Горожанки нигде не было. Кроп беспокоился из-за купальни, желая знать, как человек мог бы вычерпать воду. Решив, что лучше сначала проверить хозяина, он направился к складу.
Дверь была отворена. Дверь никогда не оставалась открытой. Он сам закрывал ее, отправляясь гулять. Кроп сразу почувствовал нехорошее давление за глазами, когда его великанская кровь прилила к голове. Мышцы налились кровью, и его дополнительные легкие, которые обычно дремали под основными, жадно втянули воздух.
Баралис.
Кроп метнулся через дверной проем. Голова вертелась во все стороны, чтобы уловить все детали обстановки, он увидел хозяина, спокойно лежащего на постели, его тело лежало в обычной "свернутой" позе, его переломанные и распухшие руки обнимали шею Горожанки.
- Успокойся, - раздался прекрасный обволакивающий голос Баралиса. - Мы с самого начала были здесь.
Кроп встал и уставился на своего хозяина и собаку, сердце колотилось как молот по наковальне, все его тело трясло от мощи, которая требовала разрядки. Горожанка приподняла голову и посмотрела назад, но быстро отвлеклась. Приткнувшись под руки Баралиса, она принялась спать.
Мрачный взгляд Баралиса был спокоен, хотя блеск кожи показывал, что яды, которые он принимал, чтобы справиться с болью, выходили потом.
- Я позвал ее. Она не виновата.
Она перегрызла поводок, чтобы добраться до него. А что с дверью? Кроп, обвиняя, посмотрел назад. Его хозяин мог передвигаться сам, только очень медленно и с большими усилиями, используя руки и плечи, чтобы перемещать свой вес. Кроп не верил, что он смог бы пересечь всю комнату.
- Ты не закрыл ее, - сказал Баралис, прекрасно проследив мысли Кропа. - Она была приоткрыта. Собака подтолкнула ее.
Кроп подошел к двери и проверил, как она ходит. Да, в последний момент ее заедало. Толчок без дополнительного усилия в конце не давал ей закрыться. Кроп удовлетворенно кивнул. Соглашаться с хозяином всегда было легко.
Это случилось около пяти дней назад, и для Горожанки вошло в привычку часть дня спать или спокойно лежать на постели Баралиса. После первого шока от этого происшествия Кроп обрадовался. Теперь они были втроем, и, бывало, они собирались на складе вместе, когда Кроп чинил одежду, или готовил порции лекарств, или сидел под окном вентиляционной шахты, чтобы получить удовольствие от дневного света. Когда такие моменты удается поймать и удержать, они делают жизнь приемлемой.
С тех пор, как они переехали из дома Квила, Баралис окреп. Частью -- от превосходных лекарств, питания и комфорта, которые сейчас регулярно обеспечивал Квил. Самыми дорогостоящими лекарствами были те, что притупляли боль -- маковое молочко, тюбетейка и коготь дьявола -- и Кроп использовал их очень бережно. Теперь хозяину можно было дать немного тюбетейки, чтобы он мог спать большую часть ночи. Больше спишь -- здоровье крепче. Открытые раны на спине и плечах медленно подсыхали, словно плоть стягивалась в сморщенные рубцы. Новый матрас улучшил состояние пролежней, и теперь, когда мышцы Баралиса стали чуть крепче, он мог переносить тяжесть тела, когда они начинали его беспокоить. Влажный воздух подвала подошел ему лучше, чем сухой воздух квиловской мансарды, и его легким приходилось напрягаться меньше, и паника, что ему не хватит воздуха и он начнет задыхаться, уменьшилась. Он понемногу начал есть твердую пищу -- овсянку с костным маслом и сырые яйца, и это укрепило его здоровье. Даже уменьшилась чувствительность к свету, и он уже не просил в полдень завешивать одеялами вентиляционное окно. Не сказать, чтоб в складе было очень светло, ведь солнечный свет редко находил туда дорогу.
Кропа воодушевляли небольшие перемены в здоровье хозяина. Он знал, что хозяин никогда не сможет ходить или должным образом пользоваться своими руками, но теперь у него была надежда, что в каких-то проявлениях обычная жизнь была возможна. На чердаке случались дни, когда Кроп боялся, что его хозяин впадет в кому и умрет.
Теперь Кроп мечтал об отъезде из города, чтобы купить лошадь и повозку и отправиться в одном из хороших направлений, и как можно дольше не останавливаться. А когда Спир Венис остался бы далеко позади, они нашли бы добрый участок земли с со славным лугом, не слишком подходящим для молочных коров, и полем, готовым для посадки фасоли, и выкупили его у любезного фермера, который бы так обрадовался полученной плате, что дал бы им козу с сараем бесплатно. Тогда он, Кроп, занялся бы ремонтом, посадками и дойкой, и Горожанка бегала бы за ним по пятам, а его хозяин сидел бы на заднем крыльце, в тенечке, под теплым пледом, выглядывая из-за своей книги, а потом рассказывая им обо всем, что нужно сделать.
Кроп взглянул от окна на хозяина. Баралис отдыхал, не спал, хотя глаза были закрыты. Несколько дней назад Квил принес свежее постельное белье, и простыни были чистыми, за исключением нескольких пятен пота и пары собачьих волосков. Ряд небольших темных пятен на подушке мог быть от макового молочка или крови. Дыхание Баралиса мерно приподнимало желтовато-коричневые одеяла, а так как они закрывали его до шеи, случайный наблюдатель мог допустить, что человек, лежащий под ними, был целым. Хотя, подойдя ближе, можно было заметить старые белесые шрамы на веках, круги ожогов вокруг ноздрей, и оплывшие хрящи обоих ушей.
Его лишили возможности чувствовать, с небольшой дрожью заметил Квил однажды. Лишили его зрения, слуха и обоняния, чтобы его сломить.
- Пришел вор, - открыв глаза, сказал Баралис.
Кроп, смутившись, кивнул. Ему, казалось, больше ничего не оставалось сделать.
- Не уходи, пока я говорю с ним.
Кроп повторил себе эти слова, чтобы не забыть их. Его хозяин стал сейчас совсем другим, тверже и чище, как металл, прошедший закалку. Произносились только те слова, которые должны были быть сказаны, а те немногие предметы, что он просил, были необходимы для выживания. У Кропа было чувство, что его стало одновременно и меньше, и больше. Меньше телесного и меньше личных интересов. Больше духа.
Он расстраивался, если слишком много об этом думал. Разве мог его хозяин сидеть на крыльце и принимать участие в обычной жизни?
Кроп воздерживался от ответа, и занялся теми небольшими делами, в которых нуждался Баралис. Следовало поправить подушки и постельное белье, а самого Баралиса нужно было осторожно приподнять в сидячее положение. Когда Баралису меняли положение, мышцы его челюсти натянулись как проволока, но на боль он даже не намекнул. Кроп слегка пригладил ему волосы и накинул на плечи короткую пелерину. Удовлетворенный тем, что его хозяин выглядит достойно, но не уверенный, насколько это теперь было важно самому Баралису, Кроп отступил назад и приготовился ждать.
Только что миновал полдень, и недостаток освещения говорил о надвигающейся грозе. Под землей все было тихо и тепло. Печка в форме свиньи, поставленная на складе в сторонке от постели Баралиса, исходила жаром сквозь свои толстые железные бока. Горожанка, которая охотилась на крыс в большой комнате, принялась лаять. Кроп пошел успокоить ее и поприветствовать вора.
Квил прошел через дверь ледника. На его плечах лежал мешок из грубого полотна, и первым делом он качнулся вперед и поставил его перед собой.
- Для вашего удобства, - сказал он в знак приветствия.
У Кропа было чувство, что это еще один шаг к свободе. Взять приспособления-- чем бы они ни были -- и на полчаса стать для всех необходимым. Вспомнив слова хозяина, Кроп взял мешок и донес его до склада.
Квил, понимая состояние дел, возражений мудро не выдвигал.
- Идет буря, - сообщил он Баралису, когда вошел. - Хотя не думаю, что сильная. Полагаю, начнется и кончится еще до заката.
- Сядь, - ответил Баралис. Теперь, когда его легкие окрепли, голос звучал богаче и более звучно. Он вернул себе способность говорить мягко, но действовали эти слова как приказ.
Вор подтащил табурет, используя это время, чтобы обежать взглядом комнату.
- Вам еще нужен уголь, - сказал он, - для печи.
Кроп от всей души собрался с ним согласиться, но его остановило едва заметное движение глаз Баралиса. Квил забрал табурет Кропа, на котором тот обычно сидел, подбрасывая топливо и ухаживая за Баралисом, и сидеть Кропу стало негде. Он неловко перебрался назад, чтобы прислониться к стене, надеясь, что пока он там будет, они про него забудут.
- Расскажи мне городские новости, - сказал вору Баралис.
- Сторновей держит крепость. Борьба в основном завершена. Были проблемы с Нищенскими воротами, но остальные ворота закрыты.
- Какие проблемы?
- Их штурмовал отряд Лизерет Хьюс. Вчера пришло известие, что ее сын едет из клановых земель обратно, и ей нужно контролировать хотя бы одни ворота, чтобы Белый Вепрь мог попасть в город.
Баралис прикрыл глаза на время большее, чем нужно для обычного мигания, и Кроп знал, что это происходит в момент приступа боли.
- Ей удастся?
Квил задумался над вопросом, один из его длинных воровских пальцев закружил по подбородку, как тень от солнечных часов.
- Все, что ей нужно сделать, это продолжать сражение, пока ее сын не приедет -- кое-кто говорит, что это случится, скорее всего, завтра. Ей удалось заполучить таран, и она крутая мать-сука; я думаю, у нее выйдет.
- А Сторновей?
- Стража за него. Пока они ему верны, взять крепость будет трудно. Старый козел сидит крепко. Он сказал страже, что поддерживая его, они поддерживают Марафиса Глазастого -- теперь, когда Марафис женился на его дочери, они же являются отцом и сыном -- и его дружина сейчас находятся в городе.
- Здесь мы в безопасности?
Вор втянул в себя воздух через зубы.
- Если Хьюс проникнет в город, в безопасности не будет никто. Нам до сих пор везло. Роланд Сторновей быстро опомнился, пока весь город еще ходил кругами вокруг обрушившегося Шпиля. Если Хьюс захочет, крови не будет конца и края.
Давайте уедем, захотел крикнуть Кроп. Скажи Квилу купить каких-нибудь лошадей, и поедем. Все же его хозяин не сказал таких слов, и Кроп мог сказать по выражению его лица, что они и голову ему не приходили. Шрамы от ожогов в предгрозовом освещении казались серебряными, а прямо сейчас его темные глаза выглядели почти ясными.