– Предупредил! Нахальный монах, это я вас предостерегаю: последствия могут быть таковы, что вас не спасет и пропотевшая сутана. – И, властно повысив голос, позвал: – Дон Диего!
Управляющий появился с другой стороны трапа. Он был бледен и дрожал. Дон Педро быстро отдавал распоряжения.
– В сетке возле грот-мачты лежат мушкеты. Надо немедленно раздать их матросам, пусть выбросят этот сброд за борт.
Дон Диего колебался. Велико было его благоговение перед графом, хозяином, но еще большее благоговение он испытывал перед церковью-воительницей, которая могла расправиться даже со знатью королевского рода. И матросы были охвачены страхом. Никто из них и пальцем не пошевельнет, чтобы выполнить подобную команду, если она исходит не от короля.
Опасаясь, что они все же поддадутся искушению, фрай Луис в резкой форме предостерег их и тут же приказал служителям арестовать женщину, какое бы сопротивление им ни оказывалось.
Люди в черном снова шагнули вперед. Дон Педро заслонил собой Маргарет и преградил им путь. Маргарет не протестовала: она не уловила смысла пререканий, но по выражению лица монаха и его поведению поняла, что, каковы бы ни были его намерения, он относится к ней враждебно. Хоть в замешательстве она не разобралась еще, кто ей друг, а кто враг, люди в черном с белыми вышитыми крестами на камзолах, безоговорочно выполнявшие распоряжения доминиканца, не внушали доверия.
Дон Педро выхватил шпагу и взялся левой рукой за кинжал, висевший у пояса.
– Святотатство! – осуждающе произнес монах, и Маргарет поняла это слово.
– Стоять! – с яростью выкрикнул дон Педро, хоть служители инквизиции и без того замерли на месте.
Впрочем, они тут же обнажили шпаги и снова двинулись вперед, призывая дона Педро подчиниться, иначе его ждет кара за кощунственное сопротивление святой инквизиции.
Дон Педро язвительно ответил им яростной бранью. Он снова призвал себе на помощь дона Диего и команду. Но они не двинулись с места, сбившись в кучу, как испуганные овцы. Дон Педро обзывал их собаками, трусами, поносил последними словами. Он стоял спиной к трапу, заслоняя собой бледную, испуганную Маргарет, один против всех. Он издевался над инквизиторами, предлагая им совершить путешествие на его шпаге в рай своих грез или в ад, о котором проповедовал фрай Луис. Дон Педро богохульствовал, и слушавшие его поняли, что участь его будет решена, как только сказанное им станет известно инквизиторам веры.
Когда наконец они напали на дона Педро, он проколол одному из них шею кинжалом и вонзил шпагу в живот другому. Но они все же одолели его, вытащили на палубу и стянули кожаными ремнями, превратив в живой беспомощный тюк.
Разделавшись с ним, они переключили свое внимание на женщину, еретичку и ведьму, за которой, собственно, и явились сюда.
Маргарет стояла, гордо вскинув голову. Они подошли и грубо схватили ее. Они поволокли бы ее силой, вздумай она оказать сопротивление. Желая избежать позора, она сама торопливо сбежала с трапа.
– Что это значит? – обратилась она к фраю Луису. – Вот какую защиту вы предлагаете женщине, попавшей в беду, девственнице, молившей вас о милосердии, положившейся на ваш священнический сан! Что все это значит, сэр?
В мрачных глазах фрая Луиса отражалась мировая скорбь.
– Как это ни горестно, сестра моя, но вы на греховной стезе. Я понимаю, что страна ваша погрязла в еретическом безбожии. Но яд проник и в вас. Пойдемте со мной, и вы обретете духовное здоровье. Мы очистим вас от яда, на вас снизойдет благодать, и вы свернете с греховного пути, на который вас толкнул Сатана-искуситель. В лоне истинной веры вы найдете бесконечное сострадание. Не бойтесь, сестра моя.
Все это казалось Маргарет кошмарным сном: высокий сухопарый монах со впалыми щеками и горящими глазами, два бородатых служителя в черном, стоявшие справа и слева от нее, меж двумя другими – связанный дон Педро с кляпом во рту и в разорванном до пояса камзоле; черная фигура на палубе в луже крови и змеящийся от нее ручеек; сбившиеся в кучку испуганные матросы, мачты, реи, ванты, а впереди – узкая полоска опаловой воды, зеленый склон горы, испещренный белыми домиками меж садов и виноградников, беспорядочно раскинувшийся вокруг огромного замка город, мирно сверкающий в лучах утреннего солнца.
Это и была легендарная страна Испания, владычица мира.
Глава XVIIСвятая инквизиция
Вероятно, фрай Луис утром заранее обо всем договорился с представителями святой инквизиции в Сантандере еще до того, как явился со служителями на борт «Девушки из Нанта». Когда они сошли с барки на мол, пленников уже поджидали лошади, мул с тележкой, небольшая группа копьеносцев. Они не теряли времени даром. При большом стечении людей всех сословий и званий, привлеченных появлением служителей инквизиции, леди Маргарет усадили в повозку, а дона Педро на лошадь меж двух верховых; монах, подоткнув сутану, уселся на мула, остальные – на лошадей; и вся компания, человек двенадцать, двинулась в путь.
Поскольку поместья гранда из Астурии дона Педро де Мендосы-и‑Луны находились в провинции Овьедо, было решено доставить его в Овьедо вместе с женщиной, обвиненной в том, что она его околдовала. Святая инквизиция распоряжалась всеми богатствами страны. Никому, кроме королевских гонцов, лошадей не меняли так часто, как инквизиторам. Пленники и конвоиры быстро ехали вдоль берега океана. С другой стороны дорогу замыкала цепь гор. Они покинули Сантандер ранним утром 5 октября, и почти в то же время в Гринвиче Джервас Кросби и Оливер Трессилиан ступили на борт «Розы Мира», чтобы начать погоню. Но партия фрая Луиса продвигалась так быстро, что уже в воскресенье днем запыленные, усталые путники на вконец измотанных лошадях подъезжали к храму в Овьедо, покрыв больше сотни миль за неполных четыре дня.
Леди Маргарет сильно укачало в повозке, она не представляла, куда ее везут и зачем, вся поездка была продолжением кошмара, начавшегося на палубе корабля в четверг утром. Впоследствии она вспоминала, что большую часть пути провела словно в дурмане, плохо воспринимая все окружающее. Маргарет ясно сознавала лишь, что дон Педро из-за своей самонадеянной глупости угодил вместе с ней в ловушку. Какая бы опасность ей ни угрожала, замыслам дона Педро не суждено было сбыться.
Но, не разбившись о скалы Сциллы, она попала в водоворот Харибды.
Все эти дни ей хотелось поговорить с фраем Луисом. Но он держался сурово и отчужденно и старательно избегал ее общества, даже когда они останавливались перекусить, отдохнуть или поменять лошадей.
Дон Педро, освобожденный от кляпа и ремней, ехал меж двух охранников, и можно себе представить, что творилось у него в душе. О настроении дона Педро и говорить не приходится.
Оказалось, однако, что в Овьедо путешествие не кончается. Они провели там лишь ночь, и в таких ужасных условиях, в какие леди Маргарет еще никогда в жизни не попадала. Дон Педро де Мендоса был первым аристократом Астурии, в провинции же Овьедо, где у него были огромные поместья, выше его почитали лишь короля. Судебное преследование графа в самом сердце провинции, где его влияние так велико, было серьезным шагом, могущим повлечь за собой еще более серьезные последствия. Инквизиторы Овьедо решили избежать такой ответственности из чувства обычной предосторожности, рассудив, что это не противоречит их долгу перед святой инквизицией. Они считались не только с мирской значимостью дона Педро: он был весьма влиятельным лицом и в духовных, даже инквизиторских кругах, ибо генеральный инквизитор дон Гаспар де Кирога, кардинал-архиепископ Толедо, приходился ему дядей. Этот факт налагал на инквизиторов двойную ответственность. Поразмыслив, они избрали не только благоразумный, но и единственно правильный путь.
Дон Педро и женщина, ответственная, по утверждению фрая Луиса Сальседо, за то, что против него выдвинуто столь суровое обвинение, отправлялись в Толедо. Там его будут судить, там он будет под присмотром генерального инквизитора, своего дяди. Причиной такого, засвидетельствованного нотариусом трибунала в Овьедо, решения было высокое положение в обществе дона Педро де Мендосы-и‑Луны и особый характер прегрешения.
Фрай Луис сразу понял, чем руководствовались местные инквизиторы, счел их поведение трусливым и пытался настоять на своем: несмотря на все опасности и мирские соображения, суд должен состояться в Овьедо. Но его аргументы отвергли, и наутро доминиканцу пришлось вместе со своими пленниками отправиться в длительную поездку на юг, в Толедо.
Они провели в дороге неделю. Выехав из Астурии через ущелья Кантабрийских гор в долины Старой Кастилии, они миновали Вальядолид и Сеговию, пересекли горы Сьерра-де‑Гвадаррама и спустились в плодородную долину Тахо. Конечно, подобное путешествие было бы интересно для английской леди, если бы все ее мысли не были заняты нынешними страданиями и мрачными предчувствиями. И все же Маргарет не теряла надежду на спасение, ведь она была подданной Англии. В Овьедо у нее не было возможности передать через какого-нибудь правительственного чиновника просьбу о защите французскому послу, поскольку английский был отозван. Но она еще воспользуется этой возможностью, когда ей предъявят официальное обвинение и она предстанет перед судом.
Удобный случай представился Маргарет на следующий день по прибытии в Толедо.
Пленников разместили в святой обители, так именовали дворец-тюрьму инквизиции. Длинное двухэтажное здание на узкой улочке близ Санто-Доминго-эль‑Антигуа мало чем отличалось от других дворцов Толедо, где исключением был лишь венчавший город великолепный Алькасар. Вследствие мавританского влияния, доминировавшего не только в архитектуре, но и в повседневной жизни города, святая обитель была обращена к улице глухой стеной. Еще лет десять тому назад арабская речь в Толедо звучала так же естественно, как испанская, пока не вышел специальный указ, запрещавший горожанам говорить по-арабски.
Таким образом, длинное белое здание являло миру глухую стену – свое лицо, столь же непроницаемое, как и у инквизиторов, трудившихся в замке не покладая рук для утверждения чистоты веры. Широкий портал в готическом стиле закрывался двойными массивными воротами из дерева с рельефными железными украшениями. Над порталом был укреплен щит с изображенным на нем зеленым крестом святой инквизиции – два грубо срубленных сука, на которых еще остались веточки с набухшими почками, а под ним девиз: «Exsurge Domine et judica causam tuam»