Райф усмехнулся, вспомнив те три дня, которые они с Дреем прожили на нижних уровнях, спали на сыром, грязном полу, питаясь остатками мяса, как следует охотникам, и бесконечно строя планы на крыс. Это было хорошее время. Райф не мог вспомнить, завоевали ли они крысиное доверие, но он не забывал раскидывать сеть. Постоянно. В конце концов, они поймали целых восемь крыс и сердитого енота. Когда они принесли свою добычу главному хранителю, Длинноголовый почесал в затылке. 'Я ничего не говорил о енотах. - Увидев, как мрачнеют их лица, он добавил: - Но сейчас я пришел к мысли, что от одного енота неприятностей больше, чем от двух крыс. Крыса не может поднять крышку и попасть в ларь с зерном. Енот сможет. Медяки вам обоим - и пусть это останется между нами'.
По целой монете каждому. Райф не мог вспомнить, что он сделал со своей, может быть, выменял ее на какие-нибудь ржавые железки от оружия у Бева Шенка. Дрей отдал ее Па. Он всегда был правильным человеком.
Райф дал памяти уйти от него подальше, заставляя себя вернуться в настоящее. Просто он понял, что что-то не так. Воздух был спокоен. Ни тумана, струящегося по лицу, ни ветерка, раздувающего волосы. Без течения, идущего навстречу, он лишился проводника. Остановившись, он пытался обнаружить свою ошибку. Когда он первый раз услышал крыс, он был уверен, что поток еще шел ему навстречу. Что он сделал после? Воспоминание о Дрее отвлекло его. Не сбился ли он с дороги? Он повернул голову, понимая, что делать так, чтобы оглядеться, было бесполезно, но он не был способен избавиться от привычки, выработанной за всю предыдущую жизнь.
Затем он осознал нечто странное. Он увидел, в самых общих чертах, черную на черном линию, где-то в десяти футах перед ним. Моргая, он подождал. Чуточку света, и в поле зрения появился мир. Глаза Райфа протестовали против увеличивавшейся яркости, отправляя причудливые переливы цветов и плавающие точки. Над кромкой возникло небо, жемчужно-серое, заполненное облаками. Ниже него показался овраг. С двух сторон поднимались стены из синего песчаника, с исчерченными трещинами поверхностями. Их выступы, ставшие подножием для валежника, раскатывались осыпями. Пористый камень под ногами испускал клочья тумана, который быстро рассеивался в сухом воздухе. Впереди, где стены оврага встречались с коренной породой, костлявый конус сосны лежал, перекрученный, и топорщил на боку бледную, пепельно-зеленую хвою.
Райф взглянул вниз по всей длине оврага. Там было еще темно. Повернувшись, он направился к колючему конусу сосны. Она была живая, он мог чувствовать ее запах. Когда он опустился на колени, растирая душистые иглы кончиками пальцев, стало светлее, и дорога дальше прояснилась. Заросли кислого дерева, каменный дуб и граб, заглушавшие подножие оврага, соответствовали большому пересохшему руслу реки. Нет, поправил себя Райф, река не высохла. В центре нее блеснула зеленью полоска воды.
Это была страна ущелий, к западу от Рва. Он дважды бывал здесь прежде. Он знал, где расположена эта земля, ее изъяны и нутро, ее съежившиеся ивы и желтую осоку. Это было, вероятно, менее чем в двух днях ходьбы от поселения на краю пропасти.
Когда Райф пошел из оврага к сухому руслу, последний крик эхом отозвался из темноты позади него:
'Держись подальше от Красного Льда'.
Он не оглянулся.
Глава 16. Крадущаяся в подземелье
Рейна Черный Град присела в сыром и вонючем подполье круглого дома, умоляя свой светильник не гаснуть. Это была одна из тех покрытых рогом безопасных ламп, которые были якобы защищены от ветра. Латунный резервуар лампы в форме груши был приятно полон и хорошо лежал в руке, но никак не удавалось избавиться от одного - пламя прыгало.
Ужасная вещь. И что, в самом деле, она делает внизу, когда она может находиться наверху, наслаждаясь прекрасной полуденной едой с Анвин Птахой, при нормальном дневном освещении -- и на свежем воздухе? Вместо запахов гнилых листьев, ночных горшков и дохлых мышей, терзавших ее чувства, в то время как она выгребала по колено в стоячей воде. Подвалы градского дома воняли, как старый хрыч. Да и усадку они давали точно так же. Согласно Длинноголовому, который был одним из немногих, кто проявлял внимание к таким вещам, с каждым годом градский дом понемногу оседал. "Это вес камня, - объяснял он ей много лет назад. - Когда приходят весенние оттепели, земля становится мягче, и стены начинают опускаться. Ненамного, но вполне ощутимо". Он хотел показать ей отметки, которыми он разметил основание круглого дома, чтобы следить за скоростью усадки. Рейна отказалась. Ей в то время было двадцать два, она была безумно влюблена, и ей было бы все равно, даже если бы весь градский дом погрузился на десять футов за один день.
Ну, вот сейчас и оседает. И ирония в том, что она, Рейна Черный Град, превратилась в Длинноголового: личность с вешками, контролирующая оседание. Рейна улыбнулась этой мысли. Это заставило ее выглядеть не столь мрачно.
Заметив над головой выравнивание потолочного свода, она выпрямила спину и минуту передохнула. Ее спина болела от утомительной переноски камня, и она задалась вопросом, не стоило ли попросить помочь Джеба Оннакра. Нет, покачала она головой. Джеб был хорошим человеком, и она ему доверяла, но этот риск должен касаться ее одной.
Оторвав себя от стены, она сосредоточилась, припоминая дорогу дальше. Стоячая вода была глубже, чем когда она была здесь в прошлый раз, и Рейна была довольна, что догадалась надеть кожаные сапоги для верховой езды, доходившие до колен. Когда она двинулась дальше, ее мешок, привязанный к плечам, продолжил сползать со своего места, и ей пришлось постоянно дотягиваться рукой до спины, чтобы поправить груз. Она не была уверена, что сможет долго нести его. За ушами тек пот, и два темных пятна растекались по платью от подмышек. Мокрая шерсть вызывала зуд.
Переложив тяжесть со спины набок, она проскользнула между двумя каменными столбами и вошла в темноту душного лабиринта фундамента, самого нижнего уровня круглого дома. Там было на удивление тепло, шло что-то вроде дождя -- должно быть, перекрытия были насыщены грунтовыми водами. Безопасная лампа начала шипеть, и для защиты Рейна поднесла ее ближе к себе. Наклонившись, она расчистила вход в туннель и проследовала по переходу, ведущему вниз.
Прошло не слишком много времени, прежде чем маслянистая вода начала захлестывать через верхний край ее сапог. Она неловко подняла намокшую юбку и затолкала ее под пояс. Пока она работала, безопасная лампа лениво покачивалась в свободной руке, посылая на стены колышущийся пучок лучей в форме яйца.
Камень покрывал темно-синий пушок плесени. В углу, где песчаниковые стены смыкались с потолком, мотыльки отложили свои яйца. Тысячи белых личинок питались плесенью. Некоторые окуклились в коконы, похожие на стручки, которые свисали с потолка на пыльных шелковых нитях. Когда появлялся ветерок, они слаженно качались, издавая звук шелестящих листьев. Рейна отвела глаза и пошла дальше.
Построенные исключительно в качестве буфера между круглым домом и холодной землей, площади фундамента не были предназначены для прогулок. Рейна полагала высоту потолка под пять футов, и, глядя вперед, она видела, что высота уменьшилась. Странное дело, но сейчас она не так боялась этого места, как это было в прошлом. Старые страхи пропали. Страх крыс и других мелочей теперь казался неразумным излишеством, как надевать кружевную накидку в ветреный день. Слишком показная демонстрация утонченности, объявление, что она одна сумела уйти от трудностей повседневной жизни. То же самое с пауками, темнотой и грозами: девичьи страхи для девочек, что не были знакомы с реальными вещами, которых действительно следовало бояться. Рейна могла бы им рассказать. Иногда она хотела громко прокричать об этом, только чтобы от них избавиться.
Увидев впереди Т-образный переход, Рейна воспользовалась моментом, чтобы прислонить груз к стене и двинуться по запомнившемуся направлению. Она не хотела сделать неправильный поворот. Это место ей показала Эффи Севранс. Эта девочка знала круглый дом, как свои пять пальцев. Укрепленные комнаты, крипты, сырые клетушки, кротовьи норы, глиняные шурфы, ямы со льдом, устья колодцев, темницы -- Эффи знала все темные и тайные места под круглым домом. Она могла пропадать целыми днями, и никто, даже ее братья, не могли ее найти. Когда она, наконец, появлялась, моргающая и сбитая с толку всей поднявшейся суетой, она просто говорила: "Простите. Я забыла". Рейна сильно напустилась на нее однажды, после того, как та пропадала целых три дня: "Ты останешься здесь, в моих покоях, у меня на глазах в течение следующих десяти дней. И потратишь это время, составляя извинения перед всеми теми, кого ты побеспокоила и кому причинила неудобство". Бедной Эффи пришлось именно так и сделать.
Рейна начала ощущать в воду в сапогах, тепловатую и плотную, загустевшую как студень. Эффи была жива; она должна быть живой. Рейна была уверена, что знала бы, если бы это не было так. Посыльный прибыл из Дрегга только два дня назад, и вести были прежние: никаких признаков повозки с Эффи Севранс, Клевисом Ридом и Драссом Ганло. Рейна понимала, что в дороге что-то произошло -- окольный путь, авария, недоразумение -- но это не означало, что Эффи была мертва. Просто их перехватили по пути.
Тяжело дыша, Рейна прошла поворот. Как я собираюсь рассказать это Дрею? Она уже три раза откладывала сообщение брату Эффи. С обязательством защиты ворот Краба и переживаниями из-за измены брата у Дрея Севранса было достаточно тяжести на плечах. А, кроме того, она обязана сообщить ему новости лично, чтобы взглянуть ему в глаза и принять вину на себя. Это же я посчитала, что Эффи будет лучше в Дрегге.
Кроме того, призванный на войну, Дрей сейчас отсутствовал. Неподходящее время, чтобы сообщать черноградцу плохие вести. Слухи из Ганмиддиша приходили тревожные: шептали, что с юга идет войско горожан, в то время как с севера на пятки наступала армия Бладда. Черный Град погибнет. Дрей может погибнуть. Если боги на самом деле любят ее, Мейс Черный Град умрет.