало, что стороны готовы к переговорам. Двое других также несколько застенчиво взяли по бутылке.
Посреди изложения своего, как бы сейчас сказали, «бизнес-плана», Михаил профинансировал отправку одного из троицы за пополнением – пустые бутылки были собраны, и добавлять пришлось не так уж много. Но в глазах бичей появилась заинтересованность: работа не так, чтобы очень пыльная, условия приемлемые, в общем, ударили по рукам и договорились о встрече «послезавтра».
На следующий день Михаил пошел по объявлению в газете, прикинулся «шлангом» и заполнил договор, по которому ему выделялась делянка под покос сена. Ехать до нее километров пятнадцать, сено вывозить самому, сдавать по квитанции и все такое. Если норму выполнишь – получи сертификат на машину, «Жигуль» девятой модели.
– «Девятка» с длинным крылом? – попытался уточнить Михаил.
– С колесами «девятка». А ты что, летать на ней собираешься? – ответил-спросил конторский мужик.
Бригада бомжей выехала утром на грузовичке, в кузове которого лежали новенькие косы, светлые деревянные грабли, большая кастрюля, пакеты с гречкой, макаронами, коробкой тушенки, полмешка картошки. Вот чего не было – так это ни пива, ни водки. Приехав на место, соорудили шалаш, позже набили тюфяки свежескошенным и не совсем просохшим, но уже ароматным сеном.
– Значит так, приезжать я буду каждый день к пяти часам, буду привозить харчи, но о водке забудьте, – объявил Михаил своим вольнонаемным. – Расчет деньгами получите в городе, сами понимаете, здесь они вам ни к чему, да и у меня лишних монет нет.
После этих слов он сел в кабину и укатил, оставив мужиков обживаться и начинать работу.
– Правильный мужик, – высказал ему вслед свое одобрительное мнение Коляныч, повидавший на своем веку многое, бывший «танкист», которому довелось после срока пожить в коллекторе, – соображает, не зря учили на инженера. Вон, даже камни-нулевки для правки кос привез! Давайте, мужики, прикинем, как работать будем.
И хотя косари из них были так себе, но, помогая друг другу советами, а то и показывая, как лучше управляться с инструментом, известным не одну тысячу лет, они помаленьку начали продвигаться по большому лугу. Постепенно движения становились более плавными, широкими, казалось, рука только дает направление движения нехитрому инструменту и он сам ведет свою «песню».
На работе Михаил взял несколько дней «без содержания» и занимался «оргвопросами». Теперь его грузовичок резво сновал туда-сюда – сено надо было забрать с луга, потом сдать, закупить продуктов, выяснить всякие другие вопросы, с кем-то перетолковать, с кем-то бумаги оформить. Но главное было – выяснить, кто и сколько сена сдает, и какие у него шансы на этот самый сертификат на автомобиль с колесами.
Вечером третьего дня уже после того, как сено было погружено в кузов, оставлены хлеб, несколько банок тушенки, три упаковки грузинского чая, Загоруйко попрощался с бригадиром и спросил, что привезти на следующий день.
– Вроде как ничего особенного и не нужно, разве что мыльца и какой-нибудь шампунь – все-таки хочется помыться, – попросил Константин.
Михаил обещал не забыть и укатил. Мужики лишнего не спрашивали, а это уже хороший знак.
– Уехал, паразит, – бросил ему вдогонку тощий, со впалыми щетинистыми щеками Славка Дудкин.
– Ты чего это? – Константин Матвейчук, бывший старшина минного тральщика Черноморского флота, всегда был сторонником порядка. Он бы и продолжал служить на флоте, но накатившей волной перестройки выбросило его сначала на берег, побросало по всей России, а потом докатило и до Магадана. К сухопутной жизни он не был приспособлен, а тут еще и роковая любовь – так и стал бичом-танкистом.
– А кто же он и есть? Мы тут работаем, а он, вон катается, – запальчиво, как-то визгливо, почти крикнул Славка.
– Ты чего хочешь-то?
Двое других косарей начали смотреть с интересом – Константин всегда был немногословен, а Славка любил побухтеть.
– Чего я хочу? Вот, как во Франции во времена великой революции, – свободы, равенства, демократии хочу, – и хотя у него все в голове перемешалось еще в конце восьмидесятых, а потому про «братство» он забыл, но основы все-таки помнил.
– Хочешь, сейчас получишь и свободу, и равенство, и демократию – все разом, причем в пятак, с одного прямого правой, – Матвейчук когда-то занимался боксом, а его кулак вызывал уважение даже без применения. Коляныч смотрел за этими «переговорами» внимательно, словно выбирая, чью сторону принять в обсуждении фундаментальных принципов довольно-таки кровавой французской революции.
– Только и можешь – чуть что, так в пятак, – сбавив тон, бормотал Дудкин. – Сталинист ты, старшина.
– А вот за сталиниста будешь сегодня мыть миски и кружки вне очереди, – не повысив голоса ни на полтона, объявил свое решение Константин. – И никакого разгула демократии, пока мы работу не закончили, не допущу.