Трудно сказать, как долго они сидели и горевали всем кланом. Огонь поддерживался, а никаких окон в Большом Очаге, чтоб впустить свет, не было. Когда Рейна почувствовала, что кто-то сел рядом с ней на скамью с другой стороны от Джеба Оннакра, она оглянулась, готовая поздороваться молчаливым кивком. Она собиралась продолжать оплакивание весь вечер и находиться здесь, пока оно не закончится.
Рядом с ней села Джейни Гайло.
- Тебя хочет видеть ведун, - прошептала она. - Он ожидает тебя в покоях вождя.
Та часть самообладания, что поддерживалось уважением ее товарищей по клану, пошла на дно. Рейна холодно посмотрела на девушку. Та встала. Показав Анвин жестом, что у нее все в порядке и волноваться не стоит, Рейна Черный Град покинула Большой Очаг. Джейни Гайло, в платье из миленькой оранжевой с синим клетки, вышла из помещения за ней.
- Не надо, - Рейна поймала момент, когда дверь за ними закрылась, - делать ошибку, провожая меня до покоев вождя.
Девушка тут же шагнула назад.
- Да, леди, - промямлила она, когда Рейна повернулась и оставила ее стоять на верхней площадке лестницы. Факелы на стенах были зажжены, а главный вход закрыт. В прихожей все было тихо, и несколько скарпийских воинов, стоя группами, пили пиво, отводили взгляды в каком-то подобии уважения, когда она проходила мимо. Они тоже должны были потерять людей, поняла она. Это заставило ее задуматься, где же стояло войско Черного Града и Скарпа в тот вечер. Собирались ли они отбить Ворота Краба? Располагались ли они лагерем в одном из тех еловых лесов к северо-востоку от Ганмиддиша, утонувших в снегу на три фута?
К покоям вождя вели узкие ступени, недавно очищенные от паутины и пыли, и Длинноголовый или кто-то из его команды даже поставил деревянные перила вдоль сложного участка, где ступени стали неровными. Рейна воздержалась от их использования. Она не была здесь несколько месяцев и теперь не хотела находиться здесь.
Дверь была приоткрыта, и она не стала стучать, просто толкнула ее назад и вошла в покои. Станниг Бид сидел за большим куском гранита, известным как Пирамида Вождей, и изучал карту. У дальней стены лежал коврик, накрытый одеялами, и Рейна с изумлением поняла, что теперь он здесь и спит.
Когда она прошла вперед, Бид свернул свиток, но ее глаза оказались быстрее его пальцев, и она успела увидеть карту Черного Града и соседних кланов.
- Проходи, - сказал он, сдвигая свиток в сторону.
Должно быть, в молодости он занимался молотом, решила Рейна, потому что у него были мощные плечи, и от шеи спускались вниз две сильные мышцы. Татуировки на веках зажили, но кто бы ни накалывал их, делал работу наспех, и заполненные краской проколы напоминали птичьи следы.
- Ты знаешь, почему я тебя вызвал?
Гадать она не хотела.
- Что ты хочешь?
Он встал и подошел к единственной в небольшом овальном покое лампе, и прикрутил фитиль. Стало темнее.
- Твое поведение не подобает жене кланового вождя. Люди заметили твою самоуверенность и обратили на это мое внимание. Рейна Черный Град зарывается, говорят они. Она принимает решения там, где у нее нет прав решать. Я пытался не обращать на это внимания, если бы ты посетила меня в полдень, как я просил, я бы просто напомнил тебе о твоем месте. Но после скандала, устроенного на главном дворе, я должен принять меры. Я ведун, и за благополучие клана отвечаю я. В то время как войска Черного Града находятся далеко, я устроил для вновь размещенных во вдовьих стенах переезд на освободившиеся квартиры присягнувших кланников. Таким образом вдовий очаг будет освобожден для вдов. После того, как ты покинешь мои покои, ты заберешь свои вещи туда, и с этого вечера твоя деятельность будет ограничена заботой о погибших и больных.
- Как ты смеешь!
Станниг Бид ответил на холод в ее голосе, придвинувшись ближе:
- Никогда больще не перебивай личные переговоры воинов.
- Ты не воин.
Удар был настолько тяжелым и сбивающим с ног, что Рейна пошатнулась. На секунду она потеряла сознание, и очнулась рухнувшей у двери.
Над ней, тяжело дыша, стоял Станниг Бид. Он отвел назад руку, чтобы ударить ее еще раз, но звук шагов, раздавшийся на лестнице за дверью, остановил его на полпути.
Высокий девичий голос Джейни Гайло спросил:
- Её Надменность соизволила придти? Я передала ей ваше сообщение, но вы же знаете, что она за тварь.
- Вставай, - зашипел на Рейну Станниг Бид. А затем добавил для Джейни Гайло, которая только что завернула за угол. - Рейна убита горем, помоги ей подняться на ноги.
Рыжие брови девушки поползли вверх, а щеки порозовели. Она застыла на мгновение, вбирая в себя картину лежащей на полу жены вождя с растрепанными косами и юбками, а затем бросилась вперед, чтобы помочь.
- Леди, позвольте...
- Тихо, - сказала ей Рейна, глядя в холодно поблескивающие глаза Станнига Бида. - Я и сама могу себе помочь.
Они смотрели, как она поднялась на ноги. Потрясенная, с отпечатком ладони, пылавшим на ее щеке, Рейна спаслась бегством.
Глава 30. Трое мужчин и свинья
Река называлась Пьяной Мышью, и текла среди теснин сквозь напрочь заросшие невысоким кустарником долины в Горьких и Каменных холмах. На ее отмелях ловили рыбу цапли, и лоси прокладывали тропы вдоль каменистых берегов, когда приходили пощипать нежную сочную травку и напиться. По берегу ходили медведи, в поисках сонной рыбы ломали намерзший за ночь лед в бобровых прудах.
Вчера Эффи с Чедом играли в запруды, что значило, что каждый раз при виде бобровой плотины надо было кричать "Блин"! Первое время казалось чрезвычайно забавным ругаться просто так, но вдоль реки оказалось столько запруд, что за несколько часов игра приелась, и Чед начал повторять это слово так часто, что его бубнеж напоминал жужжание мух. Блинблинблинблинблин. Она потыкала его в спину, чтоб перестал, что, разумеется, его только раззадорило. Затем ей пришло в голову отвлечь его другой игрой, но она ничего не могла подобрать -- она понимала это сама -- плотины затмевали все, и единственное, что она смогла придумать, было: "Медведь -- голый". Чед при этом захихикал, и ей сразу захотелось взять свои слова обратно. "Голый" было не тем словом, которое стоило использовать рядом с одиннадцатилетним мальчиком. Тогда она этого не знала. Но поняла сейчас.
- Выдра, - ответил на это Чед Лаймхауз, поворачивая к ней свою жирную шею. - Голая!
Эффи со злостью на него посмотрела. Никакой выдры не было. Ей второй день приходилось мириться с тем, что он называл любых животных и объявлял их голыми. Когда их компания средь бела дня шла на веслах по узкому участку Пьяной Мыши, Эффи надеялась, что Уокер заставит его замолчать, но Серый кланник остался безучастным. Его большие навыкате глаза смотрели только вперед, на дорогу.
Они хорошо проводили время, заметила Эффи. Русло здесь было глубоким, а течение медленным. Хорошие условия для гребли, подумала она, с удовольствием используя словарный запас и знания, полученные в путешествии с Уокером Стоуном и его весьма-весьма необычным папашей, которого звали то ли Дарроу, то ли как-то еще.
Ей дали, наконец, поработать веслами, и она очень удивилась, насколько тяжело это было, и как долго ей пришлось отдыхать после короткой серии гребков. Сразу же возникла боль за плечами и в предплечьях, и как только она появилась, то грызла уже без остановки. Уокер сказал, что она привыкнет, если будет грести каждый день. Эффи поймала его на слове, и нашла правильное сочетание ритма между короткой греблей и последующим длительным отдыхом. Сейчас шел уже третий день, а боль стала только противнее.
По крайней мере, она не имитировала греблю, как Чед, которого можно было видеть поворачивающим весло даже сейчас, как только оно входит в воду, чтобы больше скользить, чем толкать. Папаша Уокера должен был понять, что придумал Чед. Сидя в конце лодки, он мог держать в поле зрения всех трех -- Уокера, Чеда и ее -- но он никогда ничего не делал, чтобы пресечь лентяйские хитрости Чеда, а у того хватало благоразумия никогда не оглядываться и не ловить его взгляд. Эффи решила, что у нее, должно быть, благоразумия меньше, потому что иногда она, похоже, не могла не развернуться на своем сиденье, чтобы поглядеть на крошечного старика. Всякий раз, без исключений, он был к этому готов, злобно, с чувством превосходства глядя в ответ.
Той ночью, когда Уокер вытащил ее из воды, старик сказал ей свое имя. Или ей почудилось, что он это сделал. Его имя скрывалось в ее памяти, как блоха в складках одежды, и она сказала себе, что, раз она ждала достаточно долго, то удачный случай представится. Она прекрасно знала, что Дарроу не проговорится ни при каких условиях. Чед как-то догадался, и теперь она пришла к мысли, что он мог просто нечаянно услышать, как Уокер говорил своему отцу что-то созвучное этому имени.
- Голая, - сказал Чед без всякой на то причины. - Как медведь.
Эффи смотрела, как его плечи прыгали вверх и вниз от еле сдерживаемого восторга. Этого было достаточно, чтобы отвратить от мальчишек на всю жизнь.
Гребля снова призвала ее, и она взяла с колен деревянное весло и погрузила его глубоко в бурую воду. Ей удавалось обрызгать Чеда только при первом гребке, но никак не на следующих. Для этого гребля была слишком серьезным делом.
Шел спокойный, но холодный день, и небо было везде одинаково светлым. Пьяная Мышь проходила через ряд каньонов и сильно изрезанных берегов, тоненькие, серебристые водопады впадали в нее на каждой излучине. Утесы были сложены из красного песчаника, покрытого впадинами и трещинами, заросшего черноплодной рябиной, черной березой и диким виноградом. Они покинули главное русло Волчьей три дня назад, после длительной стоянки, где Эффи приходила в себя после того, как чуть не утонула. Она и не сомневалась, что они уже прошли земли Дхуна и находятся на территориях, подконтрольных Бладду.
Как поняла Эффи, они направлялись на юго-восток. Горькие Холмы медленно понижались к югу. Их склоны, каменистые и зазубренные, пятнал свежий снег, а окраины темнели от болиголова, они отбрасывали длинные тени на реку, когда сбрасывали растаявший снег в ее глубины. Самую восточную часть Горьких Холмов горожане называли Каменными Холмами, и Эффи должна была признать, что это весьма точное название. Когда она отдыхала от одной гребли до другой, она вообразила себе в дальней стороне город. Утреннюю Звезду. Не имея никакого представления о городах, она вообразила его себе как огромное сборище круглых домов, со множеством пристроек и несколькими башнями. Люди были бы одеты в лен и шелк, а не в шерсть и кожу, и голоса их были бы высокими и подобны звукам флейт.