Марафис нахмурился, глядя на небо. По крайней мере, проглядывало что-то похожее на солнце, а не как вчера, когда с юга налетела гроза и превратила Волчью в месиво из летящих потоков и взметнувшейся зубцами воды. В ад проклятую реку! Они пытались переправиться в том же месте, что и раньше, но та ближайшая переправа закончилась, перевозчик ушел выше и забрал канаты с собой. Переправу организовывал Исс, и Марафис в то время к ней большого интереса не проявил. Единственное, что он помнил наверняка, это то, что какое-то отношение к ней имел клан Скарп.
Это была очень глупая ошибка, не подстраховаться, чтобы отход к городским владениям был предусмотрен должным образом. Это заставляло Марафиса злиться на себя, как только он вспоминал об этом. Кто имел представление или интересовался тем, как бароны переправились через реку? У них не было раненых -- все, неспособные передвигаться были обдуманно брошены на поле -- и у них не было с собой повозок, палаток или припасов. Все они были верхом и, вероятно, использовали дюжину лодок, которые были привязаны в лагере, и переправили лошадуй. Лодки были, разумеется, затоплены. Этот приказ должен был доставить Белому Вепрю безмерное удовольствие.
В Баннене был понтонный мост, но Марафис знал, что там не предложат горожанам радушного приема. Баннен соперничал за Ганмиддиш с Черным Градом, и Марафис не чувствовал ничего, кроме беспокойства, в течение тех двух дней, которые они провели, пересекая земли Баннена. Банненские разведчики наблюдали за ними, когда они направились на запад вдоль побережья реки. Были сделаны выстрелы наугад, и прошла короткая перестрелка. На следующий день на речном утесе над колонной Марафиса появилось около двух сотен мечников. Банненцы сидели верхом, серые плащи раздувал ветер, могучие длинные мечи в ножнах приторочены за спинами, и слали Марафису весть громко и ясно: Проходите.
Это была еще одна удача, считал Марафис. Этот круглый дом Ганмиддиша был как мед для пчел. Они ухватились за призыв Бладда, без сомнения, мобилизовав мощь Баннена, и силы, которые остались позади, были простой самозащитой, численно недостаточными для атаки на три тысячи горожан.
- Бог благ, - утверждал следующей ночью Пэриш, когда они встали легким и нервным лагерем на берегу Волчьей. - Он увидит нас дома.
Марафис отказался говорить Эндрю Пэришу конкретно, что он думал об этом. Дом для Бога -- небо, чтобы попасть туда, ты должен быть мертвым. Вместо этого он сказал Пэришу о своем зарождающемся плане добраться до Скарпа.
Когда речь шла не об Единственно Истинном Боге, Эндрю Пэриш был острым, как железный гвоздь. Седовласый бывший мастер по оружию наклонился к огню так, что треск от горящих сосновых игл остановил его слова в путешествии, в которое он не хотел их отпускать.
- У Исса были друзья в Скарпе. Он заплатил им доброй монетой, чтобы обеспечить эту переправу. Они, должно быть, притащили эти баржи со всего пути к востоку от Ганмиддиша -- с верховий реки, как минимум -- а этот вид услуг не из дешевых.
Марафис кивнул. Для себя он кое в чем из этого уже разобрался.
- Скарп присягнул Черному Граду -- один из его бывших сыновей стал новым градским вождем. Насколько им удобно помочь войску, которое атаковало Черный Град в Ганмиддише?
Пэриш сжал свои губы и глубоко втянул воздух через нос. Медленно и серьезно он начал качать головой.
- Не так уж плохо, как это должно быть. Не забывай, они позволили нам переправиться в первом месте. Что они думали, чем мы будем заниматься? Пришли с визитом в приемную? Кто-то в Скарпе знал, для чего мы собирались, и либо их это не слишком заботило, или, даже хуже, их это устраивало. - Затрудненный катарактой взгляд Пэриша надолго задержался на Марафисе Глазе. - Если ты меня спрашиваешь, стоит ли попытаться в Скарпе, мой ответ будет: да. Если ты спрашиваешь меня, как идти туда, я скажу: с осторожностью, и будь готов выбираться быстро. Кланники не боятся нашего Бога, и все они прокляты, но у некоторых ад глубже, чем у остальных.
Марафис стоял. Тепло от огня согрело ему лицо, и чернеющие сосновые иголки вдруг запахли как жидкость бальзамировщика. В этот момент ему захотелось раздавить что-нибудь в своих кулаках, так глубоко и полно он ненавидел баронов, бросивших это войско. Как они посмели? Как они посмели оставить этих людей ранеными, без поддержки, на верную смерть?
Осознав, что он расхаживает, и кулаки его сжаты, Марафис сделал попытку успокоиться. Не ради Пэриша -- этот человек научил его беречь яйца от ударов меча, когда ему было семнадцать; между ними не было места для притворства -- но ради других, кто стоял и сидел рядом, запоминая разговор между своим командиром и его бывшим боевым наставником.
Наконец, Марафис был в состоянии говорить.
- Я услышал твое предупреждение, - сказал он Пэришу. - Мы будем там через пару дней. Мы увидим, почем скарпова брехня.
Оглядевшись вокруг, Марафис решил, что был очень неплохой шанс, что они уже находились на территории, контролируемой Скарпом, прямо сейчас. Невдалеке он смог увидеть дымок, поднимавшийся над уродливыми пурпурными соснами, которые выглядели наполовину обгоревшими. Река здесь не выглядела привлекательной. Дюжины ручьев и притоков сбегали с возвышенностей, и воды, которые они переносили, варьировались по цвету от пенистого серого до черного, как смола. Выше на берегу заброшенная и плохо заделанная шахта источала желтую жидкость в неглубокую речную заводь, на поверхности которой плавала дохлая ворона. Всем приходилось соблюдать осторожность с лошадьми, потому что почва была покрыта пластинками сланца с острыми краями, и усеяна дьявольскими шипами.
Ниже колонны возникло затруднение с вытягиванием одной из повозок из речной отмели, и Марафис верхом спустился вниз, чтобы помочь им, кивнув по пути разок Джону Бэрдену. Командование на тебе.
Тележки изначально были предназначены для перевозки тех десятков небольших излишеств, которые бароны полагали необходимыми для жизни: шелковых подушек, ароматических масел, деревянных ступок для соли, свечей из пчелиного воска, чесалок для спины, консервированных фруктов, легкой брони, боевой брони, брони для верховой езды, красного вина, белого вина, благородных ликеров и всяких видов консервированного и редкого мяса. Многое из этого имущества было оставлено позади в ущерб питанию, но в пользу товариществу. Фрукты брали с бою. Подушки были реквизированы по назначению; а для солевых ступок было найдено быстрое, но весьма удовлетворительное применение в качестве дров. Алкоголь закончился три дня назад -- это оказалось единственным, в чем сошлись вкусы солдат и баронов.
Увидев, что одно из задних колес повозки застряло в щели между двумя кусками сланца, Марафис приказал распрячь лошадей. Не было смысла тянуть вперед, было необходимо откатить повозку назад. Когда возница и другие, стоявшие рядом, приступили к работе с лошадьми, Марафис с дюжиной других спешился, чтобы подхватить сзади. У возницы была верная рука, и он смог мигом предупредить тех в воде, что упряжь выпущена. Марафис принял огромный вес повозки, и начал рявкать приказы. Плечевые мышцы периодически сводило от напряжения, когда он с другими мужчинами в потоке воды управлял ходом назад.
Это была меньшая из трех повозок, и он был за это благодарен. Они застелили ее одеялами и приличной грудой искромсанных мечами шелковых подушек, но двадцати пяти людям было нелегко в ней ехать. Когда он заглянул через заднюю дверь, то увидел, что это была повозка, в которой содержались кланники, захваченные в плен. Двое из Черного Града, и трое из Краба, все раненные и прикованные к стойкам. Это было не слишком большое количество, но Марафис был почти рад, что их не было больше. Пленники были головной болью. Они нуждались в присмотре, питании, лечении, и, в конкретном случае, в защите от ревностного стремления Пэриша и его правоверных, которые хотели бы их сжечь.
Черноградцы пристально смотрели на Марафиса гордыми настороженными лицами. Двое молотобойцев были крупными людьми с серебристыми растяжками на коже рук и плечевых мышц. Один из них был ответственен за гибель десятков стражников, Марафис знал, что это так, потому что видел, как сражался этот человек, своими собственными глазами. Он был молод, с лицом без шрамов и ясными карими глазами, однако у Марафиса было чувство, что он был тем, кто командовал на воротах. Он был неутомимым бойцом и хорошо сплотил людей. Марафис сомневался, что они смогли бы захватить его, если бы один из арбалетчиков Стефана Граймса не успокоил его болтом в ребра.
Все пять кланников, протестуя, превратились в холодный камень, когда Тат Макелрой попытался забрать их коробочки с расточенным священным камнем. Марафис сам отдал распоряжение о том, чтобы отобрать у пленных все оружие и личные вещи, но, увидев нечто сродни отчаянию в глазах кланников, когда Тат срезал кисет с порошком у первого человека, Марафис изменил приказ. Он знал людей борющихся, и он знал людей отчаявшихся. Пусть эти пятеро хранят свои клановые знаки: по-любому так им будет легче.
Позже Марафису пришлось сражаться с точкой зрения Пэриша, который посчитал преступлением против Бога, которое нанесли мужчины из этой колонны, как он выразился. Пепел самозваных богов. Этот разговор был неприятен Марафису, так как в какой-то момент он понял, что будет стоять на своем. Было тяжело сказать человеку, который первым научил тебя правильно держать баланс меча, что ты выбираешь сторону противника в этом споре. Но нечто в глубине Марафиса не стало меняться. Как ни странно, Пэриш позволил этому быть и больше не поднимал этого вопроса.
Именно Джон Бэрден был тем, кто поднял тему допроса пленных. Начальник Компании Рубак совершенно справедливо отметил, что им нужно было узнать имена и звания пятерых мужчин. Марафис разрешил задать им вопросы без применения силы, но это ничего не дало. Бэрден теперь хотел получить свободу, чтобы грубо надавить и запугать их. Марафис признал, что такие меры необходимы, но сказал ему воздержаться, пока их самые тяжелые раны не заживут. Кто в кланах заботится о званиях? У них есть вожди, не более того.