– Недавно тут был сын мельника. Он рассказал, что Клэр уже лучше, но вот мальчик… – Пуле печально покачал своей непропорционально большой головой.
– А что случилось? Она больна? А что с Жаком? Он что, натворил что-нибудь?
– Он умер. У него была лихорадка и кашель. Его не смогли вылечить. Первый ребенок Клэр от Гуо родился мертвым… а потом еще эта история с Жаком. В общем, Клэр была на грани. Но сейчас она снова беременна, насколько я знаю! – Пуле вздохнул. – Да, так оно и бывает. Рождение и смерть, смерть и рождение. Таков порядок вещей.
– Бедный Жак! – огорченно сказала Эллен. – Но раз она снова ждет ребенка, ей будет легче вынести эту потерю. На этот раз все будет хорошо, я в этом уверена. Я буду за нее молиться! – Эллен попыталась улыбнуться.
Теперь Пуле увидел и Мадлен, подошедшую к Жану. Девушка завороженно, точно маленький ребенок, смотрела на воробушка, вырезанного из дерева. Игрушка свисала с потолочной балки на едва видимой нити и двигалась при каждом дуновении ветра. Любой ребенок, входивший в мастерскую, не мог оторвать от воробушка глаз, но девушка, вошедшая с Эллен, была уже далеко не ребенком.
Пуле взял Эллен за плечи и заглянул ей в глаза.
– Дай-ка я на тебя посмотрю. Ты как-то очень похорошела. А, да ты же влюблена! – Плутовато улыбнувшись, он легонько щелкнул ее по носу, а затем обернулся к своим деревянным заготовкам. – Так-так, ты опять делаешь ножны! И рукоятку собираешься сделать?
– Но я и не надеялась, что получу лучшее дерево! – Просияв, Эллен лукаво похлопала ресничками.
– Что ж, ради твоих красивых глазок пошарю-ка я по своим запасам, может, для тебя что-то и найдется. – Плотник с трудом поковылял к ящику в углу мастерской. – Раз ты берешь для ножен грушу, то для рукояти тебе нужна будет груша или вишня… или ясень?
– Ты лучше разбираешься в древесине. Выбери мне хороший материал по доступной цене, а что это будет за дерево – тебе решать!
Кивнув, Пуле принялся рыться в ящике, пока наконец что-то не нашел.
– Вот великолепная древесина! Сухая-пресухая. Ну, что скажешь? Размеры подходят?
Он, хромая, подошел к Эллен и протянул ей заготовку. Пока она ее рассматривала, он выбрал две деревянных пластины для ножен. О высоком качестве его товаров знали все в округе, так что у него было очень много клиентов среди ремесленников, и нужные материалы всегда находились под рукой.
– Ты прав, по размеру как раз подходит!
Она повернулась к Жану и протянула ему заготовку.
– Это вишня, – сказала она мальчику, а затем попросила Пуле: – Ты не мог бы ее распилить?
Плотник закрепил заготовку и, взяв пилу, наметил середину.
– Вот так? – уточнил он у Эллен.
Та кивнула, и Пуле распилил деревяшку надвое.
– Что-нибудь еще, малыш?
Глаза у него блестели, и Жан подумал, что он, должно быть, такой же хороший торговец, как и плотник.
– Думаю, нет, – ответила Эллен, но в ее голосе по-прежнему звучало сомнение.
Пуле протянул ей распиленную заготовку и древесину для ножен, а затем назвал цену.
Жан изумленно выпучил глаза.
– Слушай, это конечно твой знакомый, но даже если бы он продавал свой товар самому королю, то цена все равно была бы слишком высокой. Такое ощущение, что ты покупаешь не дерево, а золото. При этом такого дерева полно в лесу, его нужно просто собрать! – возмутился он.
– Милый мальчик! – Пуле ухмыльнулся. Жан раздраженно на него взглянул.
– Он понятия не имеет о ценах на древесину, да и ничего о ней не знает. – Эллен вздохнула, прекрасно понимая, что Пуле сделал ей скидку.
Жану любая цена показалась бы слишком высокой, потому что он не знал, как важно использовать хорошо просушенное дерево и как трудно подыскать заготовки для ножен.
– Мальчик далеко пойдет, да и ты с ним не пропадешь, если будешь его слушаться! – Пуле немного снизил цену. – Ну что, теперь ты доволен, мальчик?
Жан покраснел. Он кивнул, а когда Пуле и Эллен расхохотались, немного обиделся.
– Вот, вырежешь себе что-нибудь красивое. Это ясень. – Пуле протянул Жану узловатую палку.
– Спасибо, – буркнул Жан, не глядя плотнику в глаза.
– Если увидишь Клэр, обними ее за меня и скажи, что я молюсь за Жака и ребенка, которого она носит. Да и Гуо привет передавай, ладно?
– Конечно, малыш, я так и сделаю. Берегите себя! – Пуле обнял Эллен на прощание.
Жан молчал до тех пор, пока они не покинули деревню.
– Вы надо мной насмехались! Вы меня высмеяли! Я вот ничего смешного тут не вижу! Этот твой странноватый друг в итоге все же снизил цену. Вот видишь, значит, я был прав, и цена была слишком высокой! – Он наконец взорвался.
– Я с тобой не согласна. Он обошелся со мной даже лучше, чем я ожидала. Не будь ребенком, Жан. Пуле – честный плотник, иначе он не смог бы иметь столько клиентов и зарабатывать себе на жизнь, ведь он калека. К тому же он подарил тебе хорошую деревянную заготовку.
– Пф-ф! Такие палки в любом лесу на земле валяются. – Жан огорченно махнул рукой.
– Из нее можно что-нибудь вырезать, потому что она достаточно сухая. А палки, которые ты найдешь в лесу, никуда не годятся. Зеленую древесину, то есть молодую, сложно обрабатывать – она слишком волокнистая, а когда высыхает, то легко ломается. А старая древесина в лесу, как правило, трухлявая. Пуле всегда сам выискивает материал. Его подмастерье и ученики срубают только те деревья, которые он выбирает, а затем он держит дерево на складе, где оно должно пролежать год-два, чтобы окончательно высохнуть. Только после этого из дерева можно делать такие заготовки, как те, что я купила. Поверь мне, это хорошая древесина.
– Хм-м… – пробормотал Жан. Ему было неприятно сознаваться в том, что он ошибся в Пуле. – А что с ним вообще такое? Я имею в виду ноги.
Эллен пожала плечами.
– Понятия не имею. Говорят, когда-то он был красивым парнем, хотя это трудно себе представить, глядя на него сейчас.
Жан подумал о непропорционально большой голове Пуле, сидевшей прямо на плечах, и не было даже намека на шею. Мальчику вспомнилась вся фигура плотника, и он покачал головой. Он был красивым парнем? Это невозможно!
Они шли от одной деревушки к другой, наслаждаясь теплыми осенними деньками, наполненными солнечным светом и украшенными пестрой листвой. Только когда сгущались сумерки, становилось холодно и сыро, поэтому они пораньше выбирали себе уютное место для ночевки и разводили костер. Мадлен пела колыбельные. Благодаря ее чистому высокому голосу казалось, что это поют эльфы. Эллен работала над рукоятью меча и слушала пение девушки. От звучания этого нежного голоса у Эллен слезы наворачивались на глаза. Положив одну из половинок заготовки на основание лезвия, Эллен обвела ножом, который когда-то подарил ей Осмонд, контуры на древесине. Когда Мадлен замолчала, Эллен отерла рукавом слезы и проверила, плотно ли соединяются две части рукояти. Затем она так же обвела контуры основания меча на второй половине заготовки и осторожно начала выдалбливать дерево. Эллен много раз задень пользовалась этим ножом – она нарезала им хлеб, сало и лук, разрезала им ткань, чистила ногти, выстругивала вертела для мяса или вырезала что-нибудь из дерева, как сегодня. Иногда в такие моменты она тосковала по дому – вспоминала Осмонда, сестер, Симона и Эльфгиву. Интересно, жива ли еще старушка?
Эллен стала вспоминать, сколько же лет прошло с тех пор, как она уехала из Орфорда.
– Должно быть, прошло лет десять-одиннадцать, – пробормотала она.
– Кто? – с любопытством спросил Жан.
Он тоже решил заняться резьбой по дереву и, взяв нож, который пару месяцев назад выковала для него Эллен, принялся за работу.
– Не кто, а что.
– В смысле?
– Я размышляла о том, как давно уехала я из дому. Думаю, прошло лет десять-одиннадцать, – немного раздраженно ответила Эллен.
– А-а-а, понятно. – Жану это было не интересно, и он снова сосредоточился на резьбе.
Всегда, когда Эллен думала о семье, она ощущала неприятное жжение в животе, так что она старалась не углубляться в эти мысли.
– Нужно держать нож под другим углом, – слишком резко сказала она Жану, и тот удивленно поднял голову. – Вот, видишь? – Эллен показала ему, как держать в руке нож. – И двигай ножом по направлению от себя, иначе можешь пораниться. – Только сейчас она заметила странный блеск в его глазах.
Она уже собиралась спросить его, что случилось, когда он внезапно сказал с дрожью в голосе:
– Отец часто занимался резьбой по дереву по вечерам. – Он вытер нос рукавом. – Вообще-то я должен бы знать, как держать нож, ведь он не раз мне это показывал, но я почему-то помню все как-то размыто.
Эллен сочувственно взглянула на него.
– Но ведь это было так давно! – сказала она, погладив его по голове, чтобы успокоить.
– Их лица… Они исчезли!
– Чьи лица, Жан?
– Лица моих родителей и младшего братика. Когда я думаю о них и пытаюсь их представить, то вижу лишь кровь, вспоротый живот отца и вывихнутые руки матери. Я уже не помню, какого цвета были их глаза и волосы. – Жан тихо плакал.
Эллен могла лишь догадываться, что он чувствует. Внезапно ее тоска по дому показалась ей пустяком по сравнению с одиночеством, которое, должно быть, ощущали Жан и Мадлен. Они ведь даже не знали, где находилась их когда-то родная деревня, и если они когда-нибудь случайно не попадут в те места, то никогда не найдут родной дом, хотя Жан и не переставал в это верить. А может быть, их деревню и не отстроили, ведь все ее жители погибли. Эллен села между Жаном и Мадлен, обнимая их обоих и укачивая, словно младенцев.
– Я так рад, что мы повстречали тебя. Я всегда старался заботиться о ней, понимаешь? – тихо сказал Жан.
Мадлен молчала, счастливая от того, что Эллен ее обнимала.
– А вот у меня никогда никого не было. Я имею в виду, никто никогда не заботился обо мне. – Мальчик смотрел в огонь, отвернувшись от Эллен.
Она видела, как блестят слезы на его щеках.