– Как вы их едите? – громогласно спросил Вопнер, останавливая сконфуженного рыбака.
– Что-что? – переспросил тот, слегка склонив голову, будто не расслышал.
– Там, где я вырос, не было омаров.
– Не было омаров? – задумчиво спросил рыбак.
– Не было. Я вырос в Бруклине. Это часть Америки, советую как-нибудь побывать в этой стране. Короче, я никогда их не ел.
Протяжные громкие звуки его голоса разнеслись по всему павильону.
– В общем, как раскрыть скорлупу?
– Просто сядь на неё, навались со всех сил, – бесстрастно объяснил рыбак.
Стоящие рядом горожане загоготали.
– Очень смешно, – ответил Вопнер.
– Ладно, сейчас объясню, – сжалился рыбак. – Тебе понадобятся щипцы[27].
– У меня они есть, – нетерпеливо заметил Керри, подсовывая ему под нос тарелку, до краёв заполненную устричными крекерами.
Местные снова загалдели.
– Щипцы, чтобы расколоть скорлупу, понятно? – пояснил рыбак. – Или можешь взять молоток.
Он протянул Керри рыбачий молоток, забрызганный кусочками мякоти и усыпанный осколками розовой скорлупы.
– Есть с грязного молотка? – возмутился Вопнер. – Город гепатита, вот до чего мы докатились.
В диалог вмешался Хатч.
– Я ему объясню, – сказал он рыбаку, который направился прочь, покачивая головой.
Малин подвёл Вопнера к одному из столов, усадил и дал первый урок по поеданию омаров: как расколоть скорлупу, что есть, чего не есть. А потом направился набрать еды для себя, задержавшись на полпути, чтобы наполнить пинтовую кружку из огромного кега. Пиво, сваренное на небольшой пивоварне в Камдене, оказалось прохладным и крепким. Хатч большими глотками осушил свою кружку, чувствуя, как отпускает напряжение в груди, и заново наполнил её, прежде чем встать в очередь.
Омары и кукуруза, переложенные водорослями, потрескивали над пылающими дубовыми поленьями, источая в синее небо клубы ароматного дыма. Трое поваров были заняты делом за стопкой водорослей – проверяли огонь, укладывали алых лобстеров на одноразовые тарелки.
– Доктор Хатч! – услышал Малин.
Доктор обернулся, чтобы увидеть Дорис Боудич, на спине которой, подобно лиловому парашюту, колыхнулось очередное роскошное гавайское платье. Её муж стоял рядом – невысокий, загорелый и молчаливый.
– И как вам понравилось в доме?
– Потрясающе, – с искренней теплотой ответил Хатч. – Спасибо, что настроили пианино.
– Пожалуйста, пожалуйста. Надеюсь, никаких проблем с электричеством, водой? Замечательно. Знаете, я размышляла, нашли ли вы время, чтобы подумать об этой милой парочке из Манчестера…
– Да, – быстро ответил Хатч, теперь во всеоружии. – Я не буду его продавать.
– Ох, – сказала Дорис, и улыбка на её лице несколько увяла. – Они так рассчитывали на…
– Я всё понимаю, но – Дорис, это дом, в котором я вырос, – мягко, но настойчиво произнёс Малин.
Женщина вздрогнула, как если бы вспомнила обстоятельства его детства и отъезда из города.
– Конечно, – пытаясь улыбнуться, ответила она и опустила свою руку на его. – Я понимаю. Тяжело продавать дом своей семьи. Мы больше не будем об этом говорить, – при этих словах она легонько сжала ему руку. – Какое-то время.
В конце концов Хатч оказался в голове очереди и обратил взор на огромные дымящиеся кипы водорослей. Ближайший к нему повар перевернул один из штабелей, выставляя напоказ ряд ярко-красных омаров, початки кукурузы и россыпь яиц. Лапой с натянутой рукавицей вытащил яйцо, рубанул ножом до половины и бросил внутрь внимательный взгляд, убеждаясь, что оно крутое. Именно так, вспомнил Хатч, судят о том, что лобстеры готовы.
– Чудненько! – воскликнул повар.
Голос оказался смутно знакомым, и внезапно Малин узнал в мужчине одноклассника по школе, Донни Труитта. Хатч приготовился к неизбежному.
– Оба-на, это ж Малли Хатч! – опознал его Труитт. – А я-то думал, когда же мы столкнёмся. Чёрт возьми, как ты?
– Донни, – воскликнул Хатч, хватая его за руку. – Неплохо. А ты?
– Тоже. Четверо детей. Ищу работу с тех пор, как «Марина» Мартина потонула.
– Четверо? – присвистнув, переспросил Хатч. – Наверное, трудился, не покладая…
– Больше, чем ты думаешь. Дважды разведён. А-а-а, к чёрту! Ты женился?
– Ещё нет, – ответил Хатч.
Донни ухмыльнулся.
– Видел Клэр?
– Нет, – отозвался Хатч, чувствуя прилив раздражения.
Пока Донни укладывал омара в его тарелку, Хатч ещё раз посмотрел на бывшего одноклассника. Тот нарастил брюшко, стал неторопливым. Но во всём остальном такой же, как в момент расставания, двадцать пять лет назад. Говорливый пацан с добрым сердцем, но не слишком сообразительный, очевидно, превратился в такого же взрослого.
Донни из-за очков одарил Малина хитрющим взглядом.
– Да ладно тебе, Донни, – не выдержал Хатч. – Мы с Клэр были всего лишь друзьями.
– А-а-а, да, да. Друзьями. Я не думал, что друзей застают в Голубиной ложбине. Вы же только целовались, Мал… ведь правда же?
– Это было давным-давно. Я не помню всех деталей своих романов.
– Тем не менее, с первой любовью ничто не сравнится, а, Мал? – хихикнул Донни, подмигнув из-под пряди волос цвета моркови. – Она где-то здесь. Но знаешь, тебе придётся искать кого-нибудь ещё: в конце концов она…
Внезапно Хатч понял, что больше ничего не хочет о ней слышать.
– Я задерживаю очередь, – перебил он.
– А, ну да. Увидимся, – сказал Донни.
Ухмыльнувшись снова, Донни взмахнул вилами, искусно переворачивая стопки водорослей, чтобы явить на свет новый ряд блестящих алых омаров.
Значит, Донни нужна работа, – подумал Хатч, направляясь обратно, к столу для почётных гостей. – «Талассе» не повредит нанять кое-кого из местных.
Ему нашлось место между Биллом Баннсом, редактором газеты, и Бадом Роуэллом. Капитан Найдельман оказался за два человека от него, между мэром, Джаспером Фитцджеральдом, и священником местной конгрегационалистской церкви, Вуди Клэем. С дальней стороны от преподобного Клэя приткнулся Лайл Стритер.
Хатч с любопытством посмотрел на двух горожан. Отец Джаспера Фитцджеральда в своё время владел похоронным бюро, и сын, без сомнения, его унаследовал. Мэр недавно разменял шестой десяток – напыщенный мужчина с подкрученными вверх усиками, подтяжками и баритоном, что звучит словно контрафагот.
Доктор перевёл взгляд на Вуди Клэя. Явно приезжий, – подумал Малин. Клэй чуть ли не во всём оказался полной противоположностью Фитцджеральду. Сухощавого телосложения, с изнурённым и одухотворённым лицом святого, который только что выбрался из пустыни. Но его глаза были острыми и глубокими, а взгляд сердитым. Хатч сразу почувствовал, что священнику за этим столом не по себе. Это явно был один из тех, кто разговаривает тихим голосом, будто опасается, что его подслушают – видно по тому, как тихо он переговаривается со Стритером. Хатч спросил себя, что же такого говорит священник, отчего помощник капитана может выглядеть настолько неловко.
– Видел газету, Малин? – с характерным протяжным голосом вмешался в его мысли Билл Баннс.
В юности Баннс посмотрел «Первую полосу» в местном кинозале, и с тех самых пор его взгляды на то, как должен выглядеть репортёр, не изменились ни на йоту. Рукава его рубашки всегда оставались закатаны, даже в самую прохладную погоду, а на голове висел зелёный козырёк, настолько длинный, что без него лбу Билла явно бы чего-то не хватало.
– Нет, не видел, – откликнулся Хатч. – Не знал, что она вышла.
– Сегодня утром, – подтвердил Баннс. – Угу. Тебе, по-моему, должно понравится. Я лично написал заглавную статью. С твоей помощью, само собой.
Билл поднёс палец к носу, словно говоря: держи меня в курсе, а уж я позабочусь о нужном освещении. Хатч сделал зарубку в памяти, – остановиться вечером у «Суперетты» и взять экземпляр.
На столе были разложены многочисленные инструменты для разделки ракообразных: молотки, щипцы, деревянные молоточки, все скользкие от крови омаров. Два таза впечатляющего размера в центре стола уже доверху заполнены обломками раковин и расщепленными кусочками панцирей. Все до единого разделывают, щёлкают, едят. Оглядев павильон, Хатч увидел, что Вопнер каким-то чудом оказался за одним столом с работниками местного «Ко-опа Лобстермана». Он едва расслышал резкий голос Керри, разносимый ветром во все стороны: «А вы знаете, – говорил криптаналитик, – что, с точки зрения биологии, в сущности, омары – насекомые? Если хорошенько разобраться, они всего-навсего огромные красные подводные тараканы…»
Хатч отвернулся и сделал очередной щедрый глоток пива. Похоже, всё оказалось вполне терпимо; может быть, даже более чем терпимо. Конечно, в городе все до единого знают его историю – до последнего слова. И, однако, из вежливости ли, или от чисто сельской стеснительности – никто не обронил ни слова. И за это он был всем премного благодарен.
Доктор окинул взглядом толпу, выхватывая знакомые лица. Увидел Кристофера Сен-Джона, зажатого за столом меж двух грузных местных. Тот, очевидно, решал для себя архиважную задачу – как бы так содрать с омара скорлупу, намусорив при этом как можно меньше. Затем на глаза попались Кай Эстенсон, владелец хозяйственного магазина, и Тайра Томпсон, начальница публичной библиотеки. Последняя, казалось, не постарела ни на день с тех пор, как выгоняла их с Джонни из помещения за то, что они перешучивались и громко смеялись. Видимо, правы те, кто говорит – уксус прекрасный консервант, – подумалось ему. Затем Малину бросились в глаза седая голова и опущенные плечи доктора Хорна, старого учителя биологии. Тот стоял у края павильона, словно считал ниже своего достоинства пачкать руки в останках омаров. Доктор Хорн, который гонял его по предмету куда усердней любых учителей; который говорил, что видел сбитых машиной животных, рассечённых куда правильней тех жаб, над которыми поработал Хатч. Лютый, но, тем не менее, энергично помогающий доктор Хорн, который более чем кто-либо зажёг в нём интерес к науке и медицине. Хатч удивился и обрадова