- Зять Сторновея едет обратно.
Квил, казалось, не заметил, что это был не вопрос, или, возможно, ошибся Кроп и это все-таки было вопросом, потому что вор на него ответил.
- Марафис Глазастый командует армией, которая ушла на север. Говорят, он отделился от Белого Вепря и по-прежнему находится во владениях кланов.
Баралис вздохнул и ничего не сказал. Прошлой ночью он крепко спал, что было настолько хорошо, что Кроп даже забеспокоился, что не слышал обычных криков хозяина во сне.
Нет.
Такое короткое слово. Кроп не знал, почему он сейчас подумал об этом.
- Густой снег ослабит сражение у ворот.
Шесть слов -- Кроп знал, потому что он их сосчитал - и мир изменился. Насыпанный в печку уголь спокойно горел, как будто ничего не произошло, и частички пыли и пепла плыли в воздухе, продолжая свое движение. Тем не менее, свет изменился, словно это было необходимо, утекая, как вода уходит по трубам вниз. Кроп ожидал, что стемнеет в течение часа.
И его хозяин устанет.
Он уже мог видеть его, этот едва различимый переход от деятельного отдыха к элементарному лежанию на подушках. Не упал, так как вор еще был в комнате, и контроль должен был еще держаться. Как заметил Кроп, кожа Баралиса посерела, и из пор на коже начинал сочиться отрава. Чутье Кропа подсказывало ему броситься вперед, чтобы уложить хозяина должным образом в постель, для укрепления сердца напоить его красным чаем из ягод боярышника, и охладить лоб влажным компрессом. Но он ничего не мод делать, пока не ушел вор. Его держала на месте воля его хозяина.
Квил сидел на табурете, но Кроп был поражен ощущением, что если он притронется к вору, то почувствует, как того трясет. Энергия гудела в тишине. Взгляд Квила остановился в точке прямо перед лицом Баралиса. Его зрачки расширились от откровения.
Ему были обещаны вещи, золото и драгоценности -- доступ к секретным тайникам умершего правителя -- но с этим делом Баралис еще медлил. Намеки были даны, часть информации, ведущая к открытию небольшого тайника с золотом, была раскрыта. Кроп знал, как это работало. Его хозяин держал вора на крючке. Квил в тот день на чердаке не знал этого, но любой человек, заключавший с Баралисом сделку, стоял на зыбучем песке. Чего Кроп не знал сейчас, так это какая цель была у хозяина. В прошлом единственной мотивацией Баралиса была власть. Он стремился контролировать королевства, а затем и весь континент, но не вышло. Те дни прошли, и Кроп чувствовал, как страх перехватывает ему горло, когда он думает о новых днях, которые должны наступить.
В чудовищной железной камере под башней родилось зло. Человек, который схватил это зло и вытащил наружу, был мертв, но то, что он принес в этот мир, продолжало жить.
Тьма меня знает, и ты не можешь представить, что это знание приносит. Кроп знал, что у него плохая память, но даже если бы он дожил до трехсот лет, он сомневался, что забыл бы слова своего хозяина.
Кроп задался вопросом, не вспомнил ли и вор о них тоже. Конечно, он думал о способах получить прибыль от известия, что буря, которая должна пройти через город за пару часов, могла бы принять неожиданный поворот к худшему. Возможно, он также подумал, как использовать знание, что сражение у Нищенских ворот будет замедлено. Или, как и сам Кроп, он задался вопросом, не будет ли задержка бури стоить слишком дорого ему самому, помогай Баралис тьме или сопротивляйся ей.
Квил встал.
- Я увижу тебя, когда принесу угли для огня.
Баралис кивнул, принимая запутанное согласие вора.
Как только Квил позволил себе уйти, Кроп подошел позаботиться о хозяине. Он боялся, что Баралис в этот день свалится.
Глава 26. Чужеземцы
- Где живет Томас Аргола? - спросил Райф.
Мертворожденному этот вопрос не очень-то понравился. Они стояли перед пещерой Увечных на уступе в форме раковины, и сгребали снег. Ночью разыгралась буря, и весна превратилась обратно в зиму. Когда Райф посмотрел на юг, на клановые земли, он увидел побелевший мир.
- Не сближайся с ним, - предостерег Мертворожденный, его слова вылетали вместе с дыханием ледяными облачками. Он был в своем обычном наряде -- безрукавой тунике и килте поверх штанов. Уступкой холоду была лишь лоснящаяся черная овчина, наброшенная на его плечи; на месте ее держал шнурок. Достигнув места, где были завалены снегом дрова для костра, он перестал сгребать и начал скрести. Он не собирался разбазаривать нужное дерево. - Чужеземец -- не один из нас.
Это значило, что он не из кланов. Райф сбросил снег в Ров. Никто из них не был кланником.
- Я ищу его для себя.
Мертворожденный хмыкнул. Выпрямив спину, он позвал:
- Иди сюда.
Райф перешел на его сторону и посмотрел вверх. Над ним на двести футов вздымались изогнутые и неровные ярусы скал, пещеры и уступы.
- Видишь небольшую серую дверь, рядом со скалой такого же цвета? - Райф кивнул. - Там он и живет. Единственный человек во всем Рву, у которого есть настоящая, навесная, богом забытая дверь. - Мертворожденный хмуро взглянул на нее. - И запор.
Райф оставил его и пошел обратно сгребать лопатой снег. Мертворожденный был разочарован - план по перехвату контроля над Увечными от Траггиса Крота еще не был выработан. Он не знал того, что было известно Райфу. Райф не был уверен даже в том, что знал сам. Атаман разбойников был тяжко ранен одним из Взятых, и у Райфа была не одна причина, чтобы попытаться выяснить, что это значит.
Он почувствовал это, когда вернулся к разгребанию снега -- непостоянное покалывание в левом плече, где его ткнул коготь Шатан Маэра. Он внезапно прислонил лопату к скальной стене.
- Я скоро вернусь, - сказал он.
Мертворожденный оскалился.
- Не забудь постучать.
Снег с облаков перестал падать, но продолжал кружиться в воздухе вокруг Рва. В восходящих потоках сверкали кристаллики льда, и перьями разлетались с уступов. Райф держался рядом со скальной стеной и делал короткие шаги. Мужчины и женщины, вышедшие наружу, убирали снег, разводили огонь, навещали друг друга и дышали свежим воздухом. Группа детей на главном уступе лепила из снега чудище. Люди находились в приподнятом настроении, радуясь, что буря прошла быстро, и стало теплеть.
Веревочные лестницы были скользкими и опасными, и Райф был рад, что на его перчатках из кабаньей кожи имелись шершавые накладки. Самые опасные места были посыпаны каменной крошкой -- узкие выступы, деревянные трапы и сходы вокруг лестниц -- и Райф впервые понял, что Увечные были способны работать вместе. Он даже обнаружил, что у окружающих неприязнь к нему уменьшилась; никто на него не пялился и не бросался камнями. Вопреки тому, что прогнозировал Траггис Крот, Адди и Мертворожденный разделили с ним уважение за мясо, принесенное с ночной охоты, и все, кто ел тем вечером, знали, что часть их благодарности падает и на Райфа Дюжину Зверей. Шкура болотного кота -- это другое. Совсем другое. Свалить кота было деянием, достойным отдельной хвалы, и все почести полагались одному Мертворожденному.
Райф упустил из виду грубую серую деревянную дверь, когда прокладывал дорогу сквозь город, но у него было ощущение общей картины, и он направился на восток по одному из протяженных уступов. Когда же оказался рядом с канатным подъемником, то помедлил и задумался, как им пользоваться. Подъемник обходил торчащий из скальной стены выступ и вел вверх дальше, к следующему расширению главного уступа.
- Не нужно никуда дальше, мой дорогой мальчик. - Из тени пещеры вышел Юстафа. - Как ты видишь, я уже здесь.
Он был похож на толстого белого медведя, покатавшегося в драгоценностях.
- Тебе нравится? - спросил он, оглядев свой наряд. - Повернуться?
- Нет, - ответил ему Райф. Драгоценности слепили своим блеском. Они казались прикрепленными к невидимой сетке, наброшенной на белую зимнюю шкуру. Туника из меха ледяных зайцев, легкого, как перышко, сама казалась сделанной из пуха.
- Я должен называть тебя Двенадцать Зверей Удовольствия, - затем пошел вперед и все-таки повернулся.
- Юстафе надо крутиться. Хочешь поговорить?
- Нет.
Полное гладкое лицо Юстафы застыло.
- Будущему правителю не помешало бы играть роль получше.
Райф, пораженно моргая, уставился на него, а тот повернулся еще раз и ушел. Разве тут могли существовать хоть какие-то тайны?
Удовольствие, которое он получал от этого дня, пропало, Райф шагнул в корзину подъемника и потянул толстый канат. Снег не повлиял на движение шкива, и он быстро поднялся, поочередно перехватывая канат руками. Корзина была сплетена из грубых прутьев, она скрипела и потрескивала, но держалась.
Сойдя на Обод -- второе название главного уступа -- он начал высматривать серую дверь. Почти уверенный, что она находилась на том торчащем выступе, лежавшем ниже, Райф искал место, откуда можно было бы спрыгнуть вниз. Найдя на Ободе подходящую выемку, он, присев, рассмотрел ее, а затем прыгнул. Приземлившись, он почувствовал боль в своей еще не до конца зажившей лодыжке, и ему пришлось на миг замереть, чтобы ее переждать. Когда он вращал ногой налево-направо, проверяя ее состояние, то почувствовал, что кто-то на него смотрит. Повернув голову, он увидел молодую женщину, которая стояла у входа в пещеру с горстью снега в руках.
Она была одета в платье из войлока цвета зеленого мха, с черным кружевным лифом, доходящим до талии. Ее кожа была глубоко, до сияния, золотой, и ее темные волосы, свободно схваченные на шее янтарной лентой, падали волной до поясницы. Увидев, что Райф смотрит на нее, она повернула ладони и позволила снегу выпасть из ее рук.
Райф отвернулся, перенес вес на подвернувшуюся лодыжку, а затем посмотрел обратно. Она по-прежнему за ним наблюдала. Он не мог ни понять выражения ее лица, ни придумать, что сказать. Это место было на земле последним, где он мог бы надеяться найти красоту.
Понимая, что в поисках серой двери ему придется пройти мимо нее, он стал остро ощущать свои движения. Он проклял свою лодыжку, потому что как только он сделал первый шаг, то понял, что будет хромать. Глянув вперед, он заметил два других входа в пещеры, один, прикрытый бамбуковой циновкой, и второй, ничем не защищенный. Он продолжил идти. Попытка вернуться обратно на Обод, пока женщина за ним наблюдала, казалась поступком, грозящим возможным конфузом. Он не мог решить, куда смотреть, когда подошел к ней ближе, и его взгляд метнулся с ее лица на дорогу вперед и затем, неожиданно, к ее ногам. Она стояла в полукруге слегка лчищенном от снега.