Виктор тут же встал с корточек, на которых поил эту… это существо, а затем также поставил на ноги ее, сделал шаг назад, пресекая другие поползновения. Жизнь после Катастрофы научила парня остерегаться подобных жестов.
— Что ты делаешь… — Начал он, но быстро замолчал, когда девушка тихо произнесла:
— Савва..?
— Я же говорил, не называть меня этой идиотской кли… — Молодой человек осекся. Первичное раздражение быстро сменилось растерянностью, а затем — узнаванием. Его глаза расширились в удивлении, но только для того, чтобы подозрительно сузиться.
Он замолчал, недоверчиво разглядывая фигуру перед собой. Незнакомка напротив тоже не спешила нарушать эту ядовитую тишину. Она лишь завороженно пялилась на его лицо, узнавая и не узнавая одновременно бывшего парня.
Такие привычные черты, и такие сильные изменения. Резкие, бескомпромиссно очерченные линии скул и подбородка, жесткая линия губ, при этом — ни морщинок ни складок. В детстве девушка зачитывалась мифами и легендами Древней Греции, и именно так в ее изображении выглядел Бог Войны.
— Помоги мне…
— Что? — Моргнул Виктор, слишком занятый придирчивым анализом ее лица и одежды. Он сосредоточенно пытался понять, кто перед ним — человек или очередная хтонь. Поэтому слишком погрузился в себя, даже не подумал, как это будет выглядеть со стороны (Весьма жутко и угрожающе).
— Это же я, Ира! Мы встречались! — Невпопад крикнула девушка все тем же ломким от надрыва и боли голосом.
— Мы просто спали друг с другом. Ты сама согласилась тогда на секс без обязательств! И отказалась от нормальных отношений, — Раздраженно ответил он. Скорее от растерянности, чем из-за желания спорить или какого-либо негатива.
В глазах несчастной беглянки тут же появились слезы. Как всегда. Как в том далеком, бесконечно далеком прошлом, в мирное время, что сейчас воспринималось как сон. Ира никогда не рыдала навзрыд и не закатывала истерик, однако ее тихая боль и немые слезы били куда сильней любых скандалов и слезоразливов от всех его прошлых пассий вместе взятых.
— Почему ты не хочешь помочь мне? — Тихим, обреченным голосом спросила она. Обвинения кончились не успев начаться, осталось лишь отчаяние и какая-то обреченная покорность.
— Хочешь, я отдамся тебе? — Вдруг спросила девушка. Она сама не знала, зачем сморозила такую чушь. Конечно, он не такой, но… Женская красота — это все, что у нее осталось. А осталась ли?
Она не слишком отдавала себе отчет, когда начала томно изгибаться, призывно облизывать губы. Даже провела ладонью по груди, заставляя упругие холмы натянуться, а потом подпрыгнуть под тонким слоем облегающей ткани.
Не осталось ни здравого смысла, ни гордости. Только дикий, выворачивающий наизнанку ужас, что ее кошмар вернется. Что единственный человек из ее светлых воспоминаний уйдет. Ира должна была любой ценой уломать его остаться. Это все, что мог сейчас решить ее измученный, паникующий разум.
— Я ведь все еще красивая. Ко мне несколько раз приставали случайные монахи… — Она осеклась, когда поняла, что вспомнила об этих инцидентах только сейчас. А сколько еще таких моментов скрыто в глубине ее памяти? От осознания глубины той пропасти, в которую ее столкнули церковники ужас накатил повторной волной.
Она тихо, почти не слышно завыла на одной ноте. Бросилась на грудь Савве, тому самому милому Савве, изо всех сил желая, чтобы он не оттолкнул ее, обнял. Не бросил.
— Не говори глупостей. Дело не в этом, — Виктор отвел взгляд, не выдержал той страшной, почти звериной надежды на ее лице. Но не стал и отступать дальше, пытаться сохранить дистанцию. Пусть ее. Даже легендарная нежить не убьет его с первого удара, а от женщины, что пыльным кулем висела у него на руках, не исходило никакой угрозы.
Виктор слегка поморщился, но все же обнял ее, когда она с щенячьим выражением на лице подняла на него глаза. Потом вздохнул, еще раз окинул взглядом сутулую фигурку.
Короткие, висящие сосульками волосы. Изможденное лицо, сгорбленная, униженная поза. Удивительно, но она действительно сохранила красоту даже в таком состоянии.
Тускло-рыжие лохмы с налетом грязи, кое-как укороченные не то ножом, не то плохими ножницами едва закрывали затылок, зато уже вовсю лезли в глаза и спускались по щекам отдельными локонами. У других они бы выглядели сущей мочалкой, но этой девушке удивительно шли, придавая трогательный и беззащитный вид. Измученное лицо с заострившимися чертами и впалыми щеками могло бы отталкивать, если бы не россыпь веснушек, что вдруг стала видна на пергаментно-бледной коже.
А вот красивый изгиб шеи и приятная глазу фигура, пусть и слегка усохшая, никуда не делись, так что Санитар прекрасно мог понять охочих до сладкого попов. Правда, вместо солидарности ему хотелось намотать их яйца на кулак. Просто так, для профилактики. Насильников он не любил ни в прошлой, ни в нынешней жизни.
— Ты можешь идти? — Он уже смирился с новой обузой. В лучшем случае, просто придется потратить несколько часов на обратный путь до церкви и первичное устройство. В худшем — тащить ее за собой непонятное количество времени.
Минусы первого варианта — она тут же становится своего рода заложником. А также возможным больным местом излишне ретивого одиночки, объектом, через который могут достать его самого даже не контактируя напрямую с самой Ирой. (Яд на коже, безвредный для самой обладательницы, какая-нибудь бомба в желудке с дистанционным управлением — фантазия здесь могла разгуляться и без широких возможностей Системы и новых реалий).
Минусы второго — у него появляется балласт, о котором нужно заботиться, который нужно защищать, подстраиваться под ее скорость, искать укрытие перед серьезным боем и так далее.
"Ладно, чего гадать-то? Спрошу у нее сам".
— Да, я могу идти… — Все еще тихим и ломким голосом отозвалась его бывшая девушка. Но теперь из интонации ушла обреченность и бесцветность: они налились даже не надеждой — жаждой жизни.
— У тебя есть два варианта… — Начал Виктор, но, не успел он договорить, как Ира снова вцепилась в рукава его плаща? бронекостюма? тканевой брони, ага, и взмолилась:
— Только не отдавай меня им обратно! Прошу! Я не выдержу больше… — Она уже сама успела позабыть, как изо всех сил пыталась дойти до церкви. Но теперь, когда впереди забрезжила надежда и появился шанс на что-то большее, чем подопытный кролик, Ира вцепилась в него обеими руками.
— Им, в смысле церковникам? — Нахмурился Санитар. По-новому глянул на ее изорванную одежду, нашел взглядом полускрытую плащом эмблему на правой стороне груди, — Ты была крестоносцем?
Он понял это еще когда впервые ее увидел. Но тогда встреченная им незнакомка не являлась Ирой. Просто очередным человеком, которому можно помочь или пройти мимо. Вот только сейчас ее бедственное положение уже начало становиться его личной проблемой. Пусть и по далеким от романтических обстоятельств причинам.
— Да. После Катастрофы мне стало так страшно. Люди вели себя как животные, повсюду зомби и кровь… — Несколько бессвязно начала девушка свой рассказ. Виктору было не слишком удобно слушать ее в этой подворотне, особенно когда Ира все еще висела на его руке, но прерывать ее хитокири не стал.
— Я не понимала, что происходит. Не хотела понимать, скорее. Ты же помнишь, вид крови вводил меня в ступор.
— Как и любая опасная ситуация, — Неожиданно для себя хмыкнул Санитар. Вспомнил один забавный эпизод их совместной жизни.
— Ты опять вспоминаешь тот случай с газом, — Девушка улыбнулась радостной, светлой улыбкой. Наверное, впервые со дня Катастрофы. Странно, но ее паника с начавшей внезапно плавиться комфоркой всегда вспоминалась со стыдом, Ира всегда злилась, когда "Савва" напоминал об этом случае. Сейчас же общие воспоминания о чем-то, кроме будней одноразовых солдатиков христианской секты, вызывали у нее настоящий восторг.
"Вот уж точно: хотите заставить человека ценить жизнь — отнимите все, а затем верните половину", — Грустно отметила она. Способность к отстраненному анализу своих действий, несмотря на любой эмоциональный шторм, осталась единственной ее чертой характера, что вышла из всех личностных перипетий практически неизменной.
— Вспоминаю, — Согласился с ней Виктор, а беглянка еще теснее прижалась к его дышащему силой телу, и только потом продолжила:
— Мне повезло… Наверное. Та моя холодная студия, на которую я постоянно жаловалась, в итоге спасла мне жизнь. Никто не позарился на однушку-развалюху. Последний этаж и вовсе оказался пустым, а из-за постоянно текущей крыши соседей у меня не было. Так что я сидела там не меньше недели, пока не стали кончаться продукты.
Хорошо, что за это время в подъезде стало тихо. От двух зомби я просто убежала, а непонятную тварь заманила в квартиру на первом этаже и выскочила через окно… Затем вышла к какой-то группе людей. Они единственные не выглядели большими монстрами, чем все мертвецы вокруг.
— Если тебя приняли в группу, то как ты оказалась в рядах крестоносцев?
— Они бросили меня. Нет, сначала все казалось нормальным, — Покачала Ира головой. Она украдкой вытянула руку, но парень так и не взял ее в свою, отчего девушке стало чуточку более грустно, — Там было три парня и одна девушка. Все с каким-то оружием, у одного даже пистолет имелся. Сначала они только обрадовались мне. Парни, ну, понятно почему, а девушке, наверное, надоело быть одной. Мы успели пройти всего лишь две, может три остановки, выбрали квартиру для ночлега. Там-то и выяснилось, что я даже не знаю ничего о Системе. Первый уровень, без титула, да еще и нуб.
— Они выгнали тебя? — Неверяще уточнил Санитар. Нет, не из-за возможной подлости. Скорее здоровое удивление человека, не понаслышке знающего, как опасен ночной город. У простого человека в нем не имелось никаких шансов на выживание, несмотря на всю возможную удачу.
— Не выгнали. Даже дали банку консервы. Просто ушли, пока я спала, и даже не написали записки. Я звала их, истерила на всю округу. В итоге, зомби стали ломиться внутрь, так что мне пришлось опять уйти через окно. Я бежала несколько кварталов, пока не упала от усталости. Не знаю почему, но ни один зомби так и не подошел ко мне за те два часа, пока я валялась на какой-то скамейке во дворе. А потом увидела издали отца Германа… в смысле церковников. Ну, а что произошло дальше, ты и сам прекрасно понимаешь.