Он издал неровный тяжелый вздох, прежде чем смог заговорить снова.
– Можно посмотреть ее? – спросил я.
Книги были редкостью и драгоценностью, даже такие потрепанные. Было очень необычно видеть, что кто-то имеет книгу в личной собственности.
– Конечно.
Я открыл ее наугад и увидел строчки, написанные ровным красивым почерком. К моему огорчению, они ничего для меня не значили.
– Написано по-сарацински, – сказал старик.
Я выглядел разочарованным.
Герард позволил себе унылый смешок.
– Мой отец предложил ее в дар одному монастырю. Но монахи отвергли его. Сказали, что это работа идолопоклонников, и она осквернит их библиотеку святых книг.
Я стал осторожно листать страницы. Книга мокла, потом высыхала, отчего пергамент стал хрупким. Но сами письмена остались четкими.
– Как бы хотелось узнать, что тут написано. Если бы я знал, кто может ее перевести, – сказал я.
– Ты не подумал о своем рабе Озрике?
Я удивленно взглянул на него.
– Ты не понял, что в нем сарацинская кровь? – Старика как будто слегка удивило, что я не додумался до этого сам.
– Я не много встречал сарацин, – признался я.
– А я встречал, и могу сказать, что твой раб родом из Испании или из Африки.
Я задумался о его догадке. Озрик был смугл, но его лицо было не темнее, чем у многих других людей, знакомых мне в детстве.
– Даже если он сарацин, сомневаюсь, что он умеет читать или писать, – сказал я.
Герард осторожно устроился поудобнее на подушках.
– И все-таки спроси его. Если он сможет прочесть книгу, то, может быть, найдет рецепт снадобья, способного ускорить мое выздоровление. Все знают, что сарацины искусные лекари.
Старик явно устал, и я переключил внимание на книгу у себя в руках. От влаги первая страница прилипла к внутренней стороне обложки, пришлось осторожно отделить ее. Здесь, наконец, я разобрал некоторые письмена, хотя не мог понять их значения. Бертвальд научил меня греческому алфавиту, прежде чем сбежал от церковных ищеек, но я подозревал, что самого-то языка он толком не знал. На первой странице было единственное написанное по-гречески слово. Я разбирал букву за буквой и про себя произносил, как они могли звучать.
Герард уснул. Его дыхание было неглубоким и тяжелым, голова моталась из стороны в сторону. Я подумал было засунуть книгу обратно ему под подушку, но побоялся его побеспокоить и, снова завернув ее в тряпку, сунул под мышку и отправился на розыски Озрика. Если в книге есть медицинские сведения, способные помочь старику, нужно как можно скорее найти переводчика.
Я нашел раба в конюшнях, он расспрашивал главного конюха, будет ли гнедой мерин бежать прямо, если отпустить поводья, или свернет в сторону. Он не успел получить ответ, когда я позвал его выйти, и мы отошли в место, где нас никто не мог услышать.
– Старик Герард считает, что ты спас ему жизнь, дав то снадобье, – сказал я.
– Опасность для него еще не миновала. Может быть рецидив.
Глаза невольника остановились на свертке у меня под мышкой.
– Он дал мне книгу. Думает, что в ней могут быть знания, которые помогут ему излечиться. – Я замялся, боясь его обидеть. Мало кому бы понравилось, если его примут за сарацина.
Озрик бесстрастно посмотрел на меня.
– Я не могу ее прочесть, – запинаясь, проговорил я. – Может быть, ты сумеешь? – Решившись, я развернул книгу и протянул ему.
Ничего не сказав, он открыл ее и заглянул внутрь. Потом поднял голову и посмотрел на меня.
– Старик думает, что ты родом из Испании или из Африки, – чувствуя, как кровь приливает к щекам, сказал я.
На лице Озрика не дрогнул ни один мускул.
Мне становилось все более неловко под его молчаливым взглядом.
– Прав он или нет – мне все равно. Я просто хочу помочь ему.
Наконец Озрик издал долгий медленный вздох.
– Прошло много-много времени с тех пор, как я держал в руках такую книгу. Я смогу прочесть, что здесь написано, если содержание не слишком сложное. – Он посмотрел на том и медленно полистал страницы.
Я ждал, что он скажет. Время тянулось.
Наконец, он произнес:
– Герард ошибся. Это не книга по медицине.
Я упал духом. Хуже того, я уже жалел, что вторгся в жизнь Озрика до его рабства. Если бы он хотел, чтобы я знал о его происхождении, то давно бы рассказал сам.
– А что это? – спросил я.
– Точно сам не знаю. Здесь есть незнакомые слова. – Он показал. – Вот тут говорится, что если человеку снится, будто он летает, это означает, что он приобретет великие богатства. – Он перевернул еще несколько страниц и выбрал другой отрывок. – А здесь речь идет про облака и ветер.
Он закрыл книгу и вернул мне.
– При достаточном времени, возможно, я мог бы разобраться.
– Озрик, сарацин ты, христианин или язычник, мне не важно.
– Там, откуда я пришел, сказали бы, что такова воля Бога, – заверил он меня с тусклой улыбкой.
Я оставил Озрика в конюшне и пошел искать Алкуина. Он стоял у входа в канцелярию, увлеченно беседуя с другим священником, в котором я узнал Одо, главного королевского архитектора. По-видимому, они обсуждали следующий этап строительства, так как повернулись к церкви и, обмениваясь комментариями, стали указывать вверх на новую крышу. Подождав, пока они закончат, я подошел к Алкуину и спросил, не может ли он помочь со значением греческого слова.
– Что за слово? – спросил Алкуин.
– Онейрокритикон, – сказал я.
Должно быть, мое произношение сбило его с толку, поскольку он попросил повторить помедленнее.
С третьей попытки мне удалось выговорить правильно, и тогда Алкуин с улыбкой сказал:
– А! Теперь я понял. «Онейр» – это сон или видение. «Критикон» происходит от «критикос», что означает способность понимать или судить. Так что твое слово означает что-то вроде «толкования сновидений». Похоже на правду?
Я ощутил дрожь предчувствия. Я никогда ни словом не упоминал, даже Озрику, о моих тревожных снах, или как мне является умерший брат. Чужеземная книга, вероятно, позволит разгадать, что означают мои видения.
И вдруг я понял, что не уверен, хочу ли заглядывать в будущее. Я испугался, что это сделает меня беспомощным наблюдателем, обреченным смотреть на развитие событий, зная их итог и мучаясь сознанием, что не могу его изменить, каким бы мрачным он ни был.
Глава 9
У меня не было возможности поразмышлять, что делать с книгой. Два дня спустя я уехал из Ахена с группой придворных, направляясь на первую королевскую охоту в сезоне. Наша компания гудела от возбуждения. Невиданное множество лесников, егерей, псарей и охотников несколько недель готовились к великому событию. Погода стояла ясной и сухой с небольшим туманом ранним утром, и во главе нашей кавалькады виднелась высокая фигура короля. Он быстрым шагом ехал на большом мощном жеребце.
Проведя два часа в седле, мы оказались в королевском заказнике. Я узнал дорогу – тот самый тракт, по которому мы с грузом угрей ехали в столицу. Я гадал, доедем ли мы до того места, где нас пытались ограбить. Я сомневался, что смогу узнать точное место, так как все сильно изменилось с тех сырых дождливых дней. Тогда лес казался дремучим и зловещим, он словно надвигался на нас, а теперь приобрел внушающую трепет величественность. Возвышались вековые деревья, их верхние ветви толщиной с человека все еще зеленели последней осенней листвой. Но уже начался листопад, и земля под ногами между замшелыми стволами, насколько видел глаз, была покрыта бурым ковром, теряясь в сумерках первобытного леса. Наша кавалькада была лишь кратковременным нарушением покоя в его необъятности. Мы принесли веселый шум и суету – топот копыт, скрип кожи, разговоры, взрывы смеха, случайные ругательства, если чья-нибудь лошадь неуклюже спотыкалась. Но когда наша компания проезжала, безграничная и вечная тишина просачивалась обратно, прерываемая лишь краткими древними лесными звуками.
Я думал о том, как ничтожно вторжение людей в лесное царство, когда ко мне подъехал Отон. Он натянул поводья, чтобы ехать со мной рядом. Его круглое лицо разрумянилось от езды рысцой.
– Как поживаешь, Одноглазый? Как поживает восхитительная Берта? – спросил он, выводя меня из задумчивости.
– Я ее не видел с тех пор, как покинул королевский дом.
– Беренгер говорит, что она навещала тебя, – проговорил он с шаловливой искоркой в глазах.
– Она приходила посмотреть, как у меня дела, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.
– Только подходила к ложу?
Мне стало неловко.
– Не понимаю, о чем ты. – Мой голос звучал неубедительно.
– Берте нелегко отказать, – со смехом проговорил он.
Я сжал зубы. С радостью предпочел бы остаться в Ахене, чтобы иметь возможность снова встретиться с принцессой. Но это было невозможно. Все королевские гости должны участвовать в охоте. Только Герард имел уважительную причину уклониться из-за своего нездоровья.
– Отон, хватит его дразнить. Ты просто завидуешь, – послышался голос Хроудланда, и с другой стороны ко мне подъехал граф.
Его чалый жеребец был на несколько дюймов выше моего гнедого мерина, и я смотрел на друга снизу вверх.
– Завидую? – рассмеялся Отон. – Только не я. Но, возможно, ты должен рассказать ему. Это может уберечь его от разбитого сердца. – Он отъехал в сторону и отстал, чтобы не слышать нашего разговора.
– О чем он? – спросил я Хроудланда.
– Берта имеет репутацию охотницы за мужчинами, – коротко сказал граф.
Я разинул рот.
– Но она же королевская дочь!
– Именно. Она получает все, чего хочет.
Я ощутил пустоту под ложечкой. Я лелеял то, что произошло между мной и Бертой, лелеял каждое мгновение. Она сразила меня.
Граф увидел мое страдание.
– Не принимай близко к сердцу, Одноглазый. Берта и ее сестры считают двор своим охотничьим заказником, как этот лес вокруг.
– Но, конечно же, отец не позволяет им, – запротестовал я.