Этого было маловато, потому что древесный сок все еще проступал, и с внутренних стенок, вымытых с серой, капал теперь на обнаженное тело Анвин. Хозяйку клана теперь уложили в выдолбленный ствол. Рейна дрогнула, когда увидела грязные желтые пятна на голубоватой коже мертвого тела. Она стояла на большом дворе и смотрела, как мужчины поднимали липу на ровное ложе повозки, одновременно двигаясь по командам Орвина Шенка. Огромный вес двадцатифутовой колоды вынудил некоторых старых кланников пошатнуться, но гордость заставила их расправить плечи и принять свою долю груза.
Сотни кланников и кланниц молча стояли, когда Орвин Шенк щелчком дал сигнал лошадиной упряжке двигаться, и тело Анвин Птахи повезли на восток, к Клину. Рейна одержала небольшую победу, настояв, чтобы Анвин не погребали в Старом лесу, как планировалось и считалось должным. Она добилась своего не логичными доводами, и не пользуясь той небольшой властью, оставшейся у нее как у жены вождя. Она добилась этого эмоциональным взрывом на грани истерики, случившимся у нее в Большом Очаге в присутствии множества людей.
- Нет! - выкрикнула она, когда узнала, где Станниг Бид намерен упокоить тело. - Нет! Нет! НЕТ!
После этой вспышки Станниг Бид, казалось, был рад позволить Рейне сделать так, как ей хочется. Для нее наступили тяжелые дни и, оглядываясь сейчас назад, она понимала, что тогда в значительной степени утратила над собой контроль. И не была уверена, что он восстановился.
Конечно, она сознавала достаточно, чтобы на большом дворе этим серым хмурым утром играть роль скорбящей подруги и жены вождя. Ощущая неимоверную тяжесть, она хранила молчание и благодарно кивала людям. Но помимо этого она чувствовала себя безумной и мыслящей неправильно - сумасшедшей, которая изображает здоровую.
Люди обращались с ней так, словно она была треснувшим, разваливающимся кувшином. Они были с ней осторожны и внимательны, пытаясь оградить ее от ударов. Рейна терпеть не могла такое обращение, и обычно его не выносила, но ей не хватало сил его прекратить. В нем было свое удобство, какая-то поддержка, бережная забота. Ее кормили и над ней кудахтали, защищали от известий, почти ежедневно приходивших из Ганмиддиша и Баннена, ее освободили от обязанности вести этот громадный заскрипевший дом.
Ее место заняла Меррит, возникнув из вдовьего очага, как легендарный воин на зов священного рога. Рейна не очень-то этому противилась. Меррит, по крайней мере, была из Черного Града.
- Ты разве не идешь? - спросила ее Меррит, когда повозка накренилась, переваливая с твердого камня двора на более мягкое и низкое полотно дороги. - Я пойду с тобой.
Рука старшей вдовы метнулась к локтю Рейны, но та шагнула от нее в сторону. Она не хотела, чтобы кто-то до нее дотрагивался.
- Я не пойду.
Меррит открыла рот, чтобы возразить этой последней нелепости, но затем передумала. Губы сжались в линию, она сухо кивнула, и отошла, чтобы присоединяться к шествию, которое выстраивалось позади повозки.
Рейна все еще стояла на пути движения людей. Корби Миз, плотно придерживая за талию свою хрупкую жену Саролин, проходя мимо, кивнул ей. Ни один человек не поехал бы на упокоение Анвин Птахи верхом. Они пройдут полторы лиги до Клина пешком. Там их будет ждать Станниг Бид на участке, который он счел подходящим для столь высокого назначения. Это будет лесная поляна, расчищенная от снега, или каменистый берег над ручьем, или, может быть, она будет лежать рядом с одной из троп так, что все идущие в Клин в ближайшие месяцы будут видеть ее медленно чернеющее мертвое тело и должным образом его чтить.
Черный Град своих умерших никогда не закапывал. Их оставляли гнить на открытых местах, частенько на виду у охотничьих троп, дорог, рек и озер. Ребятишки, которые играли в лесах и полях, могли наткнуться на выдолбленные липовые колоды и получить урок смерти. Не имело значения, насколько превосходно был очищен труп, насколько он был пропитан ядовитыми растворами и усыпан драгоценностями - плоть в конце концов разлагалась всегда.
Рейна вспомнила, как здесь в ее первое лето над ней довольно зло подшутили. Она подружилась с несколькими девушками клана, одной из них была Элли Хорн, и было решено, что они отправятся в Старый лес собирать лесные фиалки, которые цвели как раз в это время, чтобы принести их домой, растереть с маслом и сделать мазь. Девушки в тот день были в приподнятом настроении, их голоса звенели, перешептывания выглядели театральными и прерывались внезапными взрывами смеха. Рейна припомнила, что Элли Хорн особенно отметила ее сизое шерстяное платье. "Какое миленькое, - произнесла она, - как называется этот цвет? Мышиный? Слякотный?" - Остальные девушки дико захихикали, в то время как Элли смотрела прямо на Рейну большими, притворно-наивными глазами. Рейна помнила, как у нее тогда застыло лицо. В новой компании она чувствовала себя неуверенно, и не сказала ни слова в свою защиту. Они как раз подходили к опушке, и ей показалось, что проще пойти вперед и собирать фиалки.
Где-то через час или около того ее в лесу отыскала Элли Хорн. "Прости меня за то, что я сказала о твоем платье. Это было дурно с моей стороны". В голосе Элли была такая искренность, такая мольба в ярко-синих глазах, что Рейна моментально ей поверила. "Смотри, - продолжала Элли, подвинувшись ближе, - я только что нашла отличные, почти пурпурные фиалки, они выросли вон там, за этим поваленным бревном. Я хотела собрать их сама, но потом мне стало неудобно из-за того, что произошло, и я подумала - пусть лучше их соберет Рейна". Рейна медлила. Элли решительно кивнула в сторону старого упавшего дерева. "Давай. Ты удивишься, как приятно они пахнут".
Это был первый случай в жизни Рейны, когда она увидела мертвое тело. Она подходила к бревну с надеждой не столько на цветы, сколько на будущую дружбу Элли Хорн. Элли была самой заметной девушкой клана. Самая красивая, самая нарядная, признанная заводила. Рейна помнила, что увидела нечто черное, похожее на угли, не понимая, что она видит. Она подошла ближе, ощущая тошнотворный запах испорченного мяса, а затем распознала очертания лица. Почерневшая кожа поднималась над черепом, держась на море опарышей.
Она даже не вскрикнула. Должно быть, это разочаровало Элли Хорн и еще трех девушек, которые прятались в тени тисов. Девушки разразились нервным, лихорадочным смехом, и только потом Рейна убежала.
Это был лишь один из множества суровых уроков, полученных ею в Черном Граде. Этот клан мягкотелым не был. Его круглый дом находился севернее остальных клановых земель, и был предназначен не для того, чтобы защищать от холода или использовать яркое северное солнце. Он был создан исключительно для обороны. В главном здании было так мало окон, что даже безоблачным днем лишь в одном помещении дома можно было с уверенностью увидеть солнечный свет. Зимы здесь были долгими, а весна начиналась поздно. Рейне пришлось забыть легковесные и изящные удовольствия Дрегга - танцы, тепличные сады, вышивку купленными в городе шелками - и заменить их более приземленными. Это была радость от удачной охоты с силками на норок, от того, что тебя узнало стадо дойных коров, и чувство удовольствия от жаркого огня, спасающего от холода.
Она научилась любить Черный Град и его гордый, непреклонный образ жизни. Она даже сама стала гордой и непреклонной, и если бы из Дрегга к ней приехали друзья и родственники, она почувствовала бы свое превосходство. Мы -- первые среди кланов, напоминала бы она себе, снисходя к их легкомыслию. Это заявление оставляло Черный Град в одиночестве. Дрегг мог быть более блестящим и удачнее расположенным, но он никогда бы не стал первым.
Рейна пристально смотрела на повозку, катящуюся по пастбищу, толпу людей, идущих позади нее, и пыталась удержать в себе хоть частичку этой древней, глубоко въевшейся гордости. Ей казалось, что, если это получится, то это она сможет стать собой. Ее пугало, что она, Рейна Черный Град, отдалялась от клана.
Как много может человек утратить и при этом остаться собой? Муж, душевный покой, дорогая подруга? Что осталось? Дагро нет. Эффи нет. Теперь Анвин. Она жила в доме, полном чужаков, и кто-то из них желал ей зла. С тех пор, как умер Дагро, ее жизнью стал клан. Но клан изменился. Священный камень разрушился, и боги исчезли. Станниг Бид, прикатив половину скарпийского священного камня, призвал их обратно, но никто из богов не вошел бы в столь дурно произведенный на свет камень. Черный Град был проклят. Его вождь убил его же вождя, его ведун был человеком, который в стремлении к власти ни перед чем не останавливался, а священный камень в его сердце был мертв и беспомощен, как мертвое тело Анвин Птахи.
Тяжело вздохнув, Рейна отвернулась от шествия. Она поняла, что пристально смотрит прямо на скарпийский камень, который стоял посередине большого двора на своем потускневшем серебряном постаменте. Только недавно была закончена работа над деревянным навесом, на который повесят кожи для защиты небольшого куска гранита от снега и дождя. Губы Рейны кривились, когда она на него смотрела. Первое время она удивлялась, почему боги его просто не разрушили, если у них остался старый Градский камень. Для бога такая мелочь -- как выдох. Теперь она поняла, что богам было все равно.
Почему тогда должна я?
Закутавшись в шаль, Рейна вернулась в дом. Люди, шедшие навстречу, смотрели на нее, потом отводили взгляды. Некоторые тыкали локтем своих товарищей и обменивались шепотками. Она догадывалась, что они говорили: "Почему она не участвует в похоронной процессии Анвин Птахи и в ее укладывании?"
Потому что этот обряд будет проводить человек, который ее и убил. И если я буду вынуждена на это смотреть, представить невозможно, что я устрою.
Похоже, некоторые из этих ответов были написаны на ее лице, потому что клановые мальчишки и девчонки пугались ее вида и с ее дороги спешили уйти. Рейна почувствовала, как на лице появилась странная и горькая усмешка и, пока шла через круглый дом, не убирала ее с лица.