Марафис не собирался использовать лазутчиков снова, но чем ближе он подходил к городу, тем сильнее нуждался в информации. Попервоначалу он считал, что может просто зайти в такой трактир и потребовать от людей, чтобы они рассказали ему о состоянии дел. Он был Марафисом Глазастым, Генеральным Протектором, Ножом. Он не рассчитывал на самый настоящий страх перед его разномастным войском, а в таких местах сплетни возникают сами. Когда он проходил мимо, прятались целые деревни. Когда он с Татом Макелроем обогнали передовой ряд на Диком Мосту и въехали в городок за добрых два часа до подхода войска, они нашли людей, которые в нем жили, в состоянии паники. На рыночной площади должен был состояться аукцион крупного рогатого скота, и фермеры с погонщиками колотили костлявых бычков палками, чтобы заставить их двигаться по улицам быстрее. Кузнец загораживал свою лавку металлическими стойками, а пивовар закапывал две деревянные бочки в снег возле своей пивной. Марафис позволил Тату избить торговца и искромсать обе бочки мечом. Поступок пивовара для мужчин, ушедших на войну, был оскорбительным.
На обратном пути они прихватили бычка. Странное дело, но Марафис не мог припомнить такого нездорового отношения по пути на север. Они следовали более коротким путем, тем, который вел преимущественно через поля и пастбища, но даже тогда фермеры, увидев их, не дрожали. Не придавало ли убедительный вид присутствие богато одетых блестящих баронов? Или просто все отощали и оголодали после двух добавочных месяцев зимы?
Понятно было одно: в этих местах никто с ними разговаривать не собирался. Городские и сельские жители полагали, и правильно, что Марафис Глазастый и его войско собрались их грабить.
Именно туда ездил Гринслейд со своими ребятами. Лошади у них были резвые, и проехаться ночью, чтобы выгадать полдня, имеющие критическое значение для войска, было несложной задачей. Иногда они подсказывали, что нужно отступить. В других случаях они издалека замечали дым над фермами или хижинами, и предлагали просто обойти их по полям. Они хорошо делали свою работу и находили полезную для войска информацию. Именно совет Гринслейда натолкнул Марафиса на решение двигаться по более восточному пути. Дороги оказались лучше, и сообщений о неприятностях на них было меньше.
Похоже, Белый Вепрь уже получил ряд ударов, благослови Бог его маленькое свинячье сердце. По мнению Гринслейда, войско, оставившее Крабьи Ворота, быстро распалось. Многие бароны, включая Алистера Сперлинга и Трантера Леннокса, откололись от основной части армии, рассчитывая обогнать Гаррика Хьюса и добраться в Венис раньше него. Целая группа баронов приняла участие в последовавших крысиных гонках за призом. Первым добрался Алистер Сперлинг, и лишь для того, чтобы найти все ворота опущенными и запертыми. Лизерет Хьюс стояла перед Нищенскими Воротами с двухтысячным войском, пытаясь пробиться в город. Когда эта добрая женщина заметила Сперлинга, она приказала своей дружине атаковать.
- Судя по всему, она сама приняла участие в атаке, - рассказывал Марафису Гринслейд, - верхом на коне, и вооружившись мечом покойного мужа.
Одно это встревожило Марафиса по-настоящему. Он нашел, что неожиданно просто представить себе Лизерет Хьюс вооруженной и неистово вырывающей свое зубами и когтями. Она была дочкой и внучкой Правителей города; она знала, как захватывается власть.
- Дружина Лизерет Хьюс разбила Сперлинга, - Гринслейд продолжал без запинки, уверенный в своих данных. - Его люди обессилели ; седла натерли им задницы до дыр, лошади под ними падали. Сперлинг едва успел поставить защиту. Получил копьем в живот и свалился. Лизерет времени не теряла и использовала свои силы, чтобы ударить по воротам еще раз. Вот тогда-то буря и налетела. Повторно. - Еле заметное изменение Гринслейдом интонации подчеркивало неестественность происшедшего события. Его зеленые глаза понимающе поблескивали, пока он ждал следующего вопроса. Он был лазутчиком, специалистом по хитростям и обманам. Плащ, который он носил, скрывал его от заката до рассвета. Он мог заставить человека из толпы смотреть на него, сделать огонь бездымным, заставить свой голос звучать в шумных общественных залах и площадях,не обнаруживая его источник. Марафис не хотел знать, как он все это проделывает. Он вполне усвоил урок Ганмиддиша, и его ничуть не привлекала скверна колдовства. Он был Глазастым. Не Иссом.
Он намеренно увел разговор в сторону от странностей бури:
- Что стало с Лизерет Хьюс?
- Когда ее дружина протаранила ворота, пришло известие, что ее сын находится рядом, чуть севернее. Буря после этого разбушевалась, температура упала, ветер поднял снег, но она его ждала. Тем временем Гаррик Хьюс объявил остановку. Он знал, что происходило пятью лигами южнее, у Нищенских Ворот, но считал, что его мать уйдет. Она представляла, что он будет пробиваться, и отказалась оставить ворота. Дружина начала дезертировать, и она приказала в них стрелять. Вспыхнул мощный мятеж, и в белой мгле Хьюсы начали сражаться с Хьюсами. Температура упала так сильно, что древесина в крыше ворот начала трещать и взрываться, и плитки полетели вниз, как секиры. Когда все прошло и закончилось, четыре сотни дружинников лежали мертвыми. Большинство было ранено, а затем погибли от холода. Лизерет Хьюс уцелела в сражении, но не пережила холода. Гаррик раскопал тело матери в снегу через два дня. Говорят, меч ее мужа примерз к ее руке.
Марафиса содрогнулся.
- Что с Белым Вепрем?
- Он удалился в свое поместье. Кое-кто считает, что ему нужно было поднажать, пройти последние пять лиг, чтобы встретиться с матерью, и поэтому без поддержки он проиграл. Его запал прошел, остатки дружины в унынии, а земля еще слишком мерзлая, чтобы хоронить мертвых. Говорят, он придет в себя, но будет это нескоро. - Зеленые глаза снова блеснули. - Все из-за бури.
Марафис отпустил человека, и там же и тогда же решил никогда больше не использовать его снова.
Прошло три дня, и он знал, что нарушит это решение и сегодня вечером вызовет Гринслейда в свое расположение. Информация была жизненно необходима. Если он собирается завтра идти к Морозным воротам, он должен знать, что его ждет.
Его тесть держал Крепость Масок, но еще три дня назад Роланд Сторновей правителем себя не провозгласил. Марафис не мог представить себе столь странного поворота событий. Спир Венис - без правителя целый месяц? Он не знал преданий, возможно, такое раньше случалось. Но сомнительно. Он прожил в Венисе всю свою жизнь, причем из них двадцать два - рядом с правителями, сначала Боргисом Хорго, затем Пентеро Иссом. Этот город пустоты не выносил. Что-то произошло, но он не был книжником или политиком, ему был необходим Гринслейд с его братией, чтобы помогли в этом разобраться.
- Всем привал! - рявкнул Тат Макелрой, поднявшись в стременах, и спуская приказ дальше. - Ставим лагерь! Всем привал!
Марафису было странно увидеть, что они уже прибыли в Долину Шпилей. Оказывается, пока он ехал верхом на своем громадном черном боевом жеребце, прошли часы. Солнце садилось, погружаясь в кайму красно- серебристых облаков на краю неба. Вся вонь от ферм кончилась, и воздух стал свежим и вкусным. Они подъезжали к гранитным пикам c востока, и Марафис задался вопросом, как долго он ехал в их длинной, похожей на спицы тени, и не замечал ее?
Большинство людей верили, что шпили созданы Богом, и даны жителям Спир Вениса в дар и предупреждение. Увидьте мою силу. Кое-кто утверждал, что их воздвигли древние короли-чародеи, которые погибли в Войне Крови и Теней задолго до появления города у подножия Смертельной горы. Марафис не понимал, для чего нужно объяснять эти вещи. Они здесь были, их можно увидеть, для чего нужно выдумывать небылицы и превращать их в то, чем они не были? Все, что было - это неровный круг гранитных клыков, которые вырастали прямо из скального основания в центре травянистой равнины. Некоторые достигали в высоту ста двадцати футов, остальные были ниже тридцати. Гранит был грязно-белым, с черными выбоинами и прожилками. На взгляд Марафиса, больше всего они походили на гнилые акульи зубы. Он считал, что они могли бы устрашить тех, кто никогда не видел их раньше, особенно самые высокие, у которых ребра были острыми, как зазубренные ножи, но сам он всегда находил их странно привлекательными.
И ему доставляло удовольствие этим вечером поставить здесь лагерь. Он спешился и начал отдавать приказы. Всякого, кто выглядел хотя бы слегка испуганным или полным сомнений, отправляли копать отхожие места. Марафис нашел, что это действует ничуть не хуже любого другого задания, когда приходится менять направление людских мыслей. Ощущая себя полным энергии, он забивал с наемниками стойки и ставил палатки. Проблемой было топливо для приготовления еды, потому что дрова у них закончились два дня назад, и с того момента не было возможности их добыть или стянуть. В этих краях деревьев давно уже не было, их вырубили, чтобы расчистить место под пастбища и фермы. Марафис подумал, что костер для людей лишним бы не был.
- Разрубайте маленькую повозку, - порывисто приказал он Тату Макелрою. - Не вижу причины, почему бы пленникам не войти завтра в город своими ногами? А раненых можно раскидать в две оставшиеся.
Это распоряжение оказалось поразительно популярным. Наемники и люди из Компании Рубак принялись вместе кромсать повозку на щепки. Кто-то из опытных Рубак сходил за своей доской со струнами и начал натренькивать чудовищно непристойную песню, о женщине, которая пошла в горы, и которая заканчивалась тем, как ее трахнул медведь. К хору присоединились почти все. Бочонки с пивом были открыты. Дно повозки разобрали на куски. Дело дошло до колес. Пэриш смотрел на эту нечестивую деятельность хмуро, но ему хватило ума не встревать. Он знал цену такому сбросу напряжения для людей, которые были вдали от дома слишком долго.
- Что нам делать с пленниками? - Джон Бэрден остался в лагере едва ли не последним здравомыслящим человеком. Как командир Компании Рубак, за четырех оставшихся в живых кланников отвечал он.