– Настала пора проверить, – нетерпеливо вмешалась Берта.
– Это не так просто… – промямлил я.
Мне хотелось порадовать Берту, но я начал сомневаться, правильно ли сделал, рассказав об Онейрокритиконе. Возникло ощущение, что в вопросах сестер кроется нечто большее, чем они готовы признать, какая-то болезненная, опасная тема, с которой я не готов справиться.
– В чем трудности? – спросила Аделаида.
Ее голос был низким и мелодичным, но в нем слышалась прощупывающая нотка, и я стал говорить уклончиво:
– Толкование сновидения зависит от многих факторов – от времени, когда оно случилось, от положения увидевшего, от его здоровья, от того, тревожило ли его что-нибудь.
– Тебе известно положение моего отца – он король, – отмахнулась принцесса. – Сон приснился ему незадолго до полуночи. Не секрет, что он спит чутко, и потому сразу проснулся.
Было ясно, что она не из тех, кому легко заговорить зубы.
– Может быть, Ваше Высочество может изложить содержание сна? – предложил я.
– Отцу приснилось, что он путешествует по чужой стране. Он не имел представления, где он. Люди там были одеты странно и говорили на непонятном языке. Король был для них невидим, и они не замечали его, когда он пытался заговорить. – Неожиданно Аделаида заколебалась и слегка зарделась, словно смутившись.
– Продолжай, – сказала ее сестра. – Этот наглазник у Зигвульфа фальшивый.
– Больше всего отца встревожило, что во сне у него был один глаз. А другого не было, – проговорила Аделаида.
Я успокоился. Артимедор писал о снах про слепоту или потерю одного глаза в главе, которую мы с Озриком уже перевели.
– Может быть два объяснения этого сна, – начал я.
Дама тут же недоверчиво фыркнула.
– Так я тебе и говорила, Берта. Прорицатели всегда уклончивы. Они специально дают туманные предсказания, чтобы ты услышала в них то, во что хочешь поверить.
– Дослушай, Ада, – сказала возлюбленная, выступив в мою защиту. – Дай ему объяснить.
Бросив на нее благодарный взгляд, я продолжил:
– Согласно Артимедору, если человек видит сон про путешествия по чужой стране и про отсутствие одного глаза, это означает, что поездка будет полна трудностей.
Аделаиду, похоже, одолевали сомнения.
– Я не слышала, чтобы король собирался куда-то в чужую страну.
– Толкование этого сна не позволяет сказать, когда он сбудется, – предупредил я.
– Снова уклончивые слова, – тут же обвинила меня Аделаида.
Ее явный скептицизм подтолкнул меня сказать то, чего говорить я не собирался.
– Есть другое толкование отсутствия одного глаза, – решительно сказал я.
– Какое же? – усмехнулась Аделаида.
– Отсутствие глаза означает утрату одного из близких родственников, – тихо проговорил я.
Сестры внимательно на меня посмотрели.
– Какого именно? – спросила Берта твердым голосом, но в нем прозвучал страх.
Я уже решился, и пути назад не было.
– Кого-то из родителей или из детей.
– Ну, и отец, и мать короля уже умерли, – сказала Аделаида, и в ее глазах зажегся интерес.
– А грек больше не дает никаких подробностей? – медленно проговорила Берта.
– Вы должны мне сказать, которого глаза не хватало во сне вашего отца.
– Правого.
– Согласно Артимедору, отсутствие правого глаза означает утрату сына.
Не успели слова сойти с моих губ, как я пожалел о сказанном. Я представил королевское семейство за столом на пиру. Там был лишь один сын – Пипин. Хотя и незаконнорожденный, отпрыск наложницы, он был наследником. А сестры передо мной были дочерьми от законного брака.
Я попытался скрыть свои мысли, сохраняя лицо бесстрастным, но заметил, что женщины обменялись быстрым многозначительным взглядом.
Потом Аделаида живо проговорила:
– Забудем о манерах. – Она подошла к столу, вытащила пробку из фляги с вином и налила. – Вот, Зигвульф, тебе надо согреться, прежде чем снова выходить на холод.
Было ясно, что моя аудиенция у царственных сестер закончена.
Я покидал королевскую резиденцию в расстройстве. Меня не оставляло тошнотворное чувство, что я коснулся каких-то запретных тем дворцовой политики. То, что я сказал об утрате королем сына, задело обеих сестер. Но ничего из известного мне о Пипине не говорило о его скорой смерти. Я не видел юношу какое-то время, и он отсутствовал на королевской охоте, но в этом не было ничего удивительного, учитывая его физический недостаток.
Я так погрузился в свои мысли, что не смотрел под ноги. И вдруг поскользнулся и замахал руками, чтобы сохранить равновесие.
– Поберегись!
Закутанный в овчину бригадир строителей махнул мне, чтобы я убрался с пути. За ним вереницей двигались рабочие, поливая из ведер замерзшую землю. Растекаясь, вода застывала в лед.
– Посторонись, если не хочешь сломать шею! – рявкнул бригадир.
Рабочие создавали гладкую, скользкую дорожку от недостроенного зала торжеств. Позади двигалась другая ватага. Они тянули за веревки каменную глыбу. На ней стоял бронзовый конь со всадником, который поразил меня в первый день. Они волочили свой груз по льду.
Подойдя, я спросил бригадира:
– Где будет стоять эта статуя?
– Понятия не имею, – последовал ответ. – Просто каменщики хотят убрать ее с дороги. Говорят, она мешает поднимать кирпичи.
Он вытер повисшую на носу каплю и, обернувшись, стал что-то кричать своим людям.
Я продолжил путь в канцелярию, где Озрик все еще был поглощен Онейрокритиконом. Я спросил его, не пишет ли Артимедор что-нибудь про сны с бронзовыми статуями.
Он полистал книгу.
– Согласно ему, большая бронзовая статуя – хороший признак, так как она символизирует богатство. С другой стороны, если приснившаяся статуя действительно огромна, это предвещает страшные опасности.
– А что про статую коня со всадником?
– На такое не натыкался. Но когда человеку снится, будто он едет на хорошо выезженном послушном коне, значит, у него очень хорошая семья и верные друзья.
– Наверняка Артимедор дал и иное толкование.
Озрик печально улыбнулся.
– Если бедной женщине снится, что она едет верхом по городской улице, то, по словам автора, она станет шлюхой.
Я сел за стол и взял перо, но прежде чем продолжил писать под диктовку Озрика, рассказал рабу, о чем мы говорили с Бертой и Аделаидой.
– Насколько мне известно, Пипин пребывает в добром здравии. И все же книга толкует сон короля так, что он потеряет сына, – закончил я.
Озрик посмотрел на дверь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
– Хозяин, как я уже говорил, рабы и слуги сплетничают. Пипин не был официально объявлен наследником трона. В его окружении есть влиятельные лица, они боятся, что если у короля появится другой сын, Пипина обойдут.
– Потому что король не женился на его матери?
– Именно. Так называемые друзья Пипина подбивают его захватить трон, пока не поздно.
По спине у меня пробежал холодок. Если незаконнорожденный сын замышляет захват трона и его заговор раскроют, он почти наверняка будет предан смерти. А до того будут распри в королевской семье, взаимные обвинения, выяснения, кто знал о заговоре и кто участвовал в нем. Всякий посторонний, способный дать информацию, подвергнется допросам. Если Берта или ее сестра хотя бы намекнут о сомнительном будущем брата, все заподозрят, что я знал о планах Пипина и не предупредил власти. От меня захотят узнать подробности плана и, если понадобится, будут вытягивать их на дыбе. Я уже понял, на что готов пойти правитель, чтобы защитить свое место от соперников. Мой промах с Бертой и ее сестрой показал, что король Оффа далеко не единственная угроза моей жизни.
Я уже начал жалеть о том, что рассказал Берте про Книгу Сновидений.
Герард поправлялся очень медленно. Для выздоровления его перевезли в городской дом, принадлежавший богатому поставщику товаров для королевского двора. Я пошел туда рассказать про найденный Озриком ядовитый гриб и увидел, что старик сидит на кровати, закутавшись в накидку из куньего меха. Лицо его под толстой войлочной шапкой, скрывавшей седые волосы, было измученным и бледным. Но Герард был крепче, чем казался. В его глазах горели мысли.
– Значит, вот что чуть нас не доконало, – сказал он, выслушав меня.
– Озрик наткнулся на него в лесу.
Старик фыркнул.
– На кухне работают олухи.
– А если это не случайность? – осторожно проговорил я.
Он бросил на меня пристальный взгляд из-под кустистых бровей.
– Думаешь, гриб подбросили в похлебку намеренно?
– Мне пришла такая мысль, но не знаю, кому могло понадобиться вредить мне.
Герард мрачно усмехнулся.
– То есть ты считаешь, что у меня есть враги.
– Не хотел вас обидеть, – извинился я. – Но если враги есть, лучше об этом знать.
Из-под накидки высунулась худая, покрытая пятнами руками и поскребла подбородок.
– Рано или поздно каждый наживает врагов.
Настал мой черед делать выводы.
– Не верится, что я успел их здесь нажить.
– А как насчет оставшихся дома? У них могут быть длинные руки.
Я подумал о короле Оффе и своем изменнике-дяде, но усомнился.
– Я слишком незначителен для этого.
– Но все менее и менее, – ответил он. – Я слышал, на охоте ты наделал шуму, и одна принцесса высоко тебя ценит.
Я отвел глаза от его испытующего взгляда. Похоже, не только слуги разносили сплетни.
– Хроудланд думает, что меня отравили, стремясь припугнуть его.
Герард обдумал эту мысль.
– Такое возможно. Все заметили, что вы с Хроудландом очень близки. Он королевский племянник и мог стать мишенью для амбициозных соперников. – Старик резко сменил тему и спросил: – Твоему слуге Озрику удалось перевести книгу, что я тебе дал?
– Он на полпути к завершению. Это не медицинская книга. Она о том, как понимать значение снов, – ответил я.
– В ней есть хоть доля правды?