еть с катушек? Не помереть на ровном месте? Меня штормило, я не понимал, что происходит, чудовищным усилием воли держал себя в руках, поэтому да. Соображал я так себе.
Но выбор сделал правильный. Из всех тех, к кому я мог завалиться, была всего одна персона. Которая могла и послать. Потому что завалился я к Екатерине, нашей преподавательнице, полувеликанше. Такой наглости наши отношения совсем не подразумевали, но в тот момент я об этом не думал. Каким-то чудом угадал балкон, свалился на него, и, когда женщина вышла, уставившись на меня, озвучил, что немного помер, немного воскрес и мне надо прийти в себя.
Доброе у неё сердце.
В ванну оттащила, отмыла, коньяку налила, плитку шоколада выдала, историю выслушала, массаж сделала и напряжение древним способом дала скинуть. Никакой романтики. Самые что ни на есть реабилитационные услуги. Как в себя пришёл, а это было часа в три ночи, меня выставили за дверь.
К тому времени я соображал уже получше. Понял, что тем самым мне указали — приходить было всё же наглостью. Я и не спорю. И так должен.
Много кому. Выйдя на улицу, присел на лавочку и задумался. Полубог — хрен с ним. Как мой труп оказался в лесу, в компании Блохиной и Дауры, а ещё двух других трупов, которых явно принесли в жертву, а рядом ещё и Ким бегал — вот это прямо-таки отличный вопрос. Тянущий на четыре костра. Для каждого из участников. Кровавые жертвоприношения — это серьёзное нарушение закона. Нет, даже не так. Закон, конечно, обратит на это внимание. А потом за дело возьмётся инквизиция. Так что костёр не то чтобы маловероятное событие. Даура, конечно, отожгла.
Хех. Весело получилось.
Но разбираться с этим буду завтра.
Меня не захотели пропускать. А я не захотел входить в положение и ждать под дверью. Дверь моего несогласия с ситуацией не выдержала и немного сломалась, с грохотом рухнув на пол.
Кажется, часть моей божественности вернулась вместе с воскрешением, что дало прибавку ко всем коэффициентам, и к физической силе в том числе.
— Эварницкий, ты что творишь?! — прошипел Фёдор Михайлович, вскочив.
Здесь он находился не один. Здесь — это в допросной. За столом сидела Даура, теребя подол платья. Куратор расположился в стороне. Допрашивал девушку другой мужчина, в мундире Ищущих. Который при моём появлении вскочил и встал так, чтобы у него за спиной никого не оказалось. Хорошие рефлексы.
Я прошёл внутрь, скинул молот, который чуть ранее забрал из парка. Он шмякнулся о пол, выбил крошку, но такие мелочи меня не интересовали.
— По какому праву вы удерживаете мою подопечную? — спросил я ледяным тоном.
— Это тот самый Эварницкий? — спросил незнакомец у куратора. — Он у вас настолько неуправляемый?
— Это он по жизни такой, не только у меня, а в принципе, — ответил Фёдор Михайлович и перевёл взгляд на меня. — Давид, с каких пор Даура стала твоей подопечной?
— С тех пор как вы назначили меня старостой.
— В обязанности старосты входит составление расписания и прочие по большей части бюрократические обязанности. Вламываться на допрос, выносить дверь — нет, не входит. Явившись сюда, ты уже себе на статью заработал, — ответил куратор, вовсе не радостный от моего появления.
— Ну так арестуйте меня, — предложил я. — А пока не арестовали, я сам буду решать, что входит в обязанности старости, а что нет. Я вас предупреждал, Фёдор Михайлович. Как видите, мои слова часто оказываются пророческими. Так и что здесь происходит? На каком основании мою подопечную допрашивают?
— Как интересно, — с любопытством смотрел на меня незнакомец. — Дело-то вон какое многообещающее. А ты, Фёдор, говорил не лезь, не лезь, — иронично сказал он. — Молодой человек, — смерил меня мужчина взглядом. — Ваша так называемая подопечная обвиняется в проведении тёмного ритуала. Вы, между прочим, являетесь свидетелем, но, как теперь понимаю, скорее, соучастником, а то и вовсе организатором. Понимаете, что это значит?
— Понимаю, — кивнул я. — Я, Давид Романович Эварницкий, глава рода Эварницких, а также проклятый бог Элиот, наречённый Сказителем, официально заявляю. На мне долг жизни перед этой девушкой, и я готов любому, кто попытается причинить ей малейший вред, объявить войну. На уничтожение. Вы понимаете, что это значит? — глянул я на мужчину.
— Давид… — покачал головой куратор. — Ты сейчас сильно всё усложняешь. Клятва не даст тебе объявить войну представителю империи.
— Клятва? — рассмеялся я. — Меня вчера убили, Фёдор Михайлович. Это не метафора, а факт. Поэтому клятва аннулирована в связи с моей смертью. Также это ваша вина, что такое произошло. Ваша — это значит конкретно ваша, ваших кураторов и даже императора, если с его дозволения кто-то поощряет конфликт между мной и храмами.
— Ещё и обвинение императора, — чуть ли не восторженно произнёс незнакомец.
— Что это за смертник? — спросил я у Фёдора Михайловича.
— О нет. Смертник здесь только вы, господин Эварницкий. Фёдор Михайлович, тебе бы тоже обеспокоиться. Вместо повышения как бы на каторгу не угодить.
— Давид, тебе и правда лучше сбавить обороты.
— Я своё слово сказал, — ответил ему. — Можете моё послание императору передать, хоть ещё кому. В случае развития конфликта обещаю — результат ни вам, ни императору, ни самой империи не понравится.
— Кхм-кхм, — раздалось вежливое покашливание у меня из-за спины. — Господа…
Я обернулся и увидел старого знакомого.
— Зануда, надо же, — усмехнулся я. — Смотрю, имидж сменил?
Выглядел он несколько иначе. Появился загар. Аккуратно уложенные волосы сменились лёгким беспорядком на голове, что смотрелось дерзко и стильно. Перестал сутулиться и на окружающий мир смотрел не так зажато. Кажется, даже в плечах чуть раздался.
— Твоими молитвами, — ответил он без улыбки. — Господа, — повторил он, привлекая внимание. — Личным распоряжением императора меня назначили заниматься этим делом. Всем делом, — уточнил он. — Вот приказ. Ознакомьтесь, — вытащил он из артефакта пространства красивую гербовую бумагу.
Что там написано, мне не показали. Фёдор Михайлович озадачился. Незнакомец нахмурился.
— Как это понимать? — возмущённо спросил он.
— Как понимать волю императора? — удивился Зануда. — Как волю, которую следует исполнить немедленно. Передайте все материалы по делу. Вы и ваши люди пока помещаются под карантин.
— Это… — начал было незнакомец, но глянул ещё раз на бумагу и предпочёл заткнуться. — Приступаю к исполнению.
— Благодарю за сотрудничество, — степенно кивнул Зануда. — А теперь, господа, оставьте меня с господином Эварницким.
— Что насчёт ведьмы? — спросил незнакомец, кивнув на Дауру.
— Фёдор Михайлович, подождите с девушкой за дверью, — ответил Зануда.
— Конечно, — ответил тот.
Куратор, возможно, бывший куратор, прихватил Дауру, которая бросила на меня вопросительный взгляд и, дождавшись кивка, проследовала за ним. Незнакомец тоже вышел, и мы с Занудой остались вдвоем.
— Ну что, как с мулатками потусил?
— Спасибо, неплохо, — кивнул он. — Присаживайся, Давид. Ты же не будешь запираться и ответишь на вопросы нормально?
— Здесь не с чем запираться. Меня убил полубог, сын Аресуса, который ещё и с архидемоном сговорился. На месте событий вы должны были найти амулет, что перебросил мою душу прямиком в инферно, и меч Аргания.
— Аргания? — вскинулся Зануда.
— Ну да, а что? Ты только сейчас узнал, кто меня завалил?
— Ещё час назад я был в другом городе. Меня дёрнули телепортом и направили сюда. Как самого опытного, кто общался с тобой, — поморщился мужчина. — Арганий — это что-то типа ультимативного козыря храмов. Мифический герой, наравне с Гераклом и прочими личностями, отметившимися в древней истории. Так значит, он ещё и с архидемоном сотрудничал?
— В этом нет ничего такого. Архидемоны спокойно тусят с богами.
— Это на Олимпе нормально, а у нас… — покрутил мужчина рукой. — Меня прислали сюда в том числе чтобы найти то, чем прижать храмы.
— Тогда найди амулет.
Зануда достал телефон, отбил парочку сообщений, снова на меня уставился.
— Так что случилось? — спросил он.
— Меня убили и отправили в инферно. Я там немного подрался и воскрес.
— В твоих устах это звучит как типичный вторник.
— Думаешь, как вторник? — задумался я. — Ну да, согласен. Понедельник точно не то. На выходные как-то не тянет. Пятница — совсем мимо. А среда и четверг слишком заурядны. Да, Зануда. Реально неплохо метафору подобрал, — уважительно сказал я.
— Мне бессмысленно заговаривать зубы. Что насчёт девушки? Она действительно провела тёмный ритуал?
— Очень тёмный. Жуткий. Принесла в жертву девственницу.
— Какую ещё девственницу? — напрягся мужчина.
— Ту самую Блохину.
— Погоди, — покачал он головой. — Ты про Елену Блохину? Но она же жива.
— Я и не говорил, что её убили. Даура подбила Блохину поцеловать мой труп. Её поцелуй был страстным, неумелым и таким искренним, что достиг меня в самом инферно, и, заинтригованный вопросом, кто же мне рот слюнявит, я вернулся обратно.
— Хватит нести бред.
— Ты не поверишь, но я говорю абсолютно серьёзно. Это правда. Блохина реально меня целовала. Можешь сам у неё спросить.
— Обязательно спрошу. Так был тёмный ритуал?
— Ты прикалываешься? У вас подопечного в инферно отправили! Вот тебе самый тёмный ритуал!
— Значит, всё же будешь упираться.
— Ты слышал мои слова про девушку?
— Про долг жизни и готовность объявить любому войну?
— Именно. Если слышал, то сам подумай, стоит ли что-то предъявлять девушке, которая спасла мне жизнь, — без тени улыбки серьёзным тоном сказал я.
— Боги с тобой, — махнул рукой он. — Иди уже.
— Очень смешно, — фыркнул я.
Будет он ещё мне про богов шутить.
Хотел бы я сказать, что в следующие дни жизнь наладилась.
И — скажу. Но не у меня. У других.